Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)

Вересаев Викентий Викентьевич

Графиня Елена Михайловна Завадовская

(1807–1874)

Рожденная Влодек, дочь генерала от кавалерии, – полька по отцу, русская по матери. С 1824 г. жена графа Вас. Петр. Завадовского, в молодости лейб-гусара, в тридцатых годах – обер-прокурора одного из департаментов сената. Исключительная красавица. Современник пишет: «Нет возможности передать неуловимую прелесть ее лица, гибкость стана, грацию и симпатичность, которыми была проникнута вся ее особа». Персидский принц Хозрев-Мирза сказал про нее: «Каждая ресница красавицы ударяет в сердце, как стрела». Граф М. Ю. Виельгорский говорил: «Артистическая душа не может спокойно созерцать такую прекрасную женщину: я испытал это на себе». К графине Завадовской, как недавно выяснилось, обращено знаменитое стихотворение Пушкина «Красавица». Завадовскую воспевали также И. И. Козлов и князь П. А. Вяземский.

Вяземский и некто Богуславский утверждают, что Пушкин изобразил в «Евгении Онегине» Завадовскую под именем Нины

Воронской, «сей Клеопатры Невы». Мы считаем это совершенно невероятным. Для обозначения красавиц поэты употребляют целый ряд исторических, мифологических и литературных женских имен: Диана, Венера, Юнона, Пенелопа, Фрина, Мессалина, Клеопатра, Мадонна, Беатриче, Лаура. Но далеко не безразлично, какое из этих имен прилагать к данной красавице: Диане сопутствует представление о девственной чистоте, Пенелопе – о супружеской верности, Мессалине – о половой разнузданности, Мадонне – о божественной святости и т. д. Если подводить под художественные образы соответственные прототипы, то под Ниной Воронской можно разуметь одну только Закревскую, – она целиком подходит под то представление, какое Пушкин имел о Клеопатре. В том же, что мы знаем о Завадовской, нет решительно никаких черт Клеопатры с ее безудержным, садическим сладострастием и «неслыханным служением матери наслаждений». Напротив, во всех воспевающих ее стихах как раз подчеркивается целомудренная чистота ее красоты. Козлов:

…чистой, ангельской душоюОживлена твоя краса.

Вяземский в посвященном Завадовской стихотворении говорит о человеке Севера:

Красавиц северных он любит безмятежность,Чело их, чуждое язвительных страстей,И свежесть их лица, и плеч их белоснежностьИ пламень голубой их девственных очей…...............................................................................Красавиц Севера царица молодая!Чистейший красоты высокий идеал!И наконец сам Пушкин:Все в ней гармония, все диво,Все выше мира и страстей;Она покоится стыдливоВ красе торжественной своей…Куда бы ты ни поспешал,Хоть на любовное свиданье,Какое б в сердце ни питалТы сокровенное мечтанье, –Но, встретясь с ней, смущенный, тыВдруг остановишься невольно,Благоговея богомольноПеред святыней красоты.

Баронесса Амалия Максимилиановна Крюднер

(Ум. 1881)

Рожденная графиня фон Лерхенфельд, в действительности побочная дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III от княгини Турн-и-Таксис, единокровная сестра русской императрицы Александры Федоровны. Жена барона А. С. Крюднера, первого секретаря русского посольства в Мюнхене. В молодости в нее был влюблен поэт Ф. И. Тютчев, посвятивший ей стихи «Я помню время золотое». В 1833 г. князь Вяземский писал А. И. Тургеневу из Петербурга: «У нас здесь мюнхенская красавица Крюднерша. Она очень мила, жива и красива, но что-то слишком белокура лицом, духом, разговором и кокетством; все это молочного цвета и вкуса». За ней в это время ухаживал Пушкин. Летом 1833 г. был вечер у Фикельмонов. Пушкин, краснея и волнуясь, увивался около баронессы Крюднер. Жена его рассердилась и уехала домой. Пушкин хватился жены и поспешил домой. Наталья Николаевна раздевалась перед зеркалом. Пушкин спросил:

– Что с тобой? Отчего ты уехала?

Вместо ответа Наталья Николаевна дала ему пощечину. Пушкин, как стоял, так и покатился со смеху. Он забавлялся и радовался тому, что жена ревнует его.

В 1838 г. А. О. Смирнова наблюдала г-жу Крюднер на интимном балу в Аничковом дворце: «Она была в белом платье, зеленые листья обвивали ее белокурые локоны; она была блистательно хороша». Царь открыто ухаживал за ней и за ужином всегда сидел с ней рядом. «После, – рассказывает Смирнова, – Бенкендорф заступил место графа В. Ф. Адлерберга, а потом – и место государя при Крюднерше. Государь нынешнюю зиму мне сказал: «Я уступил после свое место другому» и говорил о ней с неудовольствием, жаловался на ее неблагодарность и ненавистное чувство к России. Она точно скверная немка, у ней жадность к деньгам непомерная». Во втором браке баронесса Крюднер была за финляндским генерал-губернатором графом Н. В. Адлербергом, сыном вышеупомянутого В. Ф. Адлерберга.

