Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)
Шрифт:
Глинка был масон, состоял в «Союзе благоденствия», но с переформированием Тайного общества отстал от него. Был членом общества «Зеленой лампы». После 14 декабря просидел три месяца в Петропавловской крепости и был сослан в Петрозаводск с определением на службу по гражданской части. Был советником олонецкого губернского правления, потом на той же должности в Твери и Орле. В 1835 г. вышел в отставку и поселился в Москве. В 1830 г. Пушкин с Вяземским заезжали к Глинке в Тверь, – вот все, что мы знаем о позднейших встречах Глинки с Пушкиным.
Глинка был большой добряк. «Я не встречал подобного энтузиазма ко всему доброму, – сообщает современник. – Расскажите при нем о каком-нибудь благородном поступке, – тотчас цвет лица его переменится, и вид его, обыкновенно мрачный, сделается веселым. Он жил в бедности, но, невзирая на то, послал однажды заключенным в тюрьме сто горшков цветов. Людей он не знал». Этот благороднейший и добрейший
– Ma che're, кто начнет?
– Ты, конечно, mon cher.
– Уверяю тебя, ma che're, ты гораздо лучше меня читаешь.
Наконец, кто-нибудь начинал: и муж, и жена читали совершенно одинаково: патетично, певуче, монотонно. «Никогда не забуду мучений, которые доставляли мне эти чтения!» – с ужасом вспоминает Ек. Ф. Юнге.
Стихи Глинки были не лишены своеобразного дарования. Ему, между прочим, принадлежат слова распространенной песни «Вот мчится тройка удалая». Любимым его жанром, как уже сказано, были стихотворения религиозные. Пушкин признавал Глинку оригинальным поэтом со своим, ни на кого не похожим лицом, с поэтическим воображением, теплотой чувств и свежестью живописи, но в то же время небрежным в рифмах и слоге, однообразным в мыслях, с простотой, переходящей в изысканность, с оборотами то смелыми, то прозаическими. Смелые обороты эти не раз веселили Пушкина. Например, в «Северных цветах» за 1831 г. было помещено стихотворение Глинки «Бедность и утешение»:
Не плачь, жена! Мы здесь земные постояльцы;Я верю, где-то есть и нам приютный дом!Под час вздохну я, сидя за пером,Слезы роняешь ты на пяльцы;Ты все о будущем полна заботных дум:Бог даст детей?.. Ну, что ж! – пусть Он наш будет Кум!Пушкин по этому поводу писал Плетневу: «Бедный Глинка работает, как батрак, а проку все нет. Кажется мне, он с горя рехнулся. Кого вздумал просить себе в кумовья! Вообрази, в какое положение приведет он и священника, и дьячка, и куму, и бабку, да и самого кума, которого заставят же отрекаться от дьявола, плевать, дуть, сочетаться и прочие творить проделки. Нащокин уверяет, что всех избаловал покойник царь, который у всех крестил ребят. Я до сих пор от дерзости Глинкиной опомниться не могу. Странная вещь, непонятная вещь!» А в 1834 г. Пушкин писал в дневнике: «Цензор Никитенко на гауптвахте под арестом и вот по какому случаю: Деларю напечатал перевод оды Гюго, в которой находится следующая глубокая мысль: если де я был бы Богом, то я бы отдал свой рай и своих ангелов за поцелуй Милены или Хлои (см. Деларю)… А все виноват Глинка. После его ухарского псалма, где он заставил Бога говорить языком Дениса Давыдова, цензор подумал, что Он пустился во все тяжкое… Псалом Глинки уморительно смешон». В псалме этом господь-Адонаи обращается к мечу с такой речью:
Сверкай, мой меч! играй, мой меч!Лети, губи, как змей крылатый!Пируй, гуляй в раздолье сеч!Щиты их в прах! В осколки латы!Пушкин не раз задевал Глинку в эпиграммах. В «Собрании насекомых» он назвал его «Божией коровкой». Эпиграмма на Глинку:
Наш друг Фита, Кутекин в эполетах,Бормочет нам растянутый псалом:Поэт Фита, не становись Ферто'м!Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!Посылая в 1825 г. эту эпиграмму Вяземскому, Пушкин писал: «Не выдавай меня,
Барон Егор Федорович Розен
(1800–1860)
