Пушкин в жизни

Вересаев Викентий Викентьевич

С. Л. ПУШКИН (отец поэта). Замечания. Отеч. Записки, 1841, т. XV, особ. прилож., 2.

Однажды у Плетнева зашла речь о Кукольнике. Пушкин, по обыкновению, грызя ногти или яблоко -- не помню, сказал: -- А что, ведь у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли.
– - Это было сказано тоном двойного аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в этот тон и тогда становится крайне неприятным.

А. НИКИТЕНКО. Дневник, 10 января 1836 г., I, 270.

17 января 1836 г. Пушкин написал род пасквиля на министра народного просвещения, на которого он очень сердит за то, что тот подвергнул его сочинения общей цензуре. Прежде его сочинения рассматривались в собственной канцелярии государя, который и сам иногда читал

их. Пасквиль Пушкина называется "Выздоровление Лукулла": он напечатан в "Московском наблюдателе". Он как-то хвалился, что непременно посадит на гауптвахту кого-нибудь из здешних цензоров. Этой цели он теперь, кажется, достигнет в Москве, ибо пьеса наделала много шуму в городе. Все узнают в ней, как нельзя лучше, Уварова.

А. В. НИКИТЕНКО, I, стр. 270.

20 января 1836 г. Весь город занят "Выздоровлением Лукулла". Враги Уварова читают пьесу с восхищением, но большинство образованной публики недовольно своим поэтом. В самом деле, Пушкин этим стихотворением не много выиграл в общественном мнении, которым, при всей своей гордости, однако очень дорожит. Государь, через Бенкендорфа, приказал сделать ему строгий выговор. Но дня за три до этого Пушкину уже было разрешено издавать журнал, в роде "Эдинбурского трехмесячного обозрения", он будет называться "Современником". Цензором нового журнала попечитель назначил Крылова, самого трусливого, а, следовательно, и самого строгого из нашей братии. Хотел меня назначить, но я убедительно просил уволить меня от этого: с Пушкиным слишком тяжело иметь дело.

А. В. НИКИТЕНКО, I, стр. 271.

А. Пушкин решился издавать свой журнал, в коем он и прочие литераторы, одинаково с ним судившие о литературе, могли бы печатать свои труды. Он вовсе не полагал больших надежд на успех этого издания, он был слишком беспечен, слишком поэт в душе и в действиях своих для замышления подобной спекуляции.

С. Л. ПУШКИН (отец поэта). Отеч. Записки, 1841, т. XV, особ. прилож., 3.

Пушкин хотел сделать из "Современника" четвертное обозрение в роде английских, в котором могли бы помещаться статьи более обдуманные и полные, чем какие могут быть в еженедельниках и ежемесячниках, где сотрудники, обязанные торопиться, не имеют даже времени пересмотреть то, что написали сами. Впрочем, сильного желания издавать этот журнал в нем не было, и он сам не ожидал от него большой пользы. Получивши разрешение на издание его, он уже хотел было отказаться. Грех лежит на моей душе: я умолил его. Я обещался быть верным сотрудником. В статьях моих он находил много того, что может сообщить журнальную живость изданию, какой он в себе не признавал... Моя настойчивая речь и обещанье действовать его убедили.

Н. В. ГОГОЛЬ -- И. А. ПЛЕТНЕВУ. Письма Гоголя, изд. Маркса, III, 268.

Когда в разговоре о стихотворении "На выздоровление Лукулла" Бенкендорф хотел добиться от Пушкина, на кого оно написано, то он отвечал: "на вас", и, видя недоумение усмехнувшегося графа, прибавил: "Вы не верите? Отчего же другой уверен, что это на него?" Я. К. ГРОТ, 290. Подробнее этот разговор Пушкина с Бенкендорфом передает со слов П. В. Нащокина Н. И. Куликов (Рус. Стар., 1881, авг., 616 -- 618). Ср.

еще К. И. Фишер. Записки сенатора. Ист. Вестн., 1908, № 1, стр. 49.

Павел (бар. П. А. Вревский) мне пишет, что на балах дворянства жена Пушкина замечательнейшая из замечательных среди столичных красавиц. Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- А. Н. ВУЛЬФУ, 25 янв. 1836. П-н и его совр-ки,Х1Х -XX, 107 (фр.).

Накануне моего отъезда (в Тверь) я был на вечере вместе с Натальей Николаевной Пушкиной, которая шутила над моею романической страстью и ее предметом. Я ей хотел заметить, что она уже не девочка, и спросил, давно ли она замужем. Затем разговор коснулся Ленского, очень милого поляка, танцовавшего тогда превосходно мазурку на петербургских балах. Все это было до крайности невинно и без всякой задней мысли. Но присутствующие дамы соорудили из этого разговора целую сплетню: что я будто оттого говорил про Ленского, что он будто нравится Наталье Николаевне (чего никогда не было), и что она забывает о том, что она еще недавно замужем(1).

