Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников
Шрифт:
Вся древность воздала ему великолепные похвалы. Известно, что святитель Афанасий, как сильно ни был занят церковными делами величайшей важности, полагал, что он много послужит Славе Божией, описав жизнь Антония, и признается в своем труде, что все, им сказанное, ничтожно по сравнению с тем, что еще остается сказать.
Св. Иероним говорит, что Бог чудесно возвестил его кончину святому Илариону и что в тех местах небо три года не изливало дождя.
Замечательно описано в знаменитой «Исповеди» блаженного Августина то могучее впечатление, какое оказывал на людей рассказ о подвигах Антония. Августин находился в колебании и не решался бросить греховных привычек, чтобы начать духовную жизнь. К нему
— А мы что делаем? Что думаешь ты о только что слышанном? Вот невежды завоевывают Небо; а мы со всем нашим знанием настолько глупы, что как бы зарылись в плоть и кровь. Неужели нам будет стыдно последовать их примеру, раз они опередили нас на пути к Богу, и не следует ли нам, наоборот, сгорать со стыда, что мы еще не пошли за ними?
Святитель Григорий Великий называет св. Антония не иначе, как Божественным Антонием. Иоанн Златоуст упрашивает своих слушателей читать его жизнь, чтобы поучиться у него истинной мудрости. Он говорит, что преподобный почти сравнялся славою с апостолами; что он примером показал то, что на словах завещал Христос, что он один уже составляет чудное доказательство истины религии. Наконец, благоговейное почитание преп. Антония целыми веками христианства достаточно доказывается именем Великий, которое ему дали за величие его подвигов.
IV. Монастыри и духовное учение преп. Антония
Какое-то особое сочувствие к себе вызывает то настроение единения и дружества, которое видим мы в подвижниках различных христианских доблестей. В жизнеописаниях святых вы часто встречаетесь с выражением: «...мученик (такой-то) и иже с ним».
«Иже с ним» — это люди, увлеченные примером святого: иногда его кровно близкие, семейные; иногда люди, находившиеся под его духовным влиянием, задолго до страдания обращенные им ко Христу; иногда же внезапно, по наитию благодати, потрясенные его нравственной крепостью, взволнованные тем необъяснимым величием, какое дышит во всяком страдании за правду, отвергшие свои недавние заблуждения и с криками: «Я верую, я христианин» — принимавшие тут же в своей крови крещение во Христа и венец мученичества.
Такие же «иже с ним» бывали и у подвижников христианского иночества, являвшихся, таким образом, также предводителями целой рати мучеников — мучеников, потому что жизнь инока есть мученичество и, может быть, еще более трудная, чем та смерть за Христа, которую принимали вовремя гонений христианские страстотерпцы.
Пытки бывали обыкновенно непродолжительны, и в самых страданиях своих мученики были подкрепляемы драгоценным сознанием, что они всенародно исповедуют свою веру и этим исповеданием могут привлечь к Христу новых последователей. Они знали, что после нескольких часов или дней пыток последует сладость награды, и, определив себя на переход в блаженную вечность, могли смотреть на тело, подвергавшееся всей утонченности пыток, как на чужое. Наконец, самая их гибель происходила большей частью в необыкновенно прекрасной обстановке.
Представьте себе блеск южного неба, мраморные уступы великолепного амфитеатра, заполненные несметной нарядной толпой, сошедшейся смотреть на торжественную казнь мученика. Вот его вывели. Сколько взоров жадно глядит на него, враждебных и сочувственных! Родные, знакомые, привязанность которых составляла, быть может, так недавно столь значительную
Есть какое-то нравственное удовлетворение в том, чтобы погибнуть за новую свою веру перед людьми, когда-то близкими, как бы своей гибелью бросая им завет уверовать в то, во что уверовал сам.
И вот он стоит со светлым лицом, с улыбкой того счастья, от которого отделен всего несколькими торжественными минутами и которое больше его никогда не покинет; стоит, предчувствуя, что сейчас увидит то, о чем мечтает всякая верующая душа, увидит лицом к лицу страшный Престол Господа Славы. И, как ни мало в эти минуты он присутствует на земле, он не может смутно не сознавать, насколько охвачено им все это народное множество, какая громадная работа возбуждена им в душах многих из зрителей, которые, быть может, готовы воскликнуть: «И я христианин!...»
Вот смерть, вожделенная для всякого верующего человека. Не то подвиг преподобного. Оторваться от привычной жизни, задавить в себе все привязанности, стать живым мертвецом, уйти в чужие места; ежедневно, ежечасно, ежеминутно бороться со своей природой, идя ей во всем наперекор, и такую жизнь вести в продолжение месяцев, годов, десятков лет — какую громаду любви к Богу и какую силу христианского упования надо иметь, чтобы не ослабеть в этом подвиге и терпеливо донести это тяжкое иго к ногам Подвигоположника Иисуса!
И вот идеальное начало в душе человеческой настолько сильно, что великие иноки, сораспявшиеся Христу, всегда находили последователей, имели учеников. Как ни бежал известности отшельник, люди стремились стать под его руководство. И помимо его воли ему приходилось делаться начальником обширных обителей.
Само собой понятно, что у такого великого инока, каким явился отец монашества преподобный Антоний Великий, не могло не быть духовного потомства.
Бог избрал его как бы для того, чтобы заселить пустыни монахами и сделаться патриархом иноков.
Но раньше ему пришлось втайне поработать над укреплением в себе добродетелей и одолеть искушения мира, плоти и дьявола, чтобы стать вполне духовным человеком, во всеоружии великой опытности, необходимой для его служения.
Действительно, он прошел по всем ступеням, на которых мог выработаться прекрасный духовный руководитель. Сперва жил он в качестве ученика под руководством старца, чтобы научиться быть учителем. Он жил долгое время в безвестности, чтобы слава впоследствии его не смущала. Он испытал великие искушения, чтобы помогать искушаемым. Таков был Антоний, когда вышел из старого замка, где провел двадцать лет в вольном заключении, молясь, борясь и подвижничая, чтобы показать нам этим мудрым поведением, что не должно никогда поспешно браться за руководство других и что это страшное служение требует, чтобы к нему свято подготовились.
Ко времени выхода его из этого старого замка должно отнести основание его монастырей, появление его учеников и начало тех наставлении, которые он им давал. Его добродетели, чудеса, сила его слова влекли к нему слушателей и учеников со всех сторон, и тут под его руководством стало образовываться знаменитое сословие иноков, число которых впоследствии настолько увеличилось, что, по словам церковного писателя Руфина, в пустынях было столько же жителей, как в городах.
Первые его ученики селились в окрестностях этого замка, в пустынях, расположенных между Мемфисом, Арсиноей, Вавилоном и Афродитой, по обе стороны Нила. Отшельники эти жили так или по несколько вместе, образуя род общин или уединяясь в пещерах в качестве отшельников. Всеми руководил Великий Антоний, и под его руководством плоды их жизни были столь обильны и чудесны, что святитель Афанасий говорит о них с живым восторгом.