Путь мирного воина(Путь миролюбивого воина)
Шрифт:
В автобусе, по дороге домой мы почти не разговаривали. Мне было так лучше; слова могут сильно ранить. Когда автобус остановился рядом Университетом и Шаттак, Сократ встал и сказал: «Я приглашаю тебя в следующую среду, к себе на заправку, чтобы выпить…», – и усмехнувшись выражению боли на моем лице, добавил, – «…несколько чашек травяного чая».
Я вышел из автобуса за квартал до дома. Моя голова была готова взорваться. У меня было такое ощущение, будто мы проиграли драку и меня продолжают лупить по голове. Я старался поменьше открывать глаза по пути домой. Так
Наше торжество в алкогольном угаре преподнесло мне два урока: во-первых, мне нужно стать менее застенчивым и более свободным; во-вторых, я делал сознательный выбор – никакой выпивки; оно того не стоит. К тому же, удовольствие от нее терялось в сравнении с тем, от чего я только начинал получать.
Тренировка в понедельник стала лучшей за предыдущие месяцы и придала мне еще больше решимости вновь обрести физическую и духовную целостность. Моя нога заживала лучше, чем я мог ожидать; меня взял под свое крыло необычайный человек.
Шагая домой, я ощутил такой прилив благодарности, что опустившись на колени недалеко от своего дома, я прикоснулся к земле. Набрав полную горсть земли, я любовался отблесками солнечного света в изумрудной листве. На протяжении нескольких драгоценных секунд, я буквально сливался с миром. В то мгновение, впервые, с тех пор, когда я был крохотным малышом, я ощутил присутствие, дающее жизнь, которому нет имени.
Потом вмешался мой аналитический ум: «А-а, так вот, значит, какой он – спонтанный мистический опыт», – и волшебство оборвалось. Я вернулся к своей земной форме – снова обычный человек, стоящий под вязом с горсточкой грязи в руке. Я вошел к себе в квартиру в сладкой полудреме, немного почитал и уснул.
Во вторник было затишье. Затишье перед бурей.
Утром в среду я с головой окунулся в поток занятий. Мои чувство безмятежности, которое, как я думал, стало постоянным, уступило место неуловимым беспокойствам и старым побуждениям. После всех моих усилий в обучении, я был основательно разочарован. Тогда я начал ощущать нечто новое: во мне просыпалась мощная интуитивная мудрость, которую я мог сформулировать словами: «Старые порывы будут и впредь возникать, возможно, еще многие годы. Порывы не имеют значения; действия имеют. Сражайся как воин».
Поначалу, я думал, что это мой ум выделывает свои фокусы. Однако, это не было мыслью, не было голосом; это было ощущение-определенность. Я чувствовал как Сократ находился внутри меня, воин внутри. Это ощущение должно было остаться со мной.
В тот вечер я отправился на заправку, чтобы рассказать Сократу о сверхактивности моего ума, а также о Чувстве. Я нашел его в гараже, где он менял генератор на изрядно помятом Мэркури. Он поднял глаза, поздоровался со мной и невзначай произнес: «Джозеф умер сегодня утром». От известия о смерти Джозефа и бессердечия Сократа у меня подкосились ноги и мне пришлось прислониться к стенке позади себя.
Наконец, я обрел силы, чтобы говорить. «Как он умер?»
«О, я думаю, очень хорошо», – улыбался Сократ, – «Понимаешь, у него была лейкемия. Джозеф болел на протяжении многих лет. Он сражался очень долго. Замечательный воин». Он говорил с любовью, однако почти несерьезно, без тени сожаления.
«Сократ, разве тебе ни чуточки не грустно?» Он отложил ключ.
«Это напомнило мне одну давнюю историю об одной матери, которую одолевала тоска по ее рано умершему молодому сыну.
«Я больше не могу выносить эту боль и горе», – сказала она своей сестре.
«Сестра моя, скорбела ли ты о своем сыне до его рождения?»
«Нет, конечно же, нет», – говорила отчаявшаяся женщина.
«Ну и хорошо. Тебе не нужно больше оплакивать его. Он всего лишь вернулся в то же самое место, свой изначальный дом, где он находился до рождения».
«Эта история утешает тебя, Сократ?»
«Что ж, я считаю, что это хорошая история. Возможно, со временем, ты тоже ее оценишь», – ответил он, сияя от счастья.
«Я думал, что хорошо тебя знаю, Сократ, однако, никогда не знал, что ты можешь быть таким бессердечным».
«Причин, чтобы быть несчастным, не существует».
«Но Сократ, он умер!»
Сок тихо засмеялся: «Возможно, он умер, возможно нет. А может быть, его здесь и вовсе не было!» От его смеха задрожали стены гаража.
«Я хотел бы тебя понять, но не могу. Как ты можешь быть так беззаботен по отношению к смерти? Ты будешь себя так же чувствовать, если и я умру?»
«Конечно!» – хохотал он, – «Дэн, есть вещи, которых ты еще не понимаешь. В данное время, я могу лишь сказать, что смерть является трансформацией, и наверняка, более радикальной, чем половая зрелость», – он продолжал улыбаться, – «но ничего такого, из-за чего нужно особенно расстраиваться. Это просто одна из перемен тела. Когда это происходит, это происходит. Воин не ищет смерти, но и не бежит от нее».
Он помрачнел, когда заговорил снова. «Грустна не смерть; грустно то, что большинство людей вообще никогда не живут по-настоящему». Его глаза наполнились слезами. Мы молча сидели в тишине, два друга. Позже, я пошел домой. Стоило мне свернуть на боковую улицу, как меня вновь посетило Чувство. «Трагедия – это очень разные вещи для воина и для дурака». Сократ не грустил просто потому, что он не считал смерть Джозефа трагедией. Я не мог понять этого еще много месяцев, до тех пор пока не очутился в одной пещере, в глубине в гор.
В то время, я не мог отделаться от веры, что я, а значит и Сократ, должны печалиться, когда приходит смерть. С такой неразберихой в мыслях, я наконец заснул.
Утром ко мне пришел ответ. Сократ просто не стал отвечать моим ожиданиям. Вместо этого, он продемонстрировал превосходство счастья. Меня наполнила новая решимость; я уже понимал тщетность жизни по мерилу ожиданий других людей или моего собственного ума. Я стану, как воин, выбирать когда, где и как я буду думать и действовать. Приняв это твердое решение, я почувствовал, что начинаю понимать жизнь воина.