Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников

Поселянин Е.

В другой раз во время молитвы Антоний увидел, что вся земля покрыта сетями. Когда он стал размышлять, кто же может избежать стольких соблазнов, то небесный голос ответил ему: — Смиренная душа!

Чтобы укрепить его в смирении, столь необходимом для человека, отмеченного, как он, чудесными дарами. Бог показывал ему иногда выдающуюся добродетель каких-нибудь святых, которую Он хранил неведомой для всех людей. Так Он явил ему праведность Павла, первого отшельника, и праведность одного александрийского простолюдина, который ежедневно в приливе искреннего смирения говорил себе: «Все жители этого города исполняют свой долг и трудятся, чтобы стяжать Небо, а я один заслужил ад за грехи мои».

В жизни пустынных отцов можно видеть и другие примеры подобного рода.

Нельзя обойти молчанием

знаменитое видение, бывшее Антонию относительно тех бед, которые ариане должны были причинить после его смерти в Александрии, — видения, переданного святителем Афанасием и св. Иоанном Златоустом и признанного во всем древнехристианском мире. Вот что рассказывает св. Афанасий.

Однажды Антоний вошел в религиозный экстаз и, долго находясь в этом положении, громко вздыхал. Спустя час, продолжая вздыхать, он повернулся к присутствующим и, весь дрожа, поднялся, чтобы снова молиться. Очень долго он оставался на коленях и наконец встал, проливая поток слез/Его ученики, охваченные страхом, так настоятельно просили его открыть им, что возвестил ему Бог, что он, не в силах противиться им, сказал: «О, дети, смерть бы мне казалась желаннее, чем быть свидетелем того, что сейчас открыл мне Бог». Он остановился на этих словах, и, так как ученики все упрашивали его, он, обливаясь обильными слезами, продолжал так: «Божий гнев должен пасть на Его святую церковь. Она будет предана людям, похожим по бесчеловечности на зверей. Я видел Престол Господень, окруженный мулами, которые все опрокидывали ударами ног. И казалось, что эти удары наносило громадное множество скачущих и убивающих зверей. Я слышал голос, говоривший: «Мой алтарь будет осквернен».»

Это пророчество оправдалось. Два года спустя мир сделался свидетелем святотатства в храмах, произведенного арианами, и особенно в Александрии, когда ариане путем насилий возвели на кафедру этого города недостойного Григория Каппадокийского на место святителя Афанасия, которого они изгнали. В то время Филагор, префект Египта, посланный императором к Григорию для поддержки его, привлек на свою сторону язычников, евреев и беспутных людей и разослал их отрядами с оружием и палками против православных, собравшихся по церквам. Они бросились прежде всего в церковь, носившую имя Квирина, ограбили дев, посвященных Богу, гнусным образом обошлись с ними: топтали ногами монахов, из которых несколько человек умерло, других избили палками; иных продавали в рабство.

Язычники сбросили Святые Дары наземь, на Престоле принесли в жертву богам птиц и еловые шишки; изрыгали ужасные кощунства на Иисуса Христа. Они сожгли также священные книги. Некоторые вошли в крестильню и, раздеваясь донага, делали и говорили там безобразия, о которых непозволительно даже передать. Церковь осталась в добычу их ярости и корыстолюбия. Они унесли все, что могли найти, включая и вклады частных лиц, которые там хранились. Они выпили вино, назначенное для литургии, и разлили его; похитили масло, унесли двери и отделку стен, разбросали по полу светильники и зажгли церковные свечи в честь идолов. Никогда не было видно такой ярости, нечестия, бесчинства и ожесточения против Иисуса Христа и Его служителей.

Преподобный Антоний предсказал все эти несчастья своим ученикам, но он не хотел лишать их утешения узнать, чем кончится это испытание, и прибавил: «Все же, дети мои, не теряйте мужества. Если Господь ныне разгневан. Он еще сжалится над нами. Церковь вернет себе свое прежнее величие, и те, кто останется тверд в вере, будут с почестями восстановлены. Нечестие укроется во тьме пещер, откуда оно вышло, и вера распространится более, чем когда-либо. Что же касается до вас, берегитесь отравы ядом Ария. Его учение не только не идет от апостолов, но и имеет началом своим дьявола. Оно безумно, и те, кто поддерживает его, получили свое верное олицетворение в мулах, не имеющих ни ума, ни разума».

Так говорил великий Антоний своим ученикам в пылу ревности к истинной вере.

