Пустой мир. Кровь и честь
Шрифт:
– Этим днем будет объявлено о помолвке моей дочери и барона Тристанского, – вмешался, Рокфор, пытаясь обратиться к рассудку этого человека, – так что прошу вас, перестаньте доставлять всем неудобства своими бессмысленными претензиями!
– Помолвка? – Респир только сейчас разобрал это слово и сразу побледнел.
– Вообще, его даже жалко, – негромко добавил Северед, занятый только тем, что продолжал удерживать Эдварда от необдуманных действий, – он ведь действительно любит ее. Причем настолько сильно и без оглядки, что теряет рамки реальности. Такое чувство достойно уважения.
– Он достоин только того, чтобы я проткнул ему сердце, – прошипел Эдвард сквозь зубы, снова попытавшись вырваться, но у корсара была действительно
– Думаю, вам не пойдет на пользу затевать драку в таком месте, – так же негромко заметил корсар, – здесь все же не корабельная кают-компания. Да и там бы это смотрелось, по меньшей мере, безрассудно.
– Вы желали меня видеть, герцог Росский? – Изабелла, вместе со своими фрейлинами и в сопровождении нескольких подруг, вышла к нему, пройдя сквозь расступившихся гостей. Сейчас в ней не было и капли прежней теплоты и веселости, она была столь же холодной, как лед на пустых камнях, сколь же и прекрасной, как бритвенной остроты лезвие клинка. Ее появление остудило все стороны спора, заставив всех замереть в удивлении, только наблюдая за столь сильно изменившейся дочерью Карийского Дома.
– Я вас слушаю, герцог, что вы хотели мне сказать? – в своем серебристом платье она действительно напоминала клинок, разговаривала таким спокойным, но твердым тоном, что даже этот псих немного остыл. Увидев наяву и так близко человека, про которого столько мечтал, впервые растерялся, даже не зная, как реагировать на такую холодность. В его грезах, в болезненном воображении, такой Изабеллы попросту не существовало. Она должна была броситься ему на шею, целовать и кричать, как его любит, но точно не разговаривать таким ледяным тоном.
– Изабелла, любовь моя, – Респир протянул к ней руку, но она отшатнулась, не дав и коснуться себя, – что они с тобой сделали? Почему ты так холодна? Я пришел забрать тебя отсюда. Мы будем вместе, как в наших мечтах…
– Я не желаю вас видеть граф, – так же спокойно ответила Изабелла, пронзив его ледяным взглядом, – никогда не хотела и не хочу быть с вами. Я вас никогда не любила, а сегодняшним днем будет объявлено о моей помолвке с бароном Тристанским, так что прошу вас впредь не беспокоить меня. Если вы действительно любите меня, оставьте свои мечты и не мешайте мне быть счастливой, – с этими словами девица Карийского рода развернулась и снова скрылась среди гостей вместе со своей свитой.
Респир, окончательно сраженный фактом явления своей любви воочию, даже не нашелся, что сказать, бессильно открывая и закрывая рот в попытке хоть что-то из себя выдавить. Та Изабелла, что на самом деле существовала, вдребезги разбивала все его мечты, не оставляя никакой надежды.
– Но ты же любишь меня, – прошептал он вслед. И эта фраза словно вернула его к жизни, – ты же любишь меня! Ты любишь меня! Любишь! – Респир попытался следом за ней броситься в толпу гостей, но охрана, по сигналу Эдварда, схватила его, не дав и шага сделать. Герцог окончательно утратил всякое самообладание, вырываясь и лягаясь, продолжая что-то выкрикивать вслед Изабелле. Охранники, схватившись за руки, не давали ему броситься следом в толпу, удерживая на месте, но в то же время, помня, что перед ними дворянин, старались не применять грубую силу.
Эдвард уже не смотрел на него, вместо этого глядя на барона Гористара, стоявшего в самой расслабленной позе. Кажется, все происходящее не только не трогало его, но даже забавляло, и лишь легкая улыбка блуждала у него на губах, вместе с самым задумчивым выражением лица. Сейчас этот человек больше всего походил на шахматиста, сделавшего удачный ход и ожидающего реакцию соперника.
