Пустой
Шрифт:
Идя за ним в казарму, я просто наслаждался и восхищался им. Даже сейчас, будучи смертельно пьяным и шатающимся из стороны в сторону он внушал мне искреннее уважение. Его действительно уважали, побаивались и любили. Настоящий батяня-комбат! Такой как он, умеет отдать команду, которая будет выполнена моментально, без возражений и споров. Заступится за своего бойца перед старшим. И накажет его в случае чего. К нему относились как к строгому отцу.
Пригласив меня жестом сесть на табурет напротив своей панцирной кровати, сам уселся на нее. Скрестив пальцы рук в замок и нагнув голову вперед, посидел
Кроме нас в казарме никого не было. Народ гулял и радовался великой победе. Предвкушая скорый захват соседнего стаба и расширение влияния. Фантазия у победителей была не ограничена. Рассказы сражавшихся мигом обрастали все новыми и новыми подробностями. Не удивлюсь, если скоро услышу «правдивую» историю о бежавшем от них в страхе элитнике. Я молча сидел перед Бугром.
Тот, как-то горестно по-стариковски вздохнул и откинув рукой матрас с края достал лежащий на панцирной сетке завернутый в тряпицу непонятный предмет.
Спокойно, одной рукой развернул лежащий на коленях сверток, и я увидел ТОТ САМЫЙ обрез.
Весь хмель вылетел из моей головы мгновенно. Я по-прежнему молчал.
– Узнаешь? Знаешь где он лежал? На полу? В комнате знахаря. И перед бабами ты с ним нарисовался, когда в холодильник их запирал. Спрашивать, за что ты его, не буду. Значит было за что. А вот за охранника, не скажу… Кто знает…, кто знает…
Помолчал, поглаживая обрез как котенка, уснувшего на коленях. Я сидел напротив него, абсолютно трезвый, с початой бутылкой вискаря в руке. Выпили, блин, за здравие. Все-таки решения в стрессовой ситуации я принимать абсолютно не умею. Остаются только рефлексы, а именно один из них, самый не годный. Я впадаю в ступор.
– И зачем ты золотишко в магазине собирал на первой вылазке, когда ты потом пропал? – продолжал он. И где оно сейчас? Мутный ты… А ведь по началу таким простачком казался… Я к тебе как к родному…
Сказал он, заворачивая обрез обратно в тряпицу и кладя его под матрас.
– Все. Иди. Гуляй. — пьяно пробубнил он мне не смотря в глаза, и не вставая с панцирной кровати. Сидел на ней, раскачивался взад-вперед и пьяно тяжело дышал.
Я на негнущихся ногах встал и вышел из казармы, не чувствуя под собой землю. В горле у меня пересохло и воздух, кажется, сгустился.
Вот я и на крючке, и соскочить с него не получится. Одно слово Карелу и меня нет. Бежать? Куда? Этот стаб мне нужен как воздух. Я без него не смогу. Или смогу? Зачем я Бугру? Почему он сразу меня не сдал? Что ему от меня надо?
И ни в какой другой стаб у меня сбежать не получится. Почти везде есть или знахари, или ментаты, которые мигом увидят мой дар, и что я сделал для того, чтобы сохранить все в тайне. За убийство знахаря, вряд ли печенюшками меня кормить будут. А накормят свинцом до отвала. Или просто башку киркой проломят. И с их точки зрения, они абсолютно правы. Все по неписанным законам Стикса.
Я до самого конца своей жизни привязан к этому стабу под названием База.
Пьяной и веселой толпы я уже не видел. Полупустую бутылку с недопитым виски, просто выкинул на землю. Та, лихо подскочив, крутанулась и разбилась об бетонный забор.
Часть 5 Отжимаем новый стаб.
****
Всегда лето, иногда дожди то короткие, то затяжные, но было всегда лето. Впрочем, различать времена года и рефлексировать по осени или зиме тут было не кому и некогда. День сменяется ночью, утро - вечером, погибает тот к которому ты успел привязаться и назвать своим другом. Поэтому и отношения между людьми, как это формулировалось ранее в анкетах, формально рабочие.
Постоянно тарахтел то один, то другой генератор в гараже. Вся электроника, после загрузки, выгорала начисто и что бы привести ее в чувство, требовалось перебрать все! От автомобиля – до магнитофона. Рукастые электрики были в цене. Да и механики тоже.
Маленькая проблемка была так же в том, что кто ни будь, более слабый чем ты, мог пустить тебе пулю в спину, затая обиду, при очередной вылазке в город. Поэтому конфликты, хоть и имели место быть, но были редки.
Выпустить пар помогала «Арена» и короткие контакты с женщинами во время налетов на магазины.
Бои в «Арене» стали чем-то вроде инициации в Базе. Бой должен был принять каждый новенький. На это представление сходились посмотреть абсолютно все жители стаба.
Перепуганный, на трясущихся ногах со взглядом побитой собаки новичок принимал неравный бой со старожилом. А желающих избить практически младенца, было хоть отбавляй. У новенького, не зависимо от его физической и боевой подготовки не было ни одного шанса закончить бой - хотя бы в ничью. Со временем, Стикс, благодаря своей атмосфере и, конечно, живчику удесятерял силы человека.
А на психику старожила негативно действовало пребывание в Базе, в мужском коллективе настоящих отморозков: грубых, трусливых, эгоистичных, равнодушных и взбешенных несправедливостью судьбы выдернувших их из привычного мира и погрузивших их в мир хаоса и насилия.
Избить новичка считалось удачей и честью, оказанной наиболее отличившимся грузчикам-носильщикам. Его били картинно и демонстративно. Разрывая и нанося удары в наиболее травмируемые органы. Лицо человека превращалось просто в кашу из кровавого мяса. Каждый наносимый удар встречался радостными воплями толпы. Если новичок умудрялся оказывать, хоть и незначительное сопротивление, то эта храбрость и отвага так же приветствовалась толпой.
Позже, после боя, а точнее избиения, старожил-победитель, картинно и демонстративно на руках нес избитого и рваного в клочья новичка в казарму и отдавал ему свой запас живчика. Имел право «крестить» его любым именем. Но если тот помирал, тоже не беда… Бывает…
Чаще всех на ринг выходил Шкаф. Он сумел стать из недотепы суровым гладиатором, авторитетом равным по значению Бугру. Все чаще и чаще, как бы невзначай тот словесно, что называется, «цеплялся языком» с местным «смотрящим» за казармой. То приказ начнет оспаривать, то еще как-то свой гонор покажет.