Путь к власти
Шрифт:
Поэтому Джон и отказался от своих прежних показаний, поклявшись на Евангелии, что письмо, предоставленное Соммерсетом в качестве улик, он никогда не писал. И он не был клятвопреступником. Но подлинную сенсацию произвели показания леди Френсис.
Девушка призналась, что она оговорила Джона из чувства мести. Когда ее попросили опознать письмо, девушка с удивлением воскликнула:
– Но это подделка, господа, подделка. Вгляните на печать!
После внимательного осмотра и совещаний судьи признали, что «есть видимые признаки того, что письмо фальшивое». Эту речь прервало восклицание лорда Данверза, которого Джон,
– Он невиновен, черт возьми! – воскликнул Данверз. – Если здесь кто-то и сомневается в этом, то только продавшиеся Соммерсету негодяи, без чести и совести…
Когда его выводили из зала, он продолжал кричать, что дал ложные показания, которые Роберт Карр вырвал у него под угрозой пыток.
– Вы проиграли, Соммерсет, – прорычал он Карру, – имейте мужество в этом признаться. Вы разыграли эту комедию, желая свергнуть Бэкингема, но у вас кишка тонка для такого дела.
И хотя его слова не были приобщены к делу, но они подкрепили уверенность некоторых судей насчет невиновности Вилльерса. У самых ярых его противников они вызвали что-то похожее на угрызения совести, а у Соммерсета пропало желание использовать Данверза в качестве свидетеля. К тому же никто из судей не смог дать ответ на главный вопрос: зачем брату человека, который пользовался огромным расположением короля, убивать своего благодетеля. Поэтому Джон Вилльерс был оправдан, как бы сейчас сказали, за отсутствием улик и состава преступления.
Глава 23. Примирение
Процесс, который сохранил Джону жизнь, честь, свободу и положение в обществе, стал для Бэкингема настоящим триумфом – его недоброжелатели опять вынуждены были умолкнуть. Когда первый порыв радости прошел, герцог оставил брата отдыхать от пережитых волнений, а сам поспешил к королеве.
– Я ваш должник, Ваше Величество, – сказал он ей, – хотя… если бы письмо не оказалось подделкой, вряд ли бы все так хорошо закончилось.
– Полностью с вами согласна, милорд, – ответила Генриетта, – если бы изначально ваш брат понимал, чего не стоит писать, мне бы не пришлось похищать эту бумагу.
– Что? – выдохнул герцог, у которого внезапно пересохло во рту. – Вы хотите сказать, что совершили подмену? Но тогда оригинал должен быть у вас!
– Вот он, – Генриетта протянула Бэкингему письмо.
Тот бегло пробежал его глазами и убедился, что все, сказанное королевой, правда. Ошеломленный этой новостью, он молча вернул письмо Генриетте. Королева взяла его, насмешливо улыбаясь.
– Вы поступили очень неосторожно, Ваша светлость. Вам не пришло в голову разорвать его на мельчайшие кусочки?
– Я подумал об этом, – хорошее настроение герцога куда-то пропало, – но решил, что с вами лучше не связываться. Изготовив такого уровня подделку, вы еще, чего доброго, напишете что-то подобное и от моего имени. Лучше оставлю вам возможность шантажировать меня, не прибегая к таким ухищрениям. Впрочем, я благодарен вам даже за возможность побыть рядом с братом, не опасаясь за его
Несколько минут Генриетта размышляла. Потом стремительно подошла к камину и бросила туда злосчастную улику. Огонь радостно вспыхнул, и еще некоторое время герцог и королева молча смотрели, как красные языки пламени пожирают этот тонкий барьер между жизнью и смертью.
– Зачем вы это сделали? – спросил Бэкингем.
– Я уверена, что нельзя строить дружбу на шантаже. А я хочу, чтобы мы с вами были друзьями, ведь все наши распри, в сущности, ничего не стоят. Почему-то я думаю, что в глубине души вы тоже к этому стремитесь. Ну а если все же ошибаюсь, – что же, придется расплачиваться за собственную глупость… Можете идти, милорд.
Герцог молча поклонился королеве и направился к выходу, но, остановившись на полпути, повернул назад.
– Вы удивительная женщина, моя королева, – восхищенно произнес Бэкингем. – Я почту за честь называться вашим другом. И знайте, что более верного подданного вам не найти.
Вспышка радости озарила ее лицо. Генриетта протянула герцогу руку, которую он почтительно поцеловал.
– Я прошу Ваше Величество дать моему брату возможность засвидетельствовать вам свое почтение.
– Я с удовольствием познакомлюсь с ним, – ответила королева.
– Ну, я не могу утверждать, но дамы утверждают, что Джон способен доставить удовольствие, – подмигнул герцог.
Генриетта недовольно нахмурилась. В присутствии этого человека королева Англии продолжала чувствовать себя маленькой девочкой. И это ей очень не нравилось…
На следующий день Вилльерсы прибыли в Уайт-Холл. В коридоре они столкнулись с Соммерсетом, который фальшиво поздравил обоих с избавлением от опасности. Бэкингему нужно было обсудить с ним некоторые вопросы, поэтому Джон остался перед апартаментами королевы в полном одиночестве. Внезапно из покоев Ее Величества выбежала грациозная белокурая девушка с огромными синими глазами. Не в правилах милорда было спокойно пропустить такую прелестницу, поэтому, воспользовавшись узостью пространства, он преградил ей путь.
– Я могу вам чем-то помочь, сударь? – спросила Элен (а это была она).
– Да, сударыня, – проговорил Джон, – мне очень плохо.
– Вот как? – баронесса с недоверием оглядела молодого человека, отметив про себя его привлекательность.
– Я ослеп, увидев вашу невероятную красоту.
– О, сударь, – в тон ему отпарировала Элен, – тогда я могу вас утешить, что больше вы меня не увидите.
Она ловко проскользнула мимо Джона. Тот, слегка опешив от подобного обращения, в котором не было ни тени кокетства, догнал ее и, схватив обеими руками за талию, ловко приподнял и усадил в оконную нишу.
– Вот так, моя прекрасная леди, – улыбнулся Вилльерс, – теперь вы никуда не скроетесь, во всяком случае, не раньше, чем назовете мне свое имя и место, где бы я смог еще раз увидеть вас.
– Сэр, – ответила баронесса, – принимая во внимание ваши скверные манеры, я думаю, мы сторгуемся о месте встречи и оставим в покое такую безделицу, как мое имя.
Но Джона не так-то легко было смутить.
– Я знаю, что веду себя непростительно, и прошу у вас прощения. Но вы, сударыня, просто не оставили мне выбора, – появившись как чудесное видение, вы могли бы просто исчезнуть, а я бы этого не пережил.