Путь до весны
Шрифт:
И теперь, подгоняя коня, словно пытаясь убежать от неумолимо заходящего солнца, она надеялась, что, сдержав обещание, ещё и попытается спасти Рихарда от чего-то такого, на что невольно обрекла Эриха. Вряд ли, конечно, жизни Штейнберга-младшего сейчас что-то угрожает, но Кристина всё равно ощущала этот необъяснимый, доводящий до дрожи и исступления страх. И никак не могла от него избавиться, понимая, что он уйдёт лишь тогда, когда она увидит юношу воочию.
Солнце размеренно катилось на запад, будто огненное
Солнце уже почти село, когда Кристина подъехала к высоким воротам неприступного Айсбурга.
Эпилог
Я не понял, почему маршалу победы ещё не налито? («Смерть Сталина»)
Она отказалась от ванны и платьев, это всё можно отложить на потом. Она надела свою кольчугу поверх стёганки — на некоторых кольцах засела ржавчина, оставленная чьей-то кровью. Потом она достала из груды привезённых вещей знамя Хенвальдов — огромное полотнище, на котором были вышиты три зелёных холма на бежевом поле. Но уже никогда это знамя не будет развеваться над полем битвы, над строем рыцарей и солдат, над замком из желтоватого камня, что стоит средь лесов и холмов на западных границах Бьёльна. Те знамёна, что реяли над башнями Хенвальда, были сожжены в день казни Ульриха. Осталось лишь это, боевое, под которым его войска ходили в битву, под которым они поднимали восстание и убивали людей Кристины.
Она пошла по длинным, тёмным, пустым коридорам в главный зал, откуда доносились звуки музыки и смех — даже на первом этаже огромного замка это всё хорошо было слышно. Она шла, и за ней шли те десять человек, что она забрала с собой из Хенвальда раньше других. И сердце её бешено стучало, будто направлялась она не в пиршественный зал, а на битву — в очередной раз.
Кристина сжимала стяг, то и дело свободной рукой проверяла меч на поясе, чувствовала, как дрожат её пальцы, но на лице всё равно не шевельнулся ни один мускул. Врагов в Айсбурге у неё нет, разве что одна Луиза, но всё равно показывать свою слабость, свои переживания сейчас нельзя. Уже потом, после пира, в супружеской спальне она выговорится Генриху, поделится с ним тем, что терзало её все эти дни и терзает до сих пор, даст понять, как сильно ждёт его утешений и приободряющих слов и объятий.
Но это будет позже.
Сейчас Кристина шла в зал знакомыми коридорами, не боясь пропустить поворот или зайти не туда — Айсбург она знала хорошо, потому что он с недавних
«Нужно было прикончить тебя, когда ты нищей попрошайкой приползла под стены Айсбурга», — сказал ей Хенвальд. В чём-то он был прав: у Кристины тогда не было ни средств, ни армии, ни союзников, но всё же чувство собственного достоинства она не потеряла. И эти бесконечные тёмные коридоры сейчас напомнили ей, как важно сохранить это самое достоинство в столь непростое, страшное время.
Кристине хотелось верить, что сохранила она его и теперь, после всего произошедшего.
Два стражника с улыбкой распахнули перед ней двери в большой зал, и Кристина вошла в этот океан света, что давали многочисленные свечи на люстрах и факелы на стенах, в этот круговорот счастья и смеха… Но когда она вошла, музыка тут же стихла, равно как и смех, и взгляды всех присутствующих оказались прикованы к Кристине. Здесь находилась сотня человек, не меньше, и все смотрели на неё… Все были рады ей, все ждали её — Кристина чувствовала это, и сердце её счастливо трепетало. Она всё-таки уходила на войну, рисковала погибнуть или получить тяжёлую рану… И сейчас, когда все присутствующие видели её живой и здоровой, когда они явно выражали свою радость по этому поводу, она поняла, насколько ей повезло.
Кристина подошла к помосту, стуча каблуками по полу. Генрих, как всегда, сидел на высоком хозяйском месте, но сегодня для Рихарда поставили не менее высокий стул, и сейчас они были на равных. Рихард весь сиял, и в прямом, и в переносном смысле: его золотой коллар был украшен изумрудами, на пальцах, сжимавших нож, виднелось несколько колец, хотя обычно юноша их не носил; светло-серый праздничный дублет радовал глаз золотой искусной вышивкой на груди и манжетах. Юноша улыбался, но при этом в глазах его читалось некоторое волнение: видимо, он уже не ожидал её возвращения и теперь, когда она таки пришла, всё ещё не мог поверить.
Хельмут сидел по правую руку от него, на стуле чуть пониже, тоже донельзя нарядный и довольный, и София рядом с ним буквально светилась красотой. А когда Кристина наконец поймала взгляд Генриха, то невольно расплылась в улыбке, хотя до последнего пыталась сохранить серьёзность и суровость.
Она бросила стяг со знаменем Хенвальдов перед помостом. Древко застучало по полу. Если до этого в зале ещё велись какие-то тихие беседы, слышался негромкий шёпот, то сейчас затихло всё, повисла абсолютная тишина, и ничто, даже треск поленьев в очагах, не могло её нарушить.
— Восстание подавлено, милорд, — громко сказала Кристина и поклонилась.