Пустыня
Шрифт:
— Должно быть, идут к господину Бадави, — сказал я. — Выписываться из турнира.
— Оба?
— Нет, конечно. Выписываться будет Георгиу. А Борис Васильевич, думаю, по доброте душевной ему помогает.
— То есть он прятался у Спасского в номере?
— Скажем, не прятался, а собирался с духом. Размышлял. Советовался.
— И что теперь?
— А что теперь? Любой врач поставит диагноз «астенический синдром» и признает снятие с турнира необходимым по медицинским показаниям.
— Всё так и есть, — это подошел Фишер. — И не он один снимается. Ульман тоже. Но Ульман хоть сдался, а Георгиу…
—
— Я слышал, Горт колеблется. И Смейкал. И Портиш. Говорят, истощение нервной системы.
— Ничего удивительного, — подтвердил я. — Истощение — оно такое…
Видел я и другое: и Георгиу, и Ульман, и названные Фишером гроссмейстеры — все из социалистических стран. Может, они тоже должны сдать свои призовые государству? Мне вон десять тысяч оставляют, остальные обещают бонами, а им? Им, может, и не обещают? Просто — заберут и всё? В Румынии, если верить «Грюндигу», всю валюту граждане обязаны передавать государству. На индустриализацию, и вообще. Да и с продуктами в Румынии не вполне хорошо, недаром Георгиу такой стройный. Вот и решил сойти с дистанции. Или всё проще — устал, в самом деле устал? И Ульман устал, и остальные. Не хотят подойти к межзональным турнирам в состоянии полной загнанности. Не факт, что Георгиу поедет в Румынию. Вдруг и во Францию? Или в Италию? Со Спасским ухо держи востро!
— А призовые? — спросил я Фишера.
— С призовыми порядок. Если будет заключение врача, то получат согласно занятым местам. Что это у вас? Шоколадный айскрим?
Я и не знал, что он здесь есть! Это лучшая еда для нашего брата-шахматиста! Жиры и углеводы! Мне профессор Полинг рекомендовал, я попробовал и не жалею.
— Его здесь и не было, айскрима. По-русски — мороженого. Только вчера привезли мороженицу, а сегодня вот опробовали, — сказал я.
— То есть мы как кролики? Испытатели?
— Первопроходцы! Не бойся, я в мороженом разбираюсь. Хорошее мороженое, я его уже утром ел. Живой, как видишь.
И мы ударили по мороженому.
Когда Фишер покончил с десертом и ушел, Карпов перешёл к главному.
— Турнир… Я тоже очень устал.
— Ещё бы. Кто не устал?
— Тридцать туров — это слишком напряженно.
— Тем более в непривычной обстановке — жара, пустыня. Но во влажных тропиках будет куда хуже. И безлимитный матч может состоять из сорока, пятидесяти партий.
— Это…
— Это будет состязание на выносливость. Разумеется. Да. Преимущество будет не у того, кто лучше играет, а кто лучше подготовится физически.
— Но если…
— Ты чемпион. Вноси предложение вернуться к прежней формуле: на большинство из двадцати четырех партий, при счёте двенадцать — двенадцать чемпион сохраняет звание. Если я отберусь на матч с тобой — возражать не стану. Лучше меньше, да лучше, как учит Ленин.
И мы заказали ещё по порции мороженого. В знак взаимопонимания.
Глава 24
24
16 июля 1976 года, пятница
Капитан Ливийской Революции
Телевизор в посольстве был обыкновенный: экран небольшой, изображение черно-белое. Для квартиры годится, на комнату
Но уж что есть.
Смотрели телевизор мы вдвоем. Я и посол, Майков Антон Иванович. Остальные были заняты, или просто Антон Иванович их не позвал.
А меня позвал. Настоятельно.
На экране был тоже я. И тоже не один. Лидер ливийской революции Муаммар Каддафи в присутствии «других официальных лиц» и корреспондентов разных стран вручает мне орден Капитанов Ливийской Революции. Прикалывает собственноручно на мой мундир.
Да-да, мундир! Орден Капитанов делает его обладателя капитаном ливийской армии. Со всеми вытекающими. Нет, капитанство это не всамделишное. Оно почётное, как бывают в зарубежных университетах почетные ученые степени. Крупное пожертвование — и ты доктор Гонорис Кауза. Буржуазия-с. Ну, а здесь — почетный капитан, да. С правом ношения мундира и — внимание! — оружия. Таков статус ордена, который был учрежден этим летом. И я второй обладатель этого ордена. Первый — Муаммар Каддафи, понятно.
Орден красивый. Напоминает «Красную Звезду», только вместо бойца в центре звезды на зеленом фоне — сура Аль-Фатх. Не вся сура, а только название.
В мундире нетрудно разглядеть крой костюма, что мне построили Лиса с Пантерой. Только шитье золотое, и материал наилучший, натуральный шёлк. Мундир мне передали утром, перед церемонией. Капитанские эполеты!
Кстати, у Каддафи — такой же. Только шитья золотого побольше, и эполеты полковничьи.
Оружие? Каддафи подарил мне перед публикой собственный пистолет, а потом, уже после награждения, его адъютант добавил три снаряженных магазина. Пистолет — золотой! Ну, не совсем, частично.
Как раз на экране телевизора этот эпизод — Каддафи широким жестом протягивает мне пистолет. Рукояткой вперед.
— И где же этот пистолет? — спросил меня посол.
— В чемодане. Вместе с мундиром, портупеей, кобурой…
— Вы должны сдать его.
— Вернуть Муаммару? — мы с Каддафи теперь запросто, как орденоносец с орденоносцем.
— Нет, в посольство сдать. Нам.
— Почему?
— Ну, вы же не сможете перевести оружие в Союз?
— И?
— А мы переправим… По своим каналам.
— Это хорошо. Только, пожалуйста, расписочку приготовьте.
— Что?
— Бумажку с подписью и печатью. Так, мол, и так, принято у Чижика Михаила Владленовича пистолет «Беретта», золотой, и шестьдесят патронов к нему.
— Вы… У вас, Миша, головокружение от успехов. Но это легко поправить.
— Ну, поправьте, поправьте, — легкомысленно сказал я.
Майков Антон Иванович промолчал. На самом деле он не посол, а посланник, послом его зовут из вежливости. И Майков очень хочет стать Чрезвычайным и Полномочным Послом, и потому вести себя обязан осмотрительно. В шахматах угроза часто весомее, нежели её исполнение. В жизни тоже. Советский человек дорожит репутацией, а репутацию трудно заслужить, но легко потерять. Стоит послу дать советскому человеку нелестную характеристику — и всё, он становился невыездным, и это в самом лучшем случае. А то можно и вообще… Мол, хотел изменить Родине путем невозвращения. Инъекция седативных, и тёпленького посадить в наш родной самолет, а там, в Москве, у трапа встретят.