Пустыня жизни (Сокращенный вариант повести)
Шрифт:
– Ты с ума сошла! Снежка невесело рассмеялась.
– Ох, взглянул бы ты сейчас на себя в зеркало... Между прочим, меня это тоже почему-то не приводит в восторг. А что делать? У Эи больше нет рода, и если мы не примем ее в свой... Нет, она будет жить.
– Но ведь не обязательно...
– Здесь обязательно. Легче столкнуть планету с орбиты, чем заставить женщину не быть женщиной. Здесь это так. Только так.
– Несмотря на то, что мы побратались с Эей? Снежка только вздохнула. Прикусив губу, она отвела взгляд. Нет, ее губы запеклись не от жара. И руки ее были окровавлены не только ремнями; сколько раз ей, наверное, вот так
Я молча привлек ее к себе. Она вжалась лицом мне в грудь и затихла. Ничего не надо было говорить, мы и так слышали друг друга. "Тебе было так плохо!" - "Очень. Когда меня повели на смерть, я обрадовалась, сама я не решалась..." - "Тебя били?" - "Не то... Меня учили жить. Не спрашивай". "Какое счастье, что ты не смогла..." - "Просто это была не та смерть. Слишком мучительно и долго".
– "Я всегда буду любить тебя. Тебя, а не Эю". "Знаю, поэтому и говорю так спокойно. Но она не должна знать, что ты ее не любишь".
– "Это невозможно*.
– "Это просто, у нее другие представления о любви. Не беспокойся, все будет не так плохо".
– "Я не беспокоюсь. Я ищу и не могу найти другой выход. Туда, к своим".
– "Знаю..."
– Выпусти, - сказала она. Я разжал объятия. Снежка села, подперев подбородок. Она молча и пристально смотрела на пламенеющие скалы, но видела ли она их? Я больше не слышал ее мыслей и не решался переступить порог ее молчания. Лицо Снежки было неподвижно, как маска, только сполохи огня пробегали по нему тенями.
– Над скалами внезапно, как прежде, снова пронесся протяжный ноющий вопль огневика, в черном куполе ночи снова приоткрылось другое небо, дрогнув, просияла россыпь чужих звезд.
– Он жалуется, - тихо сказала Снежка, когда все затихло.
– Похоже, согласился я.
– Не только похоже. Я долго за ним наблюдала, очень долго. Ему одиноко и холодно.
– Ты не можешь этого знать.
– Я чувствую.
– Ты думаешь, оно существо?
– Мне кажется, да.
– Что ж, может быть. Нам от этого не легче.
– Не легче, - эхом отозвалась Снежка.
– Для возвращения нужна энергия. Много энергии, - добавил я.
– Ее здесь сколько угодно, - спокойно сказала Снежка.
– В нем.
– Он с нами ею не поделится. Скорее наоборот.
– Возможно. У тебя есть шнур?
– Какой шнур?
– Лазерный, разумеется.
– Конечно.
– Я покачал головой.
– Ничего, малыш, не получится. Лавовое озерцо не даст столько энергии.
– Так подключись к огневику.
– Ты шутишь? Нет, она не шутила. Спокойно и ясно глядя на меня, она повторила свое предложение подключиться к огневику, словно к банальной розетке.
– Тоже выход, - закончила она, как ни в чем не бывало. У меня обмякли колени.
– Он же разнесет нас в клочья!
– Если заметит.
– В ее устало неподвижных глазах переливался жаркий отсвет багровеющих скал.
– Если вообще заметит. Я подходила к нему близко, как только могла. Он... Мы, люди, для него не существуем. Наверное, и канализирующий луч лазера для него не более ощутим, чем укус комара. Мы ведь не каждого прихлопываем. А если прихлопываем, то сразу...
Она прикрыла лицо рукой. Я не знал, что и думать. Такая мысль не приходила мне в голову. Сама по себе чудовищная, она и не могла прийти ко мне после всего, что я натерпелся от огневиков. Но, так просто отбросить ее я уже не мог. При всей своей дикости она была не столь уж безумной. Технически все было осуществимым, а там уж как повезет. Сравнение с комаром было на редкость точным.
Я смотрел на огневика и не мог пересилить страх. Над белыми глыбами лав все так же покоилась чуждая всему земному, ежемгновенно преобразующаяся, тем не менее застывшая масса пламени. Огненное существо, плазменный робот, что-то совсем, иное? И к этому чудовищному, непостижимому подключиться, всадить в него жало?) Рискнуть собой, Снежкой?
Только об одном она не упомянула, потому что это было ясно и так: нас ждало пославшее меня человечество.
– Пошли, - сказал я.
Хроноскаф стоял там, где я его оставил. Внутри нас встретил спокойный, такой тусклый после всего, что мы видели, свет приборов. Эя спала, разметав волосы и уронив голову на колени.
– Не буди, - шепнула Снежка.
– Ей сейчас хорошо...
Да, ей сейчас можно было позавидовать. Стараясь не потревожить, я отжал вялое тело девушки в угол, пристроив Снежку, и поднял хроноскаф в воздух.
Что я делаю?
Полет длился недолго, на гребне было достаточно ровных площадок. На одну из них я посадил хроноскаф. Чтобы не мешать мне, Снежка вылезла, едва аппарат коснулся земли. Ее губы скользнули по моей щеке.
– Действуй, - сказала она быстрым шепотом.
– Может быть, тебе лучше укрыться? "Зачем?
– ответил ее взгляд.
– Все едино..." Я отвернулся. Наводка лазерного луча напоминала схему того прицела, сквозь перекрестье которого я так недавно (вечность назад!) вглядывался в атакующего огневика. "Что ж, вихрем пронеслось в мыслях.
– Что ж..."
Визирные линии прыгали и двоились. Желудок комом подкатывал к горлу. Что я делаю? Еще не поздно. Мы оба сошли с ума. Какое нам дело до человечества. Все абстракция, кроме нас. Сейчас, сейчас, и нас уже не будет. Тогда зачем все это, зачем?
Я включил автоматику. Все, теперь от меня ничего не зависело. На негнущихся ногах я выбрался наружу, в лицо дохнул жар и свет.
От хроноскафа протянулся голубоватый игольчатый луч, бледно прочеркнув скалы, канул в изменчивом сиянии огневика. Дрожащие пальцы Снежки сцепились с моими, так, рука в руке, мы замерли на краю обрыва.
Мучительно горели скалы, паутинной нитью трепетал луч, было тихо, как в обмороке. Недвижно чернело небо, яростный блеск огневика был так спокоен и равнодушен, словно ничего не происходило, словно меж ним и хроноскафом не пульсировал бегущий по светопроводу ток энергии. Комариное жало впилось, а ответного, испепеляющего удара все не было. Чувствовал ли огневик это жало в себе, мог ли почувствовать, ощущал ли он что-нибудь? Все багрово, как в мареве, колыхалось перед глазами, я ждал расплаты, которой не могло не быть.
Вот оно! Грянул низкий протяжный рев. Зыбкие очертания огневика всклубились, и то тяжелое, завораживающее, что навалилось на меня тогда, в коконе хроноскафа, глянуло на нас теперь. Глаз? Их не было, было лишь ощущение жутко нечеловеческого взгляда. Ни наше упорство, ни наша гордость ничего не значили перед ним. Какое-то неуловимое изменение произошло в самой вихрящейся структуре чудовища, оно безглазо смотрело на нас изнутри, смотрело, ничего не требуя, ничего не желая, как могла бы глядеть вдруг прозревшая природа, которой все равно, есть человек или его нет. Что по сравнению с этим все мифы о леденящем взгляде Медузы!