Наталья Николаевна, должно быть, сама рассказала Пушкину про такое странное истолкование моих слов, так как она вообще ничего от мужа не скрывала, хотя и знала его пламенную, необузданную натуру. Пушкин написал тотчас ко мне письмо, никогда ко мне не дошедшее, и, как мне было передано, начал говорить, что я уклоняюсь от дуэли... В Ржеве я получил от Андрея Карамзина письмо, в котором он меня спрашивал, зачем же я не отвечаю на вызов А. С. Пушкина: Карамзин поручился ему за меня, как за своего дерптского товарища, что я от поединка не откажусь. Для меня это было совершенной загадкой. Пушкина я знал очень мало, встречался с ним у Карамзиных, смотрел на него, как на полубога. Н вдруг, ни с того, ни с сего, он вызывает меня стреляться, тогда как перед отъездом я с ним не виделся вовсе... Я переехал в Тверь. С Карамзиным я списался и узнал, наконец, в чем дело. Получив объяснение, я написал Пушкину, что я совершенно готов к его услугам, когда ему будет угодно, хотя не чувствую за собой никакой вины по таким-то и таким-то причинам. Пушкин остался моим письмом доволен и сказал С. А. Соболевскому: "немножко длинно, молодо, а впрочем, хорошо".

Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний. Рус. Арх 1865 стр. 749.

(1)Черновик письма гр. В. А. Сологуба к Пушкину: "Я говорил вашей супруге о г. Ленском, потому что я с ним только что обедал у гр. Нессельроде... Зачеркнуто: не получив от вашей супруги никакого ответа и видя, что она вместе с княгиней Вяземской смеется надо мной... Если я предлагал вашей супруге другие нескромные, может быть, вопросы, то это было, может быть, по причинам личным, в которых я не считаю себя обязанным отдавать отчет". (Отчет Импер. Росс. Исторач. Музея за 1913 г. М., 1914, с. 110). Ср. Записку гр. Сологуба, бывшую в распоряжении П. В. Анненкова:

"Бывши с Н. Н. Пушкиной у Карамзиных, имел я причину быть недовольным разными ее колкостями, почему я и спросил у нее: "давно ли вы замужем?" Тут была Вяземская, впоследствии вышедшая за Валуева, и сестра ее, которые из этого вопроса сделали ужасную дерзость". (Б. Модзалевский, Пушкин, 374).

В ту пору через Тверь проехал Валуев и говорил мне, что около Пушкиной увивается сильно Дантес. Мы смеялись тому, что когда Пушкин будет стреляться со мной, жена будет кокетничать с своей стороны. От Пушкина привез мне ответ Хлюстин.

Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка. Б. Модзалевский. Пушкин, 375.

Пушкин написал мне по-французски письмо следующего содержания: "М. г. Вы приняли на себя напрасный труд, сообщив мне объяснения, которых я не спрашивал. Вы позволили себе невежливость относительно жены моей. Имя, вами носимое, и общество, вами посещаемое, вынуждает меня требовать от вас сатисфакции за непристойность вашего поведения. Извините меня, если я не мог приехать в Тверь прежде конца настоящего месяца" и пр. Делать было нечего, я стал готовиться к поединку, купил пистолеты, выбрал секунданта, привел бумаги в порядок и начал дожидаться и прождал так напрасно три месяца. Я твердо, впрочем, решился не стрелять в Пушкина, но выдерживать его огонь, сколько ему будет угодно. Пушкин все не приезжал, но расспрашивал про дорогу.

Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний. Рус. Арх., 1865, стр. 750.

(28 янв. 1836 г.)(1). Пушкин за обедом сидел против меня. Он был нехорош собою: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе физиономии более выразительной, более оживленной, более говорящей, и слышать более приятного, более гармонического голоса, как будто нарочно созданного для его стихов... Много толковали о мнимом открытии обитаемости луны. Пушкин доказывал нелепость этой выдумки, считал ее за дерзкий пуф, каким она впоследствии и оказалась, и подшучивал над легковерием тех, которые падки принимать за наличную монету всякую отважную выдумку. Так как я не спускала глаз с Пушкина, то ни одно движение его не ускользнуло от моей наблюдательности. Я заметила, между прочим, что он мало ел за обедом, беспрестанно щипал и клал в рот виноград, который в вазе стоял перед ним... Пушкин сказал, что в Кукольнике жар не поэзии, а лихорадки.