Посредственный поэт и драматург. Родился в Эстляндии, получил прекрасное домашнее образование. В 1819 г. поступил в Елизаветградский гусарский полк. До этого он очень слабо знал русский язык и, по собственному признанию, «научился русскому языку в манеже и на службе». В 1835 г., по рекомендации Жуковского, был назначен личным секретарем наследника великого князя Александра Николаевича. В 1840 г. вышел в отставку. Был очень плодовитый писатель, сотрудничал без разбора в самых разнообразных изданиях, вплоть до булгаринских. Жуковский и Пушкин ценили его, несомненно, выше, чем он заслуживал. Пушкин, например, писал в дневнике: «Ни Кукольник, ни Хомяков не напишут хорошей трагедии. Барон Розен имеет более таланта». Сам Розен был о себе самого высокого мнения. Он был уверен, что он глубокий и единственный знаток драматического искусства и величайший драматический поэт. Ему, между прочим, принадлежит либретто оперы «Жизнь за царя». Успех оперы Розен с полнейшим убеждением приписывал своим стихам. М. И. Глинка рассказывает в своих «Записках»: «Большая часть не только тем оперы, но и разработка пьесы была уже сделана, и Розену надлежало подделывать слова под музыку. Барон Розен был на это молодец: закажешь столько-то стихов такого-то размера, – ему все равно, придешь через день, и уже готово… Каждый свой стих он защищал со стоическим героизмом; так например, мне показались не совсем ловкими стихи из квартета:
Так ты для земного житьяГрядущая женка моя.Меня неприятно поражали слова «грядущая» – библейское и простонародная «женка»; долго, но тщательно бился я с упорным бароном, убедить его возможности не было, он много говорил с жаром, причем тощее и бледное лицо его мало-помалу вспыхивало ярким румянцем. Прение наше окончил он следующим образом: «Ви не понимает, это сама лутший поэзия!» Головачева-Панаева сообщает: «Когда Глинка стоял возле барона Розена, то выходил сильный контраст. Глинка был маленького роста, смуглый, живой, с хохолком на лбу, а барон Розен, тип немца, высокий, неподвижный, с маленькой головой, с прилизанными светлыми волосами и светлыми голубоватыми глазами, имевшими какое-то умильное выражение».
Нестор Васильевич Кукольник
(1809–1868)
Знаменитейший в свое время драматург. Учился в нежинской гимназии вместе с Гоголем, подавал блестящие надежды, и в глазах товарищей Гоголь не шел ни в какое сравнение с Кукольником. Был учителем русского языка в виленской гимназии, позже служил в Петербурге в министерстве финансов. Обратил на себя внимание драматической фантазией «Торквато Тассо», вышедшей в 1833 г. В следующем году была поставлена на сцене его патриотическая драма из эпохи Смутного времени «Рука Всевышнего отечество спасла». Она имела огромный успех, автор был представлен Николаю и получил от него в награду перстень. В «Московском телеграфе», лучшем журнале того времени, появилась на драму уничтожающая рецензия, написанная редактором журнала Н. А. Полевым. Журнал за это был запрещен. Ходила эпиграмма:
Рука Всевышнего три чуда совершила:Отечество спасла,Поэту ход далаИ Полевого утопила.Следующая драма Кукольника «Князь Скопин-Шуйский» окончательно утвердила среди большой публики славу Кукольника как первого драматурга своего времени. Его восторженно выхваляли Булгарин и Греч, Сенковский ставил его на одну доску с Шекспиром и Гете. Но люди со вкусом относились с полным отрицанием к трескучей, напыщенной и риторической поэзии Кукольника. Сам он был о себе самого высокого мнения. Вокруг него теснился кружок восторженных поклонников, и среди них Кукольник не уставал с энтузиазмом проповедывать о святыне искусства. Направление, данное русской литературе Пушкиным и Гоголем, он глубоко презирал, считал себя главой русского романтизма и носился с мыслью о создании грандиозных типов. Любил выпить и в пьяном виде провозглашал:
– Кукольник велик!
– Кукольника потомство оценит!
Или вдруг заявлял, что русская публика не доросла до понимания его произведений, и высказывал намерение писать по-итальянски или по-французски. Почитатели приходили в ужас и начинали умолять его не покидать русской литературы. Кукольник долго молчал и наконец растроганно заявлял:
– Благодарю вас! Не за себя благодарю, а за искусство, великое дело которого вы так горячо принимаете к сердцу… Да, я буду писать по-русски, я должен писать по-русски, уж по одному тому, что я нахожу таких русских, как вы!..