Путь Хранителя. Финал

Саваровский Роман

Мои мысли прервал строгий меланхоличный голос Коновницына:

— Ты тоже летишь?

— Да, — не раздумывая ответил Апельсин, угрожающе облизнулся и размял шею.

— Уверен? — с напором уточнил Конь.

— Ты мне не мамочка, Шляпник, оставь заботу своему ручному мазафакеру, — рявкнул оранжевый и не дожидаясь ответа направился к выходу.

Коновницын обреченно покачал головой, надел отполированный до блеска цилиндр, повернулся ко мне и окинул пробирающим до глубины души взглядом.

— Продолжим беседу в полете, Марк.

— Буду рад, — торопливо

ответил я и бережно взял Катю на руки, — Конь.

— Да? — неожиданно легко откликнулся Коновницын, ничуть не изменившись в лице.

Похоже аспект чтения мыслей все еще при нем.

— Почему ты мне все это рассказываешь? Ты ведь и раньше все это знал, но молчал. Почему именно сейчас.

— Ты и сам знаешь ответ, Марк, — сказал Коновницын и уверенно направился в сторону Апельсина.

И я действительно знал ответ, точнее догадывался. Его внезапная откровенность проявилась по той же причине, по которой у Коня сейчас было так свободно и легко на душе, что он едва сдерживал настоящую искреннюю улыбку.

Контракты с Высшими больше не сдерживали его. Ни в чем.

Глава 12

Частный самолет Коновницына разогнался по взлетной полосе и спустя несколько секунд начал медленно набирать высоту. Я вжался в просторное красное кресло, покручивая спутниковый телефон в руке.

Апельсин сидел слева через проход в точно таком же люксовом кресле, прикрыв глаза. Оранжевый окончательно успокоился, успешно подавив все эмоции, кроме жажды убийства. Она, наоборот, многократно возросла.

Перед нами были расположены индивидуальные столики, закрытый на время взлета мини-бар и мини-холодильник под передним сидением.

Сам Конь сидел напротив меня с задумчивым выражением на лице и неотрывно смотрел на дождливую Москву. Не смотря на внезапную болтливость что накрыла Коня с головой совсем недавно, последние полчаса мы провели в суете без возможности продолжить нашу милую занимательную беседу.

Вертолет довольно быстро доставил нас с поврежденного боярского небоскреба в московский аэропорт, откуда мы сейчас и взлетели на незарегистрированном частном самолете. Всю логистику нашего скорейшего перемещения в Карелию выстраивал лично Коновницын, мне даже не пришлось задействовать свои полномочия Хранителя или вообще каким-либо образом учувствовать и напрягаться.

Собственно, я и не возражал. Стоило мне высунуться и засветиться, как о моем местоположении и планах незамедлительно бы узнали и Гавриил Романов, и Арсений, и, что еще хуже, Василиса Богданова.

Уверен розовая фурия при первой же встрече попытается оторвать мне башку за то что нарушил обещание и подверг ее дочь серьезной опасности. Спасало только то, что сейчас я был неуязвим. А потом и как бы не страшно. Почти. Розовая фурия в гневе это сущий кошмар наяву. Потому я предпочел бы с ней не встречаться с глазу на глаз еще годик-другой.

Да и перед Гавриилом и Арсением я не горел желанием светиться. Эти горячие головы уж точно не стали бы сидеть в сторонке, а я еще не решил стоит ли посвящать их в происходящее дерьмо с Высшими полностью.

Свободных военных сил все равно нет, буквально все ресурсы задействованы в обороне императорской семьи и объектов государственной важности. Быстро перебросить их в Карелию без ущерба безопасности Санкт-Петербурга и дома Романовых попросту невозможно, да и зачем?

Против Оракулов имперские бойцы будут просто пушечным мясом. А боярский совет хоть и уничтожен, но их последователи, разбросанные по всей Российской Империи еще живы и знать не знают о потери лидера.

Учитывая, что мы имеем дело с самым расчетливым человеком, которого я встречал в своей жизни, расслабляться нельзя даже после смерти Михаила Вельяминова. Особенно после его смерти.

Этот ублюдок не мог уйти на тот свет без прощального подарка. И кто знает какие инструкции на крайний случай он оставил сотням тысяч своих людей.

Последние полчаса мои мысли были заняты именно этим, и я все больше склонялся к тому, что мы должны справиться в Карелии втроем. Обязаны. Ведь сильнее этой парочки людей, что сейчас летит со мной в самолете я никого не знаю.

— Что именно тебе сказала первый Оракул? — прервал мои мысли сосредоточенный серьезный голос Коновницына.

Оказывается, не я один был погружен в глубокие раздумья о насущном.

— Назвала Карельский Орден предателями, — припомнил я, — она действительно способна уничтожить Аномалию?

— Вполне, — уверенно ответил Коновницын, — первый Оракул совсем не такая как остальные, Марк. Она управляет всем советом, являясь его бессменным лидером как минимум девять сотен лет. Точнее сказать не могу, сам понимаешь, — усмехнулся Коновницын.

— Разве Оракулы столько живут?

— Обычные, нет, — покачал головой Конь, — крупицы сознания и памяти Высшего постепенно разрушают человеческий мозг и, поэтому, когда приходит время, Оракул вынуждена передать бремя заботы о Ордене своей дочери.

— Тогда как старухе удалось прожить так долго?

— Спроси у нее сам при встрече, — издевательски хмыкнул Коновницын и прищурился, — куда важнее понимать другое, Марк. Первый Оракул способна напрямую использовать чистую энергию своего Высшего. Без посредников в виде Стражей, без физиологических ограничений, наложенных на других Оракулов. И мы с Тринадцатым нашли этому лишь одно объяснение. Внутри первого Оракула находится крупица сознания Высшего. Возможно, она даже осознает себя им.

— Как Апельсин осознает себя телом Тринадцатого? — спросил я, покосившись на оранжевого.

— Именно, — кивнул Коновницын, — и, если мы правы, она вполне способна уничтожить другого Высшего, только я совсем не понимаю зачем ей это нужно. Это огромный риск и колоссальные последствия. Для обоих миров.

И тут я вдруг задумался о том, что будет, в самом худшем случае. Если мы умрем и не справимся. Напрямую моим близким ничего не угрожает, ведь только мы втроем являемся врагами Высших. На других смертных им в целом наплевать. Они не стоят и секунды времени Оракулов.