Вследствие этой самой ревности он ненавидел еретиков, он никогда не хотел иметь общения с ними, ни даже дружелюбно с ними разговаривать, заявляя, что дружба и общение с такими людьми составляет погибель души. Он с позором прогнал со своей горы ариан, которые осмелились туда прийти.

Некоторые

последователи этой секты распустили слух, что он верует, как они. Преподобный, смирение которого вынесло бы молча всякую другую клевету, был изумлен их бесстыдством. Воспылав святым гневом против этой лжи, где слава Иисуса Христа была задета более, чем его собственная честь, он по приглашению православных епископов прибыл в Александрию и вступил с арианами в публичное прение, убеждая верующих не иметь с ними общения и говоря, что ариане ничем не отличаются от язычников и что они возбуждают против себя всю тварь, потому что принижают до своего уровня Того, Кто их сотворил. Его присутствие в этом самом городе произвело на народ чрезвычайное впечатление. Даже языческие жрецы шли в церковь и просили позволения поговорить с «Божий м человеком» — так его называли. Он совершил несколько чудес, и св. Афанасий утверждает, что в недолгий срок, какой он там оставался, обратилось к вере более неверующих, чем раньше обратилось за целый год.

Преподобный Антоний свиделся также со знаменитым слепцом Дидимом, который, потеряв зрение в возрасте четырех лет, стал, однако, глубоким ученым в области разных наук и был тогда весьма уважаем православным духовенством за чистоту своей веры. Антоний в задушевной беседе спросил его, сожалеет ли он о потере зрения. Дидиму было несколько стыдно в этом признаться. Но святой уговорил его признаться. Тогда Дидим ответил, что действительно страдает от сознания слепоты. Преп. Антоний на это заметил: «Удивляюсь, что человек настолько рассудительный, как ты, жалеешь глаз, которые мы имеем наравне с мухами, муравьями, и не радуешься вместо этого тому, что обладаешь светом апостолов и святых. Гораздо лучше, — прибавил Антоний, — иметь зрение духовное, чем телесное: эти духовные очи, не затемненные соблазнами греха, а не эти плотские очи, один нечистый взгляд которых может повергнуть человека в ад»

Антоний, исповедав столь блистательно в Александрии Божество Иисуса Христа, вернулся на свою гору. Здесь опять его стало осаждать множество народа. Его чудеса и добродетель привлекали такую толпу, что для облегчения пути по этой безводной пустыне один дьякон завел очень быстрых верблюдов, которые и перевозили без задержки лиц, направляющихся к святому отшельнику.

Хотя Антоний не изучал философии и мирских наук, его мудрость и живость его ума с избытком возмещали недостатки его образования; в особенности же помогали ему те чудесные озарения, в которых он черпал вечные истины. Поэтому языческая философия не могла одолеть его и была посрамлена его мудростью.

Два греческих философа испытали это на себе. Они пришли на его гору с намерением застать его врасплох. Но он их узнал издали, вышел навстречу и сказал им: «Зачем, философы, вы приняли на себя столько труда, чтобы видеть безумца?» Они отвечали ему, что не считают его безумцем и что, наоборот, уверены в его мудрости. Но Антоний, предвидевший их ответ, извлек себе пользу из него и своим ответом совершенно их пристыдил.

— Если вы, — сказал он, — уверены, что я мудр, то вы должны подражать моей мудрости, потому что надо подражать тому, кого уважаешь. Если бы я пришел к вам, вы бы сочли себя вправе требовать, чтобы я последовал вашему примеру. А так как вы приходите ко мне, как к мудрому человеку, то ты должны последовать моему примеру и стать христианами.

История не говорит, был ли принят, так или иначе, этот спасительный совет. Но оба философа удивились тонкости ума подвижника.

Он также зажал рот нескольким софистам, которые осмелились при нем высмеивать почитания, которые мы оказываем Снятому Кресту.

— Что из двух, — сказал он им, между прочим, — более сообразно с разумом и с честью: поклоняться Кресту или, как вы делаете, приписывать вашим богам грехи любодеяния и отцеубийства? Крест, который мы почитаем, свидетельствует нам о самоотвержении Того, Кто на нем пострадал; но то, что вы приписываете вашим богам, это — несчастная совокупность всевозможных пороков. Еще ответьте мне: что считаете вы более разумным: утверждать ли, что Слово Божие, не теряя ничего из того, чем Оно было, пожелало принять нашу природу, чтобы сделать нас участниками небесной жизни, или приписывать Божественность змеям и другим животным, как вы это думаете?