Путь к Порогу
Шрифт:
— Да, — сказал Кай.
Они вернулись в лагерь, где их уже ждал жаркий костер. Кай уселся возле пламени так близко, что жар щипал ему лицо, закрыл глаза, пытаясь уловить смысл в огневом треске. Эксперимент этот принес кое-какие плоды, но, надо сказать, довольно неожиданные — одна зловредная искорка ужалила Кая в нос, напомнив ему о том, что опыт дается не только трудом, но и болью. Трури немедленно расхохотался, но мальчик не обратил на это никакого внимания — просто уселся подальше от огня и снова закрыл глаза. Тренировки с Танком приучили его делать свое дело, не глядя на то, как реагируют на это окружающие.
Кай начал
После обеда путники продолжили путь через лес. Теперь мальчик пересел к Трури.
— Я хочу научиться слушать, — заявил он юноше, и тот серьезно кивнул:
— Я научу тебя, если таково твое желание.
Задавая вопросы и получая подробные ответы, мальчик поражался тому, как из общего фона лесного шепота точно вычленяются отдельные звуки и как эти сегменты, обретая объяснение, снова складываются в гармоничную картину. Непонятный поначалу стрекот мог сказать о том, что на лужайке шагах в десяти от того места, где проезжал маленький караван, резвится пара зайцев, а это значит, что поблизости нет ни волков, ни лисиц, ни прочих лесных хищников. Вот прошуршало что-то, невидимое и легкое, от одного дерева к другому — это белка ищет себе пропитание, прыгая по верхним ветвям. Значит, в этой части леса орешника точно не встретишь. Вот долетел откуда-то легкий стук — это упал в мох у подножия дерева плод. То есть, если на минутку свернуть с пути, можно набрать диких груш…
— А другие? — спросил Кай. — Они тоже могут слышать то, что слышишь ты?
— Они могут и много другое, — ответил Трури.
После этого Кай ненадолго притих. Он понял, почему болотники, путешествуя по безлюдным местам, не брали с собой никаких припасов, даже воды. Весь мир был открыт перед ними, словно их собственный дом. Ведь идя из одной комнаты в другую, незачем брать с собой еду.
Из леса путники вышли только к вечеру. Залитая заходящим красным солнцем долина открылась им словно на ладони. Багровый солнечный шар опускался за невиданный синий горизонт — не сразу Кай понял, что это такое. Вода!.. Водоем такого размера мальчик видел впервые. Море? Похоже, что море… А на берегу темнели высоченные стены и башни какого-то удивительно громадного города. Длинные флаги трепетали на острых шпилях… Город был словно невероятная гора, под его стенами тесно лепились друг к другу маленькие домишки, а еще ближе — лоскутами лежали на земле возделанные поля.
Кай снова ткнулся глазами в каменную громаду на берегу моря и ахнул:
— Дарбион!..
Глава 2
— Это Гарлакс, — обернувшись, объяснил Герб. — Дарбион много южнее, в неделе конного пути отсюда. Это большой город, самый большой в Гаэлоне, и, уж конечно, гораздо больше Гарлакса.
— И красивее? — спросил Кай.
— У разных людей разные понятия о красоте, — помедлив, проговорил Герб. — По мне — так лес, через который мы проехали, стоит всех городов королевства вместе взятых.
Кай недоуменно помотал головой. Какой же тогда должен был Дарбион, если даже эта громадина поражает воображение? А какие высокие стены! Этому Гарлаксу никакие налеты не страшны. По сравнению с Гарлаксом город Мари — никакой не город, а так… просто большая деревня.
— Значит, уже через неделю мы будем в Дарбионе? — спросил Кай.
— Через неделю мы будем в двух неделях конного пути от Дарбиона, — усмехнулся Трури.
Кай почесал затылок.
— Я
— Ага, — ответил Трури. — Сегодня можешь выспаться как следует; двинемся дальше только ближе к полудню.
— А как называется это море?
— Это не море, — без усмешки объяснил Трури, — это река. Нарья — самая большая река в королевстве, она течет с севера на юг через весь Гаэлон, поэтому для торговцев — она что-то вроде большой дороги.
— Гарлакс — торговый город, — заговорил Герб, когда Трури замолчал. — Очень богатый и поэтому довольно грязный. Ремесленного люда здесь мало, зато полным-полно купцов, менял, ростовщиков, бродячих магов, балаганных шутов и менестрелей…
— Менестрелей? — заинтересовался Кай.
— А также воров, бродяг, наемных убийц и попрошаек, — закончил Герб. — Здешний городской голова господин Арам приказал отлить статую, изображавшую его самого, из чистого золота. Статую установили над воротами его дома, и охраняли ее тринадцать городских стражников. В первую же ночь статую попытались украсть, но стражники отбились, с большим, правда, трудом. На вторую ночь караул удвоили. Статуя простояла неделю, и за это время на нее было совершено еще три нападения. А когда число стражников, охранявших статую, достигло тридцати пяти человек, статуя все-таки исчезла. Вместе со всеми охранниками. Вот история, характерная для Гарлакса.
От опушки леса казалось, что до города — рукой подать, но путники ехали еще три четверти часа, пока не достигли городских ворот. Домишки у возделанных полей, издали на фоне высоких крепостных стен выглядевшие убогими, вблизи оказались добротными деревянными домами — куда там утлым хижинам Лысых Холмов! Когда путники проезжали мимо одного из таких домов, его хозяин, куривший трубочку на крыльце, окликнул едущего впереди Герба:
— Добрые господа направляются в город?
— Это так, — ответил Герб, чуть придержав коня.
— Позвольте предложить вам переночевать у меня, — поднявшись на ноги и отвесив поклон, продолжил крестьянин. — Всего за две медные монеты вы получите теплые и мягкие постели, а еще за три — вкусный, горячий ужин.
— Благодарю тебя, — кивнул Герб и снова натянул поводья, — но мы намеревались переночевать в городской таверне.
Крестьянин, видимо уверенный в том, что его предложение придется путешественникам по душе, раздосадованно крякнул и, зажав трубочку в кулаке, побежал за всадниками.
— Добрые господа, очевидно, едут из далеких краев! — прокричал он. — И с местными обычаями незнакомы. Кто ж суется в эту клоаку на ночь глядя?! Говорят, снова в городе Красавчик объявился, чтоб его хапуны разорвали, душегуба… Да и цены у меня втрое меньше, чем в городе. Добрые господа! На ужин я подаю сливовое вино и пшеничное пиво!..
Но путники больше не отвечали ему. И через несколько минут под копытами их коней загрохотал опущенный через ров мост.
Несмотря на то что мост был опущен, городские ворота, по обе стороны которых горели большие факелы, оказались закрытыми. Заперта была и высокая (в нее, не пригнув головы, мог проехать всадник) калитка в левой части ворот. Герб, не спешиваясь, постучал кулаком в калитку. Заскрипело, открываясь, маленькое оконце, и возник в том оконце мрачновато поблескивающий глаз.