Пустоцвет
Шрифт:
— Вернулся, значит. Что ж, моё предыдущее предупреждение в силе — держись от моей семьи подальше.
Дворник отмер, вцепился в ручки тележки и повез её прочь, давя в себе желание оглянуться.
— Егор, чем это они заняты? — голос Маши.
— Исправляют, что напортачили. Мои сыновья должны уважать чужой труд, не желаю, чтобы они выросли барчуками. Ты не замерзла?
— Нет, но дети, наверное, все промокли уже. Смотри — у них даже на шапках снег. Подозреваю, что в сапогах и за шиворотом тоже.
— Ничего, пусть догребут, пока дворник не вернулся, а потом пойдем сразу в машину, не успеют замерзнуть.
— Мне кажется, у нас на участке горка ничуть не хуже, — вздохнула Маша. — Но тебе виднее.
— Не мне — мальчишкам, — улыбнулся Егор. — Им полезно, но со временем мы промахнулись. Ничего, в следующий раз наверстаем!
Он еще раз бросил взгляд в сторону фигуры дворника — Сомов прилежно трудился и даже головы не поднимал.
Вот же… Неприятная встреча! Знал бы, не привез семью. Нехорошо, что Сомов увидел мальчишек, хоть Саша больше на деда, на отца Маши похож, чем на биологического родителя. Никому не позволит причинить сыну вред! Да, Саша его сын, Егора! Это он первым взял мальчика на руки, это в его палец вцепился сынишка, да так и идет по жизни рука об руку! Они вместе уже больше восьми лет. Он рассказывал сыну сказки, когда тот еще в Машином животе был. Вместе растут, познают мир, учатся. Его Сашок первое слово «папа» сказал! Нет, не первое, второе. Первое было — «сам». У них еще столько интересного впереди! Хороший парень растет, правильный! Егор гордится таким сыном и никому не позволит причинить мальчику вред.
Маша говорила, что уменьшила срок, когда они встретились с бывшим, тот не подозревает, что стал отцом. Вот и правильно, вот и хорошо. Но на всякий случай, он присмотрит, чтобы Дмитрий не испортил жизнь его семье. А Маше о появлении бывшего знать не обязательно.
Георгий подхватил жену под руку и осторожно повел ближе к горке, где катались сыновья. Если сейчас всех утащить, умная Маша может заинтересоваться, придется выдержать до конца. Благо, Мария уже озаботилась состоянием одежды детей, скоро сама всех в машину погонит.
Так и случилось — через полчаса они уже сидели в автомобиле.
— Пап, а мы сюда еще приедем? — Сережка, копия Маши, только в мужском варианте.
— Да, пап, тут горка длиннее, чем у нас. И мне понравилось помогать дворнику. Можно, я дома буду дяде Ринату помогать снег чистить? — Саша.
Александр на Машу похож меньше, чем младший, но стоит посмотреть на мальчишек рядом, сразу видно — родные братья. Саша — серьезный, ответственный, внимательный и заботливый. Такой — мужичок. Сережка — тот весельчак и исследователь, экспериментатор и зачинщик всех проказ. Сыновья — его гордость и радость. Но он очень надеется, что их следующий ребенок будет, всё-таки, девочкой.
После конфуза с определением пола первенца, они не хотели знать, что показывает УЗИ, просили не сообщать им пол ребенка. Как говорится, роды покажут.
— Можно, — ответил он сыну. — Попросим Рината, он тебе лопату по размеру подберет. А сюда ещё обязательно приедем, только надо не с утра, а в обед или чуть позже.
Его дети, его жена, его счастье, его жизнь!
Дмитрий выпрямился и проводил взглядом удаляющихся Корневых. Черт, черт, черт, как несправедлива жизнь!
Почему другим всё, а он… он
Один.
Даже мать, родная мать от него отказалась!
Сомов узнал, что все это время она так и живет в пансионате, правда, уже в другом, а платит за нее Гуров. При следующей встрече Щербаков рассказал, он пытался через него найти родительницу. Мать живет на всем готовом, в ус не дует и с сыном видеться не желает.
Сколько было планов, сколько надежд! И, ведь, почти получилось, но «почти» — не считается.
Все получили свой кусок счастья, все, кроме него! У Машки дети, она о них всю жизнь мечтала. У Гурова — внучка. У Корнева — сыновья и жена. А у него… Лопата, метла, тележка для вывоза мусора и девятиметровая комната в коммуналке без малейшей надежды на изменение к лучшему. Пятый десяток пошел, денег нет, перспектив нет, зато есть судимость.
Все проср…л, всё потерял! Даже возможность когда-либо иметь сына.
Никому не нужен.
Пустоцвет. Яркий и красивый в начале цветения цветок, который со временем завял, не оставив после себя ничего, кроме сухих и сморщенных лепестков.
Во время последнего визита в Тель-Авив, врачи дали Леониду Ивановичу четыре месяца.
Пересадка сердца могла бы помочь. Даже, несмотря на плохие сосуды, врачи давали ему целых тридцать процентов вероятности удачного исхода. Но подходящего донора найти оказалось сложнее, чем деньги. Деньги были на все двадцать пересадок. Не было подходящего сердца.
Он готов был платить, и платил, не скупясь, но против природы бессильны и евро, и доллары. Как бы ни хотели врачи помочь и заработать — не нашлось совместимого с ним донора. Вернее, был один — молодой парень, глупо погибший от огнестрельного ранения в голову. Его даже в больницу успели доставить живым и долго поддерживали жизнедеятельность организма, ожидая, не договорятся ли его представители с родственниками. Парень был не жилец, совсем не жилец, но его родители категорически отказались продавать части сына, так и похоронили, а Гуров упустил свой шанс.
И вот, пошел второй месяц после крайнего срока, а он всё еще был жив. Правда, жизнью его существование назвать было сложно, но он дышал, смотрел, говорил и все понимал. И от этого ему было невыносимо больно и страшно. Страшно осознавать, что умираешь, что тонкая нить жизни еще не совсем старого и полного надежд и планов мужчины держится на одних лекарствах, а каждое сокращение его сердца в любую минуту может стать последним.
Тая, Ксюша… Больше всего он жалел о своих девочках.
Пока он жив, у Ксении хороший уход, но что будет, когда его не станет? Конечно, он выделил сумму, внес условие в завещание — дочь будет пожизненно обеспечена всем необходимым, и её смерть никому выгодна не будет — все, что останется, он завещал передать в Фонд Спасения Природы. Черт его знает, почему не в детские дома или не на лечение больных. Так захотелось, имеет право. Но уйдет он, и никто больше не наведается к Ксюше, не приласкает ее, не утешит, не подарит игрушку и не угостит мороженым. Взрослая женщина с разумом пятилетнего ребенка, обреченная всю жизнь провести в пансионе для душевнобольных…