Пусть льет
Шрифт:
— Дождя сегодня не будет.
Он ошибся; и получаса не прошло, из-за угла побережья со Средиземного моря налетел хлесткий ветер, мимо скалистых ляжек Джебель-Мусы, неся с собой мелкий холодный дождь.
Даер надел пальто, держа портфель на коленях, чтобы укрыть его от дождя. Тами съежился на носу рядом с джилали, который накрыл голову капюшоном своей джеллабы. Моторка начала описывать широкую кривую по волнам, вскоре развернувшись обратно, едва ли не в том же направлении, откуда пришла. Они находились с наветренной стороны длинного скалистого мыса, который тянулся в море от основания горы. Отвесные утесы возносились вверх и терялись в низко висевшей гряде туч. Никаких признаков других судов, но сквозь полог дождя невозможно было ничего разглядеть вдали. Даер сел ровно. Шум мотора теперь казался громче прежнего; в радиусе двух миль его наверняка услышит кто
Джилали быстро шагнул к мотору и выключил его; тот умер, задавленно чихнув, как будто завести его снова теперь уже будет нельзя никогда. Джилали вернулся к штурвалу, который держал Тами. Моторка по-прежнему скользила вперед. Даер встал.
— Приехали?
Ему никто не ответил. Затем джилали снова передвинулся на середину лодки и принялся отчаянно отгибать книзу тяжелый черный диск, который был маховым колесом. С каждым рывком раздавался новый чих, но мотор не заводился. Внутренне рассвирепев, Даер снова сел. Целых пять минут джилали не прекращал своих усилий, а лодка лениво дрейфовала к скалам. В конце мотор отозвался, джилали обрубил его до половины скорости, и они медленно тронулись вперед под дождем.
21
В бухточке был небольшой покатый пляж, окруженный кольцом огромных полуразвалившихся скал. Стены горы начинались сразу за ними, поднимались и исчезали в полном дождя небе. Они выпрыгнули из гребной шлюпки и миг постояли на пустой полоске песка не разговаривая. Моторка танцевала поблизости на глубине.
— Пошли, — сказал Даер. И это был опасный момент. — Скажите, что напишете ему, когда захотите, чтобы он приехал и забрал вас.
Тами и джилали пустились в долгую беседу, которая вскоре из дискуссии выродилась в спор. Пока Даер стоял и ждал, он увидел, что эти двое не приходят к пониманию, и стал нетерпелив.
— Уберите его отсюда, будьте добры! — крикнул он. — У вас есть его адрес?
— Минутку, — сказал Тами и возобновил ссору. Но, вспомнив о том, что он считал величайшей причудой Даера, — о его своеобразной неспособности ждать, пока все течет своим естественным путем, — он наконец повернулся и сказал: — Он хочет денег, — что, будучи правдой, отнюдь не было главной темой разговора.
Тами очень не хотелось, чтобы его лодка, за которую уже заплачено, возвращалась в Танжер в руках бывшего владельца, и он лихорадочно старался изобрести какую-то защитную меру, с которой был бы основательно уверен, что и джилали, и лодка не исчезнут.
— Сколько? — спросил Даер, суя руку под пальто в карман, меж тем держа портфель между колен. Воротник его промок; дождь тек по спине.
Тами договорился с джилали о цене в четыреста песет за его услуги; он намеревался сказать Даеру, что это восемьсот и уплатить джилали из них. Теперь, чувствуя, что все обращается против него со всех сторон, он воскликнул:
— Он хочет слишком много! В Драдебе он сказал семь пятьдесят. Теперь говорит — тысяча. — Затем, когда Даер вытащил из кармана купюру, он понял, что совершил роковую ошибку. — Не давайте ему! — умоляюще воскликнул он, вытягивая руку, словно чтобы прикрыть купюру от чужих глаз. — Он вор! Не давайте ему столько!
Даер грубо оттолкнул его в сторону.
— Не лезьте сюда, — сказал он. Он отдал тысячепесетовую банкноту ожидающему джилали. — Думаете, мне хочется стоять тут весь день? — Повернувшись к джилали, который стоял, держа купюру в руке, со смятенным видом, он требовательно спросил: — Вы довольны?
Тами, решившись не давать уйти никакой возможности, тут же перевел последнюю фразу на арабский как требование сдачи. Джилали медленно покачал головой, объявляя, что у него нету, и протянул купюру, чтобы Даер ее забрал.
