Пустой мир 2. Война за престол
Шрифт:
И этому богу необходимо приносить жертвы, иначе он поглотит любого из своих последователей, насколько великим и могущественным бы тот ни был. Чем дольше служишь войне, тем больше и тяжелее жертвы, что обязан ему приносить, рано или поздно она потребует все, что дорого, близких, друзей и любимых, дом и достояние. В итоге жертвой станет и собственную жизнь, если, конечно, война не заберет ее раньше.
Эдвард сегодня отдал войне многих из тех, кто был ему дорог. Отдал во власть войне даже свой родной дом, где родился и вырос, где похоронены его предки и где бьется само сердце его родного феода. И заплатил за это тысячами жизней своих подданных. Среди них и жизни его друзей, тех немногих, кому он доверял и в чьей преданности был уверен, высших офицеров и командиров Тристанского бароната, погибших в битве,
И одной из самых тяжелых потерь была гибель Де Адрила, человека, бывшего с ним с самого первого дня, как принял титул Тристанского барона, будучи одним из тех, кто принимал его клятву на верность баронату. По рассказам солдат и полученным отчетам Эдвард уже знал, что Де Адрил руководил обороной, и во многом из-за его умелого и талантливого руководства замок устоял, а в конце он же лично возглавил контратаку гвардии и сошелся в поединке с Тарваилом. Его жизнь стала еще одной жертвой, принесенной бароном на алтарь победы.
Сейчас же Эдвард Тристанский стоял на крепостной стене родного замка, у стрелковой ступени, прикрытой от вражеского огня лишь высоким парапетом с широкими зубцами и узкими бойницами. А над головой возвышались стволы орудий защитных батарей, еще совсем недавно стрелявшие и даже не все успевшие остыть от быстрой стрельбы. На такой ничем не прикрытой высоте дул сильный порывистый ветер, несущий с собой острую пыль с пустошей острова, и приходилось закрывать забрала шлемов, поскольку открытое лицо моментально покрывалось микроскопическими царапинами, а глаза забивались. Теперь ветер еще нес с собой запах горелого металла и краски, раскаленный озон, остававшийся после выстрелов энергетических орудий, копоть и сажу, и тот единственный запах, какой ни с чем нельзя было спутать, остающийся от горелого человеческого мяса.
Сейчас у крепостных стен дроиды ассенизаторных команд собирали трупы на поле боя, раскладывая на те, что к каким еще можно применить опознание, и на те, что уже опознанию не подлежали. Вторую категорию сжигали в огромных кострах, разожженных прямо на поле боя, поддерживая огонь все новыми порциями напалма. Дань старой традиции, сложившейся еще во время раздробленности Рейнсвальда, когда сражения больших масштабов между феодалами были вполне обыденным явлением. В мире, где берегли и аккуратно использовали каждый имевшийся в наличии ресурс, к человеческому телу все же установился несколько другой подход, как дань уважению к той личности, от которой после смерти остался лишь кусок структурированной биомассы. Конечно, бывали случаи в истории, когда тела павших перерабатывали в генераторах масс, использовали в удобрение или как органический материал, но это лишь исключения из общего правила.
Даже в самой жестокой и кровавой войне к трупам павших, как своих, так и вражеских относились с должным уважением. В Рейнсвальде никогда не хоронили тела в земле, заменяя эти церемонии либо сжиганием, либо склепами на большой глубине. С телами врагов поступали примерно так же, за тем исключением, что без привычных церемоний. Тех, кого еще можно было опознать, предварительно каталогизировали и прикладывали образцы генного материала, чтобы, когда война закончится, родственники могли получить известие о судьбе павших. Все оставшиеся тела на поле боя ассенизаторные команды собирали и уничтожали, чтобы оказать хоть какую-то почесть павшим в бою, не оставляя в пустошах на прокорм падальщикам.
