Пусть мертвецы подождут
Шрифт:
Замначальника медслужбы был тем, на кого следовало произвести впечатление. Ватсон тайком бросил на него взгляд. Подполковник Перси Крокер – за глаза его называли Громадиной – был во всех смыслах большим человеком, с ушами, которые могли бы заменить паруса.
Когда зажглись трубки и сигареты, Ватсон прочистил горло:
– Джентльмены, благодарю за визит. Надеюсь, я сумею оправдать затраченное время. Как вы знаете, я не претендую на звание эксперта по неврастении или психиатрии. Я, в силу своего обучения, скромный врач общей практики.
– И в самом деле, – сказал один из офицеров, словно подводя итог. Ватсон продолжил, не обращая внимания на замечание:
– Однако мне довелось на себе испытать условия на передовой. Я был под артобстрелом.
19
Термин «снарядный шок» (shell shock) в официальной медицинской литературе появился в начале Первой мировой войны в статье, опубликованной Чарльзом Майерсом в журнале «Ланцет». Однако довольно быстро он вышел из медицинского обихода и в 1917 году был официально запрещён. Недостаточно чёткая формулировка позволяла подогнать под «снарядный шок» множество разнообразных расстройств, не все из которых были связаны с военным опытом больных; неприязнь к термину возникла ещё и по той причине, что проявления «снарядного шока» многие принимали за трусость и нежелание воевать, а многочисленных пострадавших от него – за симулянтов. Во время Второй мировой войны для обозначения аналогичного расстройства стали применять термин «боевая психическая травма». БПТ в настоящее время считается частным случаем посттравматического стрессового расстройства, и нередко для её обозначения используются такие термины, как «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. д.
Потолочные лампы одна за другой выключались с глухим стуком, пока единственными источниками света не оказались тонкие лучи света, просачивавшиеся по краям затемняющих штор, и настольная лампа на помосте. Ватсон услышал, как слушатели в нетерпении ёрзают на своих местах.
– Будьте любезны запустить киноплёнку…
Кинопроектор, спрятанный в похожей на чулан комнатке, где обычно находился волшебный фонарь [20] , ожил и, бряцая и жужжа, послал в переднюю часть лекционного зала пронизанный дымом луч света. На экране появился яркий квадрат, полный пляшущих загогулин.
20
Волшебный фонарь (лат. Laterna magica) – аппарат для проекции статичных изображений, изобретение которого приписывают голландскому учёному Христиану Гюйгенсу. Применялся с XVII по начало XX в., является важным этапом в истории развития кинематографа.
Их сменило изображение сидевшего в пустой комнате взволнованного мужчины, который размахивал руками, словно его донимал рой невидимых пчёл.
– Это,
Ватсон позволил зрителям ещё некоторое время поглядеть на измученного капитана, чьё лицо свидетельствовало о том, что он претерпевает какие-то невидимые ужасы.
– Трудно поверить, но здесь ему уже лучше. Перед этим он находился в состоянии атаксии и время от времени испытывал приступы агрессии. – Рука Ватсона невольно потянулась к горлу, и он торопливо её отдёрнул. Доктор решил, что лучше не упоминать о том, как во время встречи с Фэйрли он сам стал жертвой нападения. Всплеск гнева был кратким, и миг спустя капитан обмяк, как пробитый аэростат. – Смотрите.
Фэйрли встал и, продолжая сражаться со своими воздушными мучителями, пошёл вперёд той странной, разболтанной походкой, что характеризовала многих страдальцев. Он дёргался и извивался, преодолевая путь в три-четыре шага, словно марионетка с обрезанными нитями. Ватсон чувствовал исходящее от зрителей душевное волнение. Сам доктор, хоть и видел эту запись дюжину раз, всё ещё ощущал, как всё внутри сжимается от одного взгляда на солдата.
На экране появились новые загогулины, и плёнка закончилась.
– Свет, пожалуйста, – попросил Ватсон.
Зрители заморгали, когда зал снова озарился.
– И это всё? – спросил Армстронг Джонс. – Был ли дальнейший прогресс в его восстановлении?
– Судите сами, джентльмены, – сказал Ватсон. – Позвольте представить вам капитана Фэйрли.
«Техник» спустился по ступенькам, перешагивая через две за раз, и с улыбкой на лице приветственно протянул Ватсону руку. Доктор взял её и энергично пожал.
– П-п-простите за ухищрения, – проговорил Фэйрли, поворачиваясь к комитету. – Н-н-но мы подумали, что так будет нагляднее прогресс, которого я д-д-достиг благодаря доктору Вастону.
– Что ж, молодой человек, – сказал Крокер, – как вы теперь себя чувствуете?
– Лучше, – ответил Фэйрли.
– Это значит, – быстро прибавил Ватсон, – лучше по сравнению с предыдущим этапом. Капитан Фэйрли не возражает, чтобы я сообщил о том, что у него всё ещё бывают моменты… скажем так, «хрупкости».
Фэйрли кивком выразил своё согласие.
– Но рано или поздно вы будете готовы к тому, чтобы вернуться на фронт? – продолжил расспросы Армстронг Джонс. – Не уйдёте в отставку, чтобы жить на какую-нибудь пенсию?
Фэйрли тяжело сглотнул:
– Я полагаю…
– Неужели предмет нашего научного диспута, его конечная цель – простое возвращение пострадавших от снарядного… пострадавших солдат на фронт? – спросил Ватсон.
Несколько членов комитета кашлянули.
– Комитет был учреждён с этой целью, – сказал Крокер. – Частота возникновения военных неврозов наносит серьёзный ущерб личному составу.
– В самом деле? – раздражённо спросил Ватсон. Ему следовало взять себя в руки. – Я думал, всё дело в немецких пулемётах. Сколько человек умерли первого июля этого года?
Ответ был известен каждому. Новости о масштабах потерь в ходе сражения при Альбере, первой части наступательной операции на Сомме, просачивались медленно. Но количество телеграмм, доставленных по всей стране, поведало историю, которую газеты поначалу замалчивали. Примерно 19 000 убитых, общие потери – почти 60 000. И это только в первый день. И только у одной из сторон.
– Тем больше у нас оснований, – проговорил Армстронг Джонс, – послать обратно тех, кто в физическом смысле не пострадал.