— Говорит, мало, — сказал Тами. Но Даер отреагировал не так, как он надеялся.
— Он чертовски хорошо знает, что этого хватит, — пробормотал он, отворачиваясь. — У вас есть его адрес?
Тами стоял не двигаясь, терзаемый нерешительностью. И сделал совсем не то, что следовало. Он вытянул руку и попробовал выхватить банкноту из руки джилали. Последний же, решив, что христианский господин до крайности щедр, повел себя естественным манером, опрометью развернувшись и стремглав кинувшись к лодке, толкнул ее плыть перед собой и потом вскочил в нее. Тами заскакал у края воды в ярости, а тот с хохотом погреб от него прочь.
— Моя лодка! — завопил он, обернув умоляющее лицо к Даеру. — Видите, какой он грабитель! Он забирает мою лодку!
Даер посмотрел на него с неприязнью. «И сколько дней мне с этим мириться? — подумал он. — Парень даже не недоумок». Джилали греб все дальше, к моторке. Теперь он кричал разнообразные заверения и махал. Тами тряс кулаком и орал в ответ угрозы и проклятия рыдающим голосом, глядя, как удаляющийся джилали перебрался в моторку, привязал к корме гребную шлюпку и наконец сумел завести мотор. Затем, безутешный, он повернулся к Даеру:
— Нет его. Моей лодки нет. Ничего нет.
— Заткнитесь, — сказал Даер, не глядя на него.
Он чувствовал физическое отвращение, и ему хотелось уйти с пляжа как можно скорее, в особенности сейчас, когда вновь начался шум мотора.
Тами безразлично повел его вдоль пляжа к его западной оконечности, где они пошли среди высоких скал, стоявших торчком. Огибая основание горы, они следовали почти невидимой тропе наверх через огромную гряду красной земли, там и сям испещренную валунами. То был путь наверх, становившийся все круче. Дождь падал плотнее, более крупными каплями. Здесь не было ни деревьев, ни кустов, ни даже каких-то мелких растений. Утесы теперь громоздились по обе стороны, и тропа превратилась в овраг с потоком воды ржавого цвета, бежавшей против них. В какой-то момент Даер поскользнулся и упал на спину в грязь. Та чвакнула, когда Тами помог ему встать; он его не поблагодарил. Оба запыхались, слишком хмурым было настроение, чтобы разговаривать. Но никто и не ожидал, во всяком случае, что другой станет что-то говорить. Весь вопрос был в том, чтобы смотреть, куда, взбираясь, ставить ногу, не больше. Скальные стены по обеим сторонам были как шоры, не давали взгляду блуждать, а впереди — еще камни, еще грязь, и новые лужи, и ручейки красно-бурой воды. С наступлением утра небо темнело. Даер время от времени поглядывал на часы. «В половине десятого сяду, где б мы ни оказались», — думал он. Когда момент настал, однако, он немного подождал, пока не нашел удобный валун, только потом сел и закурил сигарету, которую, несмотря на все предосторожности, дождю удалось погасить после нескольких затяжек. Тами сделал вид, что не заметил его, и продолжал тащиться вперед. Даер позволил ему идти дальше, не окликал, чтобы он его подождал. У него осталось всего полпачки сигарет, а купить он забыл. «Сигарет больше не будет — и как долго?» Пейзаж его не удивлял; в точности такого он и ожидал, но отчего-то ему не удавалось вообразить, что может идти дождь, — мысленным взором он всегда видел это место продутым ветром, пустынным и пропеченным на ярком солнечном свету.
Та его одежда, которая еще не вымокла от дождя, промокла от пота, поскольку нескончаемый путь вверх был труден и ему было жарко. Но пальто снимать он не хотел, потому что под мышкой, под пальто держал портфель и был полон решимости там его и хранить, как можно дальше от дождя.
Он не переставал думать, что Тами, когда отойдет на расстояние, которое сочтет достойным, остановится и подождет его, но он ошибся в причине депрессии своего спутника, воображая, что та по преимуществу — в пику его поражению от рук джилали, хотя Тами поистине верил, что все потеряно, что душа его покуда лежит во тьме, без благословения Аллаха. Это значило, что все, связанное с путешествием, заранее обречено закончиться для него плохо. Он не сердился на Даера, которого считал простым посланником неудачи; его эмоция была более общей — унынием.