Тела тристанских военнослужащих пройдут еще через церемонию прощания, прежде чем тоже будут сожжены, а их пепел отправят родственникам. И там должен присутствовать Эдвард, взяв последнее слово, как командующий и высший офицер. Никто не ждет больших и пышных речей, но все же несколько слов обязан сказать в этой ситуации, как дань уважения павшим.
Почти во всем Тристанском замке кипела бурная деятельность, связанная подготовкой к дальнейшим военным действиям. Гарнизонные отряды и Ударная армия, разместившаяся сейчас около замка, занимались восстановлением численности и реорганизацией соединений. Все ремонтные цеха
Самым же шумным местом, конечно, стал штаб командования, где высшие офицеры тристанской армии старались договориться о дальнейших планах в отношении продолжения войны. Недавно поступили еще и сведения из Гористарского бароната, где фларские войска смогли все-таки занять Мыс Харкии и сейчас закреплялись на захваченных позициях, рассчитывая пережить контрудар гористарских войск, уже готовившийся для освобождения столицы. Командование фларского корпуса сейчас рассылало во все стороны просьбы оказать им любую возможную помощь и поддержку, чтобы не потерять завоеванное. Самым логичным было бы отправить силы армии на поддержку фларского контингента, но тогда оставался риск втянуться в долгую и продолжительную войну на территории гористарского феода, если последующие наступления окажутся не столь же успешными.
Стратегам из штаба командования приходилось просчитывать не только положительные, но и любые иные возможности развития событий, определяя будущую ситуацию не только на два шага вперед, но еще и на два шага влево или вправо, стараясь не допустить ошибки множества проигравших противников, слишком уверенных в своем будущем успехе.
С другой стороны оставалась Аверия, остававшаяся целью Вассария Гельского, чей гарнизон сейчас был гораздо крупнее, чем на начальных этапах развития, но все же недостаточно сильным, чтобы выдержать долгую осаду. Войска Вассария еще даже не вступали в серьезные боевые действия, и неизвестно, когда и куда он может нанести удар. Вполне может оказаться и так, что следующее нападение придется не на сам Тристанский баронат, а на одного из союзников, и тогда ударные части придется спешно перебрасывать на другой край острова.
Эдварду была нужна сейчас тишина. Хотя бы несколько минут спокойствия, чтобы самостоятельно разобраться с мыслями и просто успокоиться. Первое сражение и первая победа в этой войне, и далеко не каждый может похвастаться тем, что смог разбить столь старого и опытного командующего, как Тарваил. Сейчас самое главное слишком сильно не уверовать в самого себя, не сорваться с края и не допустить опрометчивых решений. Кроме того, необходимо что-то сделать с Тарваилом Гористаром…
Гористаром, в этом родовом имени и была самая большая проблема. Эдвард слишком хорошо помнил о данной клятве, но так же помнил и о тех законах войны, какимм необходимо следовать. С пленными необходимо обращаться соответственно их рангу и статусу, и этот человек действительно заслужил уважения, как достойный враг и противник, но он не мог заставить себя испытывать хоть что-то, близкое к чувству уважения к этому роду.
Нет, он не презирал их и не считал идиотами, это жестокие и опасные люди, выступив против Гористаров необходимо готовиться к самым опасным последствиям, но Эдвард ненавидел их всей душой, желая истребить само это имя из памяти Рейнсвальда. И если прежде это было лишь плохо скрываемое соперничество, то после того, как спустили с поводка Респира, оно переросло в нечто большее, в кровную вражду, которую развязали сами Гористары, но которую закончит уже он сам. И потому обязан убить Тарваила, но не просто придушить где-нибудь или подстроить случайную гибель, ему нужна показательная казнь на глазах у всех, заявив всему Рейнсвальду, что его клятва будет не пустыми словами. И все же не мог повесить его или отдать под расстрел, это его клятва, ему ее и выполнять. Просто прийти в камеру к Тарваилу и расстрелять его? Как тогда будут смотреть на него его собственные вассалы? Как на труса, испугавшегося собственного пленника?