Князь Сергей Григорьевич Голицын

(1806–1868)

По прозванию Фирс. Дети генерала Чернышева прозвали его Phyrsis, по-русски Фирс. 14 декабря празднуется православной церковью память мученика Фирса, поэтому возникло подозрение, не имело ли это прозвание какого-либо отношения к событиям 14

декабря. Недоразумение разъяснилось, а прозвище Фирс так и осталось за Голицыным.

Он числился с 1825 г. в коллегии иностранных дел, был камер-юнкером, потом служил в военной службе. Обладая прекрасным басом, очень приятно пел, любил музыку, дружил с М. И. Глинкой, писал стихи. Очень любил и карты. «Ночи певец и картежник», – называет его Вяземский.

Был огромнейшего роста. Однажды в театре ему стали кричать:

– Сядьте, сядьте!

Он встал и сказал своим зычным голосом:

– Вот это я стою.

Потом сел и сказал:

– А вот это я сижу.

По отзыву современников, Голицын был один из остроумнейших, приятнейших собеседников своего времени, редкий рассказчик, русский образованный барин в полном смысле слова, но шалун и шутник легендарный. В. А. Сологуб рассказывает такой случай. В середине тридцатых годов Сологуб ехал в Москву. Наскучил долгой дорогой и морозом, оставил камердинера тащиться с экипажем и поклажей, а сам в легких санках прикатил в Москву. Был он в валенках, а предстоял интересный вечер. У приятеля, у которого остановился Сологуб, нашлись его белье и платье, но ступни Сологуба были такие огромные, что сапоги ему всегда приходилось делать на заказ. Он вспомнил, что у Фирса (его двоюродного брата) такие же большие ноги, и послал к нему слугу своего приятеля. Голицын с серьезнейшим видом ответил слуге, что он, правда, Голицын, но не тот, к которому его послали, а тот живет там-то. И дал ему адрес московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына. Парень отправился к генерал-губернатору, добился немедленного личного приема (так ему было приказано Сологубом) и заявил, что граф Сологуб просит одолжить ему на сегодняшний вечер его сапоги. Голицын, бывший в хороших отношениях с отцом Сологуба, весьма изумился, но приказал камердинеру провести парня в гардеробную. Парень осмотрел шеренгу сапогов, похвалил товар, но с сожалением заметил:

– Нет, эти сапоги на нас не полезут.

Камердинер обругал его и прогнал. Сологуб ездил извиняться к генерал-губернатору, Фирса чуть не прибил, а тот весело хохотал.

Летом 1830 г., когда Пушкин, уже женихом, приехал в Петербург, он много «веселился», как писал княгине Вяземской, и часто бывал на Крестовском острове у Дельвига. Вечером на одной даче собралось большое общество, был и Пушкин. Играли в банк. В калитку палисадника вошел молодой человек очень высокого роста, закутанный в широкий плащ. Он незаметно, не снимая ни шляпы, ни плаща, вошел в комнаты и остановился за спиной одного из понтеров. Молодой человек этот был князь Голицын-Фирс. Он в то время был в числе многочисленных поклонников красавицы-фрейлины А. О. Россет, будущей Смирновой. Нужно заметить, что дня за два до этого вечера Голицын в том же обществе выиграл около тысячи рублей, и как раз у банкомета, державшего теперь банк; выигрыш этот остался за ним в долгу. Голицын простоял несколько минут, никем не замеченный, потом, взяв со стола карту, бросил ее на стол и крикнул:

– Ва-банк!

Все подняли глаза и увидели со смехом и изумлением неожиданного гостя в его странном костюме. Банкомет, смущенный ставкой Голицына, отвел его немного в сторону и спросил:

– Да ты на какие деньги играешь? На эти или на те?

Под «этими» он разумел ставку нынешнего вечера, а под «теми» – свой долг. Голицын ответил:

– Это все равно: и на эти, и на те, те, те.

Пушкин слышал ответ Голицына; те-те-те его очень позабавило, и он тут же написал стихи:

Полюбуйтесь же вы, дети,Как в сердечной простотеДлинный Фирс играет в этиТе, те, те и те, те, те.Черноокая РоссетиВ самовластной красотеВсе сердца пленила эти,Те, те, те и те, те, те.О, какие же здесь сетиРок нам стелет в темноте:Рифмы, деньги, дамы эти,Те, те, те и те, те, те.

Сергей Васильевич Салтыков

(1777–1846)

Знатного рода, богач. По вторникам у него собиралось высшее общество на танцевальные вечера. Пушкин нередко бывал на этих вечерах. Дом Салтыкова был на Малой Морской – двухэтажный, с низенькими, уютными комнатами, вход был с тротуара прямо в нижний этаж, где в длинной прихожей между колонн пылал камин. Салтыков нигде не служил, не имел никакого придворного звания. Воспитывался он вместе с наследником престола, будущим императором Александром I, но за какую-то дерзость был удален из дворца. Держался независимо и позволял себе едко острить на счет властей, однако знакомством с высокопоставлеными придворными очень дорожил. У него была замечательная библиотека, заключавшая в себе величайшие редкости, но он не позволял никому читать даже на переплетах заглавия его книг. Если называли при нем какую-нибудь книгу, он сам выносил ее и говорил: