Путь Акогаре. Том 1
Шрифт:
Веяние одиночества — Кодоку.
Впереди озарял свет, позади тянула тьма, чувствовал ледяные объятия, и тогда всё понял. Меня откинуло назад, глубже к воспоминаниям, это — мой предсмертный сон.
Меня зовут Кен Кё, и я всегда сражаюсь на Сейкацу, веду наивную борьбу с мертвецами, но мой разум порождает новых. С чего всё началось? Как выйти на арену? Кто есть нечисть и что ей нужно? Вечности не хватит, чтобы ответить на эти вопросы — ведь никто не знает сути, никто не может оказаться по ту сторону.
Помню семью…
— Руби! — крикнул отец, — Такими темпами
— Нет! — я отмахнулся в сторону, — Сейчас сам всё смогу! — набрал воздуха, замахнулся и повторил попытку… Вновь безуспешно. Эта деревяшка никак не поддавалась, а отец только ухмыльнулся и посмотрел исподлобья.
— Уже через четыре года ты должен покинуть родительское гнездо и отправиться в своё вольное путешествие, по ту сторону врат взрослой жизни Содасту, там ведь ждут свои демонюги, Кен. Там ты один против всех. Разве что…
— …Разве что Кодоку захочет объятий, — закончил я его нудные разглагольствования, — Я всё это уже кучу раз слышал.
— И всё никак не можешь справиться с бревном.
— За четыре года с бревном-то справлюсь, — ответил я самодовольно, — Ну вот, бери, руби, — уже сам ткнул инструментом в руки отца.
— Раз… Два… Три! — по правде говоря, родитель сам был как большой дуб, с ногами и руками, напоминающими крепкие корни, вековые ветки дерева, — Видал, с одного удара! — радовался он, бахвалясь перед ребенком. Много ещё было заготовлено дров. После, одну корзину всучил мне, две закинул на свои широченные плечи и мы пошли домой. Весенние лепестки распускались, опадали на каменную тропинку, матушка умела готовить отменный чай с паданцев, я закинул несколько в карман. Будет награда нам с отцом за труды.
— Ты зачем мусор подбираешь? — недоуменно прокомментировал папа.
— Ты не понимаешь, это вовсе не мусор! А ин-гри-ди-ент! Для чая!
— Хм, ну, ясно-ясно. Не приспособлен к борьбе, может тебе больше женские занятия подойдут, травничество или что-то в этом роде, а? Хотя, мы должны быть готовыми ко всему, узкие направленности бесполезны, когда не можешь справиться с мертвецами, — его позиция была строгой, но справедливой. Я знал, что если не помогу себе сам, не поможет никто, — Махать мечом — вот этому в первую очередь учись, и приспосабливаться к новым уродам тоже, боевой опыт зарабатывай! Жизнь это не только битьё палкой по кукле.
— Если бы я не слушал нравоучения каждый раз, как оступлюсь по мелочи, то, может, и удивился бы твоей неимоверной мудрости, — я попытался свести его морали к шутке, беззаботному баловству.
— Ладно, сын, ладно. Мы сегодня как, обмоем удачный улов?
— Улов в виде дерева?
— Ну… Да! Целых три корзины домой притащим, это же какие заготовки на зиму будут, ты только представь.
— Ты прав. Убедил! Точно обмоем! Вот только… Мама. Она не будет против? — зная, как относится вторая глава семьи к нашему с папой алкогольному пристрастию, спросил я.
— Может и не будет, — он пожал плечами, — Ну, если уж и осталась
— Ты не в курсе, куда матушка девается?
— Нет… — задумчиво ответил отец.
Наша мама часто пропадала в городе, оставляя всё хозяйство на меня с отцом. Мы вместе поле готовим к посадке, вместе сажаем и выращиваем рис, после — варим саке! Где-то глубоко я понимал, что пить — это крайне плохо, папа, когда перебирал, начинал себя вести себя, как животное, да вот проблема — подобное мы делали на пару… Детский ум не понимал, что меня попросту спаивали. Отец был единственной отдушиной при часто отсутствующей матери, с ним я чувствовал себя сыном, чувствовал строгую, но любовь. Именно папа слепил из меня того, кем я был.
Тем временем, мы уже подходили к дому, одноэтажному зданию, во дворе которого высились цветущие мягко-розовыми лепестками вишни.
Исключительная простота внутреннего убранства помещения, в частности, моей комнаты, располагала к творчеству и каллиграфии. Перегородки между частями жилища — фусумы, были расписаны ландшафтами нашей префектуры и сюжетами геройских историй.
Я любил медитировать там. В светло-кремовых стенах родительского «гнезда» чувствовал умиротворение, так ведь должно быть? Так и живут остальные люди?…
Странная фигура пробежала рядом с домом.
— Кто это!? — крикнул отец, заметив мужчину, выбегающего со двора, — Вор?! А ну стой! — выронив корзину с дровами, он кинулся вслед незнакомцу.
Я побежал к матери. Харуко! Держись! Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось!
— Мама! — я вбежал внутрь. Первая комната, спальня — царил беспорядок, никого. Кухня — застал маму, та спокойно готовила обед.
— Что стряслось? Где папа? — изображая недоумение, начала она.
— Там какой-то воришка пробрался к нам на территорию, ты разве не заметила? — впопыхах мне было трудно связать несколько слов в цельное предложение, — Отец бросился за ним! Они побежали за Содатсу!
— Там же очень опасно, Кен! Не нужно было его отпускать! — мама бросила кухонную утварь и побежала в другую комнату, — Подожди здесь!
Ждать мне решительно не хотелось, управляемый эмоциями, я побежал за ними, врата находились в нескольких десятках дзё от дома, за густыми лесными тропинками. К Содатсу мне ещё определённо рано, но на кону стояла жизнь отца. Несколько устрашающих балок кроваво-красного цвета обозначали границу, за которой главенствовала неизвестность — царство мертвецов и одиночества.
— Папа! — в надежде на ответ, крикнул в чащу, — Возвращайся! Не надо гнаться за ним!
— Постой, Кен! — за мной слышался матушкин голос, — Ты сам не можешь ничем помочь!
Было поздно — я оказался по ту сторону.
Фантомного «вора» на опушке не было, только отец, отчаянно размахивающий в разные стороны катаной. Его окружали мертвецы, тогда как тучи над головой сгущались, потихоньку поднимался ветер. Собирается дождь.
Когда им надоело наматывать круги, грозно разглядывая друг друга, уроды бросились на папу, толпой и сразу, тот рьяно кинулся навстречу и вспорол брюха нападавшим.