– Прошу вас, уведите его отсюда, – попросил
– Да, конечно, – согласился Гористар, словно только заметив буйства своего протеже – Респир, друг мой, я думаю, нам уже пора.
Охрана Эдварда буквально с рук на руки передала так и не успокоившегося Респира свите графа. Когда они уходили, Эдвард еще слышал крики этого человека, чувствуя себя так, словно поскользнулся на автомобильной подножке и упал в грязь.
– Знаете, это мне напомнило один случай на Тайхоте, – сказал Северед, тоже задумчиво глядя вслед Респиру, – там была немного похожая история, только любовь была настоящая. И дело очень паршиво кончилось.
– А можно немного точнее? – попросил Эдвард, эмоционально опустошенный после прошедшего разговора, – думаю, что сейчас не самое время рассказывать истории, но мне просто необходимо чем-то выбить из головы воспоминания об этой встрече. Так что, прошу вас, не стесняйтесь и рассказывайте все, что помните, – они вернулись к фуршетному столику, где тристанский барон первым же делом налил два бокала вина, один из которых протянул своему собеседнику.
– С удовольствием, – корсар кивнул и продолжил рассказ, пригубив вино, – так вот, на Тайхоте это тоже успело стать частью истории. Когда мы там приземлились, люди рассказывали ее как красивое, но жутковатое предание. Тогда остров был разделен на несколько карликовых государств, занимавшихся только тем, что изводили друг друга в постоянных междоусобицах… Интересно, что к каждой такой стычке им требовался повод, дабы выглядело все законно хотя бы приблизительно, поскольку начинать войну просто так считалось… невежливым, что ли. И вот во всем этом постоянно бурлящем котле интриг и взаимных претензий, двое детей, королевские отпрыски, полюбили друг друга. Девушка была из правящей семьи другого королевства, а отец влюбившегося паренька оказался весьма циничной персоной, сразу сообразив, как всем этим воспользоваться. Он изводил сына, постоянно приезжая туда то на прием, то на встречу, то просто как бы случайно, но девушку позволял увидеть издалека, порой обмолвиться парой слов, но ничего больше. До тех пор, пока его родной сын не решился сделать самую большую глупость в своей жизни и не попытался выкрасть девушку. Охрана принцессы, конечно, тут же пристрелила ловеласа при первой же попытке пробраться в ее покои, но дело было сделано. У его папаши уже стояли войска на границе, и он тут же, объявив о покушении на члена своего семейства, начал наступление уже через пару часов после гибели своего отпрыска. Его противник, так ничего толком не понявший, что происходит, не успел даже собрать собственные войска, как был разбит.
– Хотите сказать, что Гористар ищет повод, чтобы объявить мне войну? – спросил Эдвард, – это невозможно! Он не пойдет на открытый конфликт прямо сейчас.
– Ну, войну он, может, не объявит, но я чувствую, что этот старик практически толкает Респира к какой-то глупости. Такой большой и очень болезненной глупости, которая, в первую очередь, ударит по вам, – сказал Северед с самым серьезным тоном, – так что посоветовал бы вам готовиться к самому плохому. Вплоть до налета на замок… – он опустошил свой бокал и тут же снова потянулся за кувшином вина.
Чего бы ни хотел Гористар в действительности, но отравить церемонию объявления помолвки у него получилось. Изабелла была просто сама не своя, когда вышла с Эдвардом к своему отцу, торжественно читавшего небольшую речь о том, почему он согласен с тем, чтобы его дочь вышла за этого человека. За Эдварда, отвечая на вопрос, почему он берет в жены эту девушку, должен был говорить поверенный, поскольку отца у него не было. И подобную честь было решено отдать герцогу Камскому, как самому близкому другу, заодно успевшему окончательно протрезветь к нужному моменту.