Путь долга и любви
Шрифт:
— Не сейчас? А когда?
Всё. Плотина, которая сдерживала море моих обид, рухнула. И даже успокаивающее заклинание, которое наложил целитель, сдержать эмоции не помогло. Слёзы посыпались из глаз горохом, из горла вырвался новый жалобный всхлип, сердце болезненно сжалось.
— Как ты мог?
— Эмелис… Эмелис, любимая…
— Как ты посмел сказать про меня такое?!
Синеглазый тихонечко взвыл и попытался прижать мою голову к своей груди, но я не далась. Умом понимала, что боевик действовал во благо, но…
— Любимая, я осёл, —
Я тоже ломаться не стала. Выпалила:
— Да!
— Мелкая… — простонал боевик.
Он принялся покрывать лёгкими поцелуями щёки, глаза, нос, а я…
— Чудовище. Хам. Мужлан неотёсанный. Как ты мог? Как посмел? Как у тебя язык повернулся?!
— Прости. Эмелис, любимая, я тогда ужасно растерялся. Я и помыслить не мог, что отец явится в замок. Он же Венту терпеть не может…
— Не прощу! Не прощу никогда!
— Но ты же минуту назад сказала, что простишь…
Очередной горький всхлип, и всё, слёзы уже не унять. Я сжала шею брюнета крепко-крепко, чтобы у того ни малейшего сомнения не возникло — да, Кирстен! Да! Я не прочь задушить тебя за те слова. И попинать труп тоже не откажусь! Потом уткнулась носом в плечо боевика и разрыдалась.
О Всевышний! Сколько же мне пришлось вытерпеть из-за этой ошибки. И пусть теперь я точно знаю — это не только его ошибка, а наша, общая, но… эмоции сильнее.
— Любимая, ну перестань… — взмолился младший принц самого отвратительного королевства нашего мира. А спустя минуту не выдержал и крикнул во всё горло: — Кто-нибудь, позовите целителя!
Глава 6
Я проснулась с ощущением… счастья. Такого огромного, почти абсолютного. Простыни ещё хранили тонкий аромат горных фиалок, одеяло было мягким и почти невесомым. Открывать глаза не хотелось, хотя солнечный свет уже пытался пробраться под ресницы, намекая — нет, Эмелис, не отвертишься.
Я потянулась, сладко зевнула и перевернулась на живот. Только после этого решилась приоткрыть один глаз, дабы удостовериться, что вчерашнее не почудилось. Что я действительно в Дурборе, во дворце, в небольшой, но уютной спальне отведённых мне покоев. И что над кроватью белоснежный балдахин, украшенный золотыми и серебряными кисточками. Последнее отчего-то казалось особенно важным.
Память не обманула, и я невольно улыбнулась. А потом приподнялась на локтях, оглядела комнату, и улыбка стала стократ шире.
Гардины задёрнуты не были, комнату заливал свет утреннего, по-летнему яркого солнца. На низком столике стоял огромный букет алых роз, но не это главное. Куда важней было то, что рядом с моей кроватью обнаружилось кресло, а в кресле… он.
Младший принц выглядел потрёпанно: рубашка белого шелка расстёгнута до середины груди и измята, длинные чёрные волосы в беспорядке, под глазами тени. Зато дыхание глубокое и ровное, и ресницы не дрожат — стало быть сновидения брюнета не мучают.
— Кир… — позвала тихо-тихо. — Кирстен…
Вздрогнул, дёрнулся, распахнул глаза. А взгляд такой мутный, такой сонный… Но я опомниться не дала, спросила:
— Ты что тут делаешь?
Мой вопрос не смутил. Боевик широко зевнул, потянулся до хруста в суставах, а потом одарил обезоруживающей улыбкой и ответил:
— Сторожу.
Я закусила губу в глупой попытке погасить подступающие эмоции. Душу наполняло ощущение невероятного тепла. Захотелось отбросить одеяло, скользнуть на колени к Кирстену. Обвить его шею руками, прижаться, коснуться мужественных, красиво очерченных губ, но…
— Ну ладно, — сказала я. — Сторожи.
Приподнялась, позволяя одеялу сползти ниже — обнажить плечи, и снова легла. Как ни в чём не бывало закрыла глаза и даже поёрзала, устраиваясь поудобнее.
— Эмелис? — выдержав паузу, позвал Кир.
— М-м?..
— Любимая, но ты уже проснулась.
— Ничего подобного, любимый… Сторожи.
Я повела плечом, заставляя лямочку ночной сорочки, будто случайно, упасть вниз, и вздрогнула. Стоп. Я же вчера не переодевалась. Сонное заклинание, наложенное целителем, застигло врасплох. Кажется, я в тот момент на коленях у Кира сидела и отчаянно старалась унять рыдания, потому что слёзы мешали найти ответ на принципиально важный вопрос: задушить боевика или всё-таки в живых оставить?
Ничего удивительного в том, что меня раздели, разумеется, не было. Но что за сорочка? Откуда?
Я перевернулась на спину и осторожно приподняла одеяло. Рядом судорожно вздохнули, но к переживаниям боевика я осталась равнодушна. Куда сильнее занимал тот факт, что ночнушка оказалась знакома — она была из тех вещей, которые для меня госпожа Вента готовила. То есть сорочку из замка на озере доставили, и… это навело на мысль.
Я вновь оглядела предоставленную мне комнату. Вчера детали от моего взгляда ускользнули — не до них было, зато теперь я увидела всё… На камине тяжелые часы — те самые, что украшали каминную полку в гостиной моих покоев в обиталище Венты. На стенах два пейзажа — эти уже из спальни. На столике возле напольного зеркала яркий сундучок с расчёсками и шпильками. А на прикроватной тумбочке, возле нескольких аптекарских пузырьков, книжка в розовой обложке. Мне даже не пришлось вглядываться в название, чтобы понять — это тот самый сентиментальный роман, который не успела дочитать, когда гостила у Венты.
Вывод был очевиден — к моменту моего появления во дворце их величества Вонгарда комнаты были уже готовы…
Да, я отлично помнила события, в результате которых оказалась в этой спальне. А вот осознание пришло лишь сейчас. Меня же… меня же фактически похитили! Выманили из идеально защищённого убежища, подговорили целителя, и…
— Ты попалась, мелкая, — словно подглядев мои мысли, сообщил Кир. — И клянусь Всевышним, нового шанса на побег у тебя не будет.
Брюнет по-прежнему улыбался. Улыбался очень тепло и весело! Но было совершенно очевидно — младший принц серьёзен и решителен как никогда.