Путь домой
Шрифт:
Последние слова он не успел договорить. Беленький его свалил мощным ударом в челюсть. Низкий, по идее, должен был отлететь метра на три, такой сильный был удар. Но он как-то неестественно вогнулся вовнутрь, замер, а потом как подкошенный рухнул на пол, потеряв сознание.
– Вот горбыль худой, язык без костей. Эдак же можно и накаркать на свою голову. – Беленький обеими руками поглаживал макушку. Он обиделся, что в его день рождения какой-то бык, типа Низкого позволил испортить ему настроение. Что будет, он и без него, дурака, знал. Вот только на кой черт лишний раз орать об этом? И так тошно на душе. Беленький
– Федор, и ты, Метёлка, возьмите этот хлам и вытащите на улицу, пусть там проветрится.
Сева смотрел на всё это из своего угла, в котором удобно пристроился. Он покушал, принял в меру самогону, ему было хорошо и вовсе не хотелось участвовать в этом угарном трёпе. Когда Низкий, приняв кулак Беленького, мешком воткнулся в пол, Севе стало совсем хорошо. Всё-таки есть справедливость на свете. По его мнению, Низкий получил по заслугам, нельзя болтать такое при всех. Но еще больше где-то глубоко в душе он радовался, что отомщен за обмоченные штаны и постоянные, со стороны Низкого, насмешки над ним. Сева блаженствовал.
Гриша наблюдал за дверью. Из-за неё слышались громкие крики, было понятно – там идет попойка и будет она продолжаться, пока не ужрутся и не попадают с ног. Уже третий час ночи. Он продрог до костей. Больше часа не решался пройти калитку, чтобы попасть к Ваську. Можно было бы и вернуться, но уж очень хотелось поболтать с другом, про сон странный рассказать, да и кусок хлеба с отварной свеклой ему передать.
Но и сидеть бесконечно нельзя. «Всё, пошел», – сказал себе Гришка. – Чего торчать? Вертухаи уже, небось, вдрызг перепились… проскочу». С этими мысленно произнесёнными словами он решительно встал и, чуть пригнувшись, двинулся к калитке. Снова, как и в первый раз, сердце начало отбивать тревожный ритм. «Чего ты ползёшь, как конь старый», – говорил он себе, желая одного – побыстрее пробежать эту чертову калитку, а потом и злосчастную дверь. Из которой в любую секунду могла показаться пьяная морда вертухая, тогда пощады не будет. В таком состоянии они его забьют тут же.
Вот она, дверь, она уже справа от него, а дальше – спасительная темнота. И в этот момент дверь с грохотом распахнулась. Свет из неё всепронизывающим потоком осветил пространство. Лучи скользнули по Грише, беспомощно стоявшего на месте, боясь пошевелиться, – еще б полтора метра, и он был бы незаметен. По лицу хлынул пот. С громкой руганью двое шатающихся надсмотрщиков выволокли тело третьего. Тот был неподвижен. Они были изрядно пьяны и видели только то, что перед ними, стараясь правильно выполнить задание Беленького.
Гриша глазами, полными страха, смотрел на пьяных громил. Ему даже показалось, что один из них глянул прямо на него. Пять метров их отделяло друг от друга. Надсмотрщики швырнули тело в сторону Гриши, но он уже успел отойти ближе к стене, где оказался опять в кромешной тьме. Даже не глянув в сторону своего отключившегося товарища, те двое раскурили папиросы, глубоко затянувшись дымом, скрылись в проеме двери, плотно её прикрыв за собой.
Спина упиралась в шероховатую холодную стену, но тело холода не ощущало. Гришу трусило, он не мог прийти в себя. Дрожащей рукой нащупал край отверстия, нырнул вовнутрь котельной. После кошмара на улице было радостно очутиться здесь, где мерно гудел
Вася услышал знакомый звук сползающего угля. Так было всегда, когда к нему приходил его единственный на весь белый свет близкий человек. Гриша поделился впечатлениями о своем приключении, которое без малого чуть не стоило ему жизни. Вася, уплетая свеклу, его внимательно слушал, он уже практически выздоровел.
– Назад пойдём вдвоём, мне тут уже делать нечего.
– Не знаю… можно еще день-два проволынить, там сейчас новых понавезли, неразбериха жуткая, думаю, за тебя никто и не вспомнит.
– Гринь, что-то меня второй день мучает предчувствие дурное. Не уговаривай. Да и возвращаться тебе одному стрёмно. Вдвоём у нас есть шанс отбиться, а там как Бог даст. – Молодость берет своё, уже через минуту друзья полушепотом что-то бурно обсуждали, вспоминали мирную житуху. Мечтали о возвращении домой.
– Эх, вот бы сбежать отсюда к едрене фене, да прибиться к своим, да повоевать бы еще. А то вернёмся и рассказать-то будет нечего. – Гриша мечтательно закатил глаза. Вася посмотрел на него с недоверием, но не стал ему противоречить, а лишь что-то пробурчал себе под нос.
Прошло минут двадцать. Нужно возвращаться. Налегке они поползли по куче угля вниз.
Низкий потихоньку приходил в себя. Голова неистово болела, то ли от самогона, то ли от полученного удара. Он медленно потирал челюсть. «Кажись, сука, зуб шатается», – подумал бывший советский зэк, а ныне заключенный немецкого лагеря. Он тупо уставился на дверь в столовую. «Надо бы дербалызнуть грамм двести, всё пройдет. А Беленький всё-таки курва еще та. Но ничего, придёт время, и я займу место не хуже его. Вот тогда и поквитаемся». Сидеть было неудобно, подполз к рядом стоящему дереву, прислонился спиной. Так легче. Свет от лампы в глаза не бьёт, прохладный ветер холодит горячую голову. Низкий прикрыл глаза – благодать. Шум в голове постепенно проходил, возвращалась ясность. Ему казалось, что он даже чуть вздремнул. Как вдруг сзади услышал непонятный звук. Что это? Похоже на приближающие шаги, явно кто-то крадётся, но откуда, мать его?
Низкий медленно встал и вплотную подошел к стене. Звуки доносились явно изнутри котельной. Но как это возможно, стены-то тут мощные, как может звук так отчетливо быть слышен? Он интуитивно прошел вперед, глаза привыкали к темноте. Звук усилился – человек, кряхтя, вылезал из проёма в стене. «Ах, вот оно что – кто-то вздумал ночью попромышлять втихаря. Хороший случай подвернулся. Пока те самогон жрут, я тут за порядком слежу, нарушителей вылавливаю. Вполне можно рассчитывать на благодарность от коменданта. А это тебе не хрен собачий».
Человек, преодолев отверстие в стене, выпрямился. Перевел дух. Да это и совсем не человек был, а так, пацан худой.
– Ты что ж, сучонок, по ночам шастаешь? – Низкий опустил руку на плечо Гриши, тот от неожиданности вздрогнул, кинулся в сторону, но тут же получил сильный удар в живот. От этого его переломало напополам. Потом удар по шее – и Гриша оказался на земле. Низкий почувствовал невероятный прилив злости – ему хотелось вбить в землю этого обозревшего сосунка, порвать его в клочья. За унижение от Беленького, за жизнь свою непутёвую, за то, что те пьют, а он здесь – выброшенный, как пёс, на улицу.