Пустые головы
Шрифт:
Опер всё сидел не выпивая. Он думал. Но не о заявленной начальством странности, а о желании начальства предвидеть-предупредить возможное ЧП с личным составом, способное испортить отчётность. Цинизм? Ну и ладно! Карьеры ведь без выполнения таких поручений не строятся. Доверяет ведь – уже хорошо!
Опер наконец выпил. Шоколад трогать не стал. Курить тоже. Субординацию никто не отменяет даже в доверительных случаях.
– А ещё что на него есть?
– «Ещё» – это как раз ты и найдёшь! – тон Полковника мгновенно стал начальственным, не переставая – тонкое умение! – быть вкрадчивым.
– Кто он? – главный вопрос.
– Малой. Участковый. Отложи всё. Займись
Выходя из кабинета начальника, опер к выложенному тем списку странностей добавил ещё одну свою – давешний интерес участкового к самоубийце.
«Действительно странно… В смысле, интересно…»
Поразмышляв уже без показной услужливости, опер стал оправданно себя чувствовать Опером, но понял, что при всей неофициальности поручения никаких козырей, кроме секретного доверия начальства, у него не появилось. Он, если что, даже полковничью «доверчивость» разыграть не сможет в свою пользу больше, чем того пожелает сам Полковник. Ну задание, ну неофициальное… Ну и что?! Речь ведь идёт о коллеге… О чести мундира… О святом! И эту полковничью щепетильность поймёт любой проверяющий – такой же мент и такой же, скорей всего, Полковник. Отсюда вывод: придётся поработать. Добросовестно! А там, глядишь, может и с самого Малого какой-то приработок выйдет. В деньгах вряд ли… Но в карьере-то! Полковник оценит… Да и впрямь! Что-то там у этого участкового есть… Слишком выпирать стало. Это неспроста.
Глава 19
Заглянув в глаза жене после того, как проспался, Кира понял, что привычно шутливого её ворчания не услышит, на которое он тоже уже привык игриво оправдываться, мол «Ну, ки-иса… Ну чего ты? Я больше не буду». Он даже слегка ожесточился, словно бы доигрывая давешнюю, начатую ею же самой, сцену «Всяк сверчок знай свой шесток».
Он с громким плеском принял душ и побрился, обильно надушился, сменил бельё, сам сварил себе кофе, нарочито мыча себе под нос популярный назойливый мотивчик. Сам сполоснул посуду, гремя ею показательно громко под чрезмерным напором воды, забрызгав всё в радиусе метра вокруг себя и себя в том числе, отчего снова пришлось менять бельё, промокшее под распахнутым халатом. Оделся в изысканный «casual» и, выходя из квартиры, смалодушничал всё-таки – подбросил и поймал, обращая на себя внимание жены, ключи от машины. За руль, мол, иду садиться! Нечего тут меня конченым забулдыгой представлять. Жена, впрочем, внимания не обратила. Тоже показательно!
Потом, когда добрался до машины, завёл её и сделал паузу в своей стремительности на прогрев двигателя, то даже не успел до конца задать себе вопрос «Куда?». Ему сразу вспомнилась медсестра с полненькими губками из больницы. Её трогательно глупенькое лицо, не умевшее ещё скрывать эмоции. Её гладкая кожа на шее. Её пчелинообразная фигурка под приталенным халатиком, не очень низкий край которого позволял полностью видеть стройные и плотные икры на высоких каблуках и даже коленки, рождавшие соблазнение своим лёгким – совсем чуть-чуть! – мельканием между полами халатика, чья нижняя пуговица оставляла-таки игривую узость для приличия и обширный простор для воображения.
Но главное – это свежесть девушки! Не возрастная, а психологическая.
Прежние Кирины любовницы – даже самая последняя – уже вошли или стали входить в привычку и становились скучны.
Взбодриться… по крайней мере, попробовать… сейчас, на волне карьерного успеха, было бы то, что нужно. «То, что доктор прописал!.. А медсестра выполнила процедуру», – пошутил он сам себе в зеркало. Тем более, что впечатление, произведённое им своей неотразимостью на девушку, было слишком очевидно. Буквально – видно было в очах её влажных, распахнувших крылья своих ресниц до максимально возможных пределов, когда Кирилл накануне галантно склонился к её руке для поцелуя.
Кира понимал, что понравился ей, и чувствовал, что она, тем самым и будучи весьма симпатичной, понравилась ему.
«В больницу! А повод? Она – повод! Нет… Это не годится… Почувствует свою женскую власть, начнёт хвостом крутить, дескать, ухаживайте за мной, добивайтесь меня… Природа такая… Рефлексы неосознанные, чтоб их… В бабах вообще мало осознанного… Мозг у них – лишний орган. Этим курицам он без надобности… Даже мешает! Как аппендикс. Инстинкты да рефлексы – вот их ипостась… Вот инстинкт и разбудим… А рефлекс потушим».
И Кире в тему вспомнилась книжка сказок для взрослых и детей, которую ещё в юности давал ему почитать Антон.
«Как там, у Шварца, министр-администратор даму на рандеву приглашал? Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен – чего же тут время терять?».
Ну, а повод, всё-таки? С врачом поговорить… Беспокойство о раненом друге… Что может быть естественнее и благороднее? Впрочем, никто теперь в благородство не верит, потому и неестественно это будет… Хотя! Рожу понаглее… В смысле, побеспокойнее… Пусть циничные медики впечатлятся редким примером истинного благородства… Друг переживает за друга! Красиво, чёрт возьми… Точно!!! Именно с этим к медсестричке и надо подкатить.
Припарковавшись и отрепетировав в зеркале выражение озабоченности на лице – видимой, но не чрезмерной, чтобы не переиграть и чтобы уверенную мужскую неотразимость не затмить, – Кирилл вошёл в больничный покой.
Он даже не предполагал, с каким удивлением увидел его тот самый друг, версию с беспокойством о котором взял на вооружение охотник до женской свежести.
Впрочем, удивление наблюдавшего из укрытия за входом в отделение Малого быстро сменилось профессионально обострившимся интересом: «Надо бы зайти и послушать».
Но решив не рисковать до поры саморазоблачением и не рушить пока осторожность, Антон, будучи в зудящем желании хоть что-то предпринять, только пониже присел в кустах палисадника – своего наблюдательного пункта.
Он его занял с утра в надежде по лицам входящих молодых девушек из числа персонала отделения определить, кто из них любовница нелепо (и некстати!) погибшего доктора. Ведь должна же быть видна печать личной трагедии в выражении любого женского лица после смерти любимого! А лучше, если – возлюбленного! Пафоса-то сколько… Девичьей экзальтации… Вот её бы сейчас в помощь…
Если не удастся тайно увидеть на расстоянии, то придётся вступать в контакт, что нежелательно после всех тех самых трагических событий.
Была, конечно, и вероятность того, что молодая любовница, переживая, вообще на работе не появится… Но, в любом случае, надо было снова как-то вносить ясность в природу шантажа.
Хотя… Если доктор действительно не был в деле, то стервятница, выходит, действовала в одиночку. Сама!.. Без ансам-бля… И наверняка пройдя мастер-класс своего рискованного предприятия в интернете или, тем хуже для неё, в женских детективах женского же авторства. То есть в этом случае обозначались две чёткие личностные характеристики – жадность и глупость, что было бы неплохо, так как ни того ни другого не скроешь – видно и слышно сразу.