Путь на юг
Шрифт:
– Я помню. Но вы говорили еще о второй идее… Не намекнете?
– Несколько преждевременно. Впрочем, отчего бы и нет? – Виролайнен энергично потер костистый подбородок в белых точечках щетины.
– Как я уже сказал, все параметры погружения зафиксированы: мощность и частота поля, характер модулирующего сигнала, скорость нарастания градиента напряженности, ну и все такое прочее. В принципе мы можем отправить другого испытателя туда, где сейчас Одинцов, но вряд ли это разумно. Даже если этот ходок не вынырнет через минуту, если сумеет удержаться, то вряд ли он вступит в контакт с Одинцовым. Та Сторона… Тот мир… понимаете, скорее всего он так же обширен, как Земля, и наш гонец окажется где угодно, в
– Ну, бог в помощь, – сказал Шахов и проводил гостя до двери кабинета. Потом велел секретарше Верочке подать чаю покрепче, с тремя ложками сахара, включил компьютер и занялся отчетом, выбирая формулировки обтекаемые, но вполне оптимистичные. В этом он был большим искусником и о разумной страховке никогда не забывал, хотя отчет скорее всего будет просмотрен по диагонали. Ситуация сейчас была ничуть не лучше, чем в минувшее десятилетие, и у ФСБ с военным ведомством забот хватало. Что им какой-то мелкий институт в Сибири, к тому же выведенный из-под грифа секретности… В то же время Шахов понимал, что под него могли копать. Сидел он на хорошем месте, с заокеанскими грантами, что гарантировало стабильность – вещь по нынешним временам завидную и редкую. Из бывших его коллег, начальников и подчиненных, по крайней мере дюжина могла бы соблазниться… И соблазнятся непременно, если придумают, как его сковырнуть. Новосибирск, конечно, не Москва, но доллар – он повсюду доллар, даже в Африке.
Подумав об Африке, Шахов поднялся и подошел к окну. Метель все еще бушевала, засыпая снегами институтские корпуса, парк, дорожки и автобус, стоявший у главного входа. Буйная и щедрая сибирская зима…
А как там у Одинцова?.. – подумалось ему. – То ли замерзает в ледяной пустыне, то ли в джунглях гниет, то ли по горам карабкается… Ну, ему не привыкать! Не кабинетный работник…
Шахов вернулся к столу и отхлебнул из стакана янтарную жидкость. Она была остывшей. Он распорядился, чтобы Верочка принесла еще чаю, погорячее.
Глава 9
Батра
Погода в Батре, не в пример Баргузину, стояла отличная, и в жилище было тепло, даже жарковато. По этой причине Одинцов спал нагишом и просыпался в тот момент, когда утренний воздух прохладной ладонью касался кожи.
Его низкая широкая постель стояла у распахнутого окна; не поднимая головы, он видел острые зубцы скал на востоке, верхний краешек восходящего солнца, горевший над утесами жаркой огненной орифламмой, и застывшие в небе перистые завитки облаков. Оранжевые лучи рассвета заливали обширный покой, подчеркивая яркие краски настенных ковров и занавеса, что разделял комнату и просторную ванную с бассейном.
Шел третий день пребывания Одинцова в Батре. Он на миг смежил веки, и град Ильтара предстал перед ним таким, каким был виден с перевала. Круглая неглубокая котловина с озером посередине; горбатый мостик, переброшенный на западный берег речки; за ним – цветущие сады, среди которых тянулась дорога; ворота в невысокой резной каменной ограде и мощенный розовыми гранитными плитами двор – кое-где камень сменялся травой, кустами и деревьями с пышными, похожими на зонтики кронами. И, наконец, скала. Ее ровную поверхность прорезали окна – восемь ярусов окон и литая бронзовая дверь внизу, выходившая на крыльцо с широкой лестницей. Батра была комплексом искусственных пещер.
Сотни таких подземных убежищ, больших и маленьких, были разбросаны по всей горной стране; каждое – в своей долине. Все они, как и подземные дороги-тоннели, что вели на юг, в степи, или на север, в великие хвойные леса, были
В Батре оставалось сейчас человек триста, меньше половины населения, и все они высыпали во двор, когда часовой у ворот ударил в колокол. Этот звон то ли приветствовал господина Батры, то ли предупреждал остальных домочадцев о его прибытии. Впереди толпы воинов, пастухов, слуг, женщин и детей стоял высокий худой старик. Вид у него был величественный: прямая спина, гордо откинутая голова, борода с проседью, зеленый шерстяной хитон с серебряным узором по вороту. По обе стороны от него и чуть позади – две женщины. Первая, как Одинцов определил сразу, – Хозяйка Ильтара; статная русоволосая красавица лет тридцати. Вторая… На миг его глаза встретились с ясными серыми очами, затененными пологом длинных ресниц, и Одинцов вздрогнул. Эта девушка так походила на Светлану, первую его жену и первую любовь…
Тростинке, пожалуй, было за двадцать. Крепкая, ладная, ростом уступавшая старшей сестре, она отличалась необычайно тонким станом – Одинцов подумал, что мог бы обхватить его двумя ладонями. Выше гибкой талии пышными пионами распускались груди, соблазнительно полные на фоне хрупких плеч; ниже – плавные линии бедер струились к изящным коленям. На девушке была короткая, туго подпоясанная коричневая туника, не скрывавшая почти ничего. В этом одеянии она походила на греческую амфору или на горную нимфу, хранительницу окрестных ущелий и скал.
Светлана тоже любила так наряжаться, припомнил Одинцов.
Сплошное мини, чтобы платья поменьше, а кожи побольше. Фигурка у нее была точеная, ноги длинные, так что редкий мужик не оборачивался, а он, Одинцов, ревновал и бурчал: мол, выставляет напоказ такое, что видеть положено лишь законному супругу. Молодой был, глупый… Но и она не умнее; могла бы перед каждым встречным задом не крутить.
Его глаза встретились с глазами девушки. Золотистые искорки мелькнули в зрачках Тростинки, и Одинцов догадался: эта красавица знала мужчин и умела их ценить.
Два следующих дня промелькнули стремительно и незаметно, скрашенные новизной впечатлений. Горячая ванна и чистая постель, вкусная еда, пир в честь новообретенного родича, пешие прогулки по берегам озера, осмотр Батры… Все это кружилось, мелькало, словно в калейдоскопе, но серые глаза Тростинки служили неизменным фоном для каждой новой и яркой картины, предложенной вниманию гостя.
Как и предупреждал вождь Батры, его отец, старый Арьер, принял Одинцова словно сына, потерянного в былые годы, но теперь счастливо найденного и доставленного к родимым очагам. Старик был песнопевцем и сказителем Дома, но функции его, видимо, простирались намного дальше – он хранил традиции, разрешал споры, молился богам и учил детей. Вскоре Одинцов понял, что Арьер скорее старейшина и духовный пастырь пещерного поселения, тогда как на долю Ильтара оставались практические вопросы. Суть их можно было выразить в двух словах: война и хозяйство. Ибо Батра была богата – и скотом, и людьми, и добром; все это требовало присмотра и умелого управления.