Путь Никколо
Шрифт:
Середина мая. Время овечек и свежей зелени, цветущих рощ и журчащих ручейков, и птичьего гомона в тенистых лесах. Но по пути на юг Феликс ничего этого не видел. Он спал на постоялых дворах, которые лакеи подыскивали для него, и совал руку в кошель, чтобы оплатить еду, выпивку, ночлег, пошлины и милостыню, и думал о матери и Клаасе. Николасе.
Оказавшись в Женеве, он тут же отправился на поиски дома, двора, складов и конюшен Жаака де Флёри, чья племянница в свое время понесла от слуги и дала жизнь Клаасу.
Феликс никогда не встречался с Жааком де Флёри и его женой Эзотой, у которых Клаас жил ребенком. И перед которыми Клаас теперь собирался покрасоваться в роскошных нарядах, купленных на деньги Шаретти. Уже не Клаас, а Николас, женившийся на владелице компании Шаретти и разбогатевший.
Ибо, разумеется, все вышло совсем не так, чем представлял себе Феликс в тот день, когда, после разговора с матерью, как взрослый со взрослым, он принял присутствие Николаса в кругу семьи. Николас не вошел в круг семьи. Он стал его главой. Он не был другом матери; он стал ее хозяином. Николас, слуга Феликса, так заморочил голову его матери, что она умоляла его, Феликса, отступить в сторону и дать Николасу его шанс в жизни! Шанс насладиться дешевым торжеством перед своими родичами. Эта старуха — моя жена. А это ее сынок — Феликс, но на него можете не обращать внимания. Теперь я тут главный.
От Кристофеля он узнал об этой их поездке. Сперва Феликс был настолько выбит из седла, что даже не знал, что делать. Но сейчас, если у него и остались слезы, то только от злости. Однако он всячески пытался сдерживаться. Торговцу не пристало выказывать свои чувства. Только так и заключаются сделки. Только так можно взять верх над тем человеком, с кем эту сделку заключаешь.
Когда он, наконец, отыскал дом, то привратник никак не хотел его впускать, и Феликсу пришлось самому выехать вперед и использовать всю свою власть. Может, Жаак де Флёри и воображает себя великим негоциантом, но он все же берет ткани Шаретти и продает, и покупает, в точности как они сами. А мать Феликса как-никак его свояченица. Хотя сам Жаак де Флёри, похоже, ни в грош не ставил это их родство. Но уж тем более Феликс де Шаретти не собирался требовать для себя никаких уступок.
Однако, как бы то ни было, впустить в дом наследника Шаретти они обязаны. Если только его мать и Николас уже не прибыли сюда. Если только сам Николас не стоял за этой отсрочкой или даже отказом?
Нет, вот кто-то вышел им навстречу. Высокий мужчина в длинном бархатном одеянии с волочащимися рукавами, поверх дублета из набивного шелка с высоким воротом, в широкополой шляпе с накидкой, в два раза больше, чем у самого Феликса, и вдвое дороже. На плечах висела толстая золотая цепь, и это было не единственное украшение. Лицо его блестело как маска на рукояти мизерикорда, и только в глазах, крупных, темных, осененных густыми ресницами, не было никакого блеска, несмотря даже на показную белозубую улыбку.
— Мне сказали, — заявил Жаак де Флёри, — что к моим дверям прибыл некий юный родич. Я тут же поспешил проверить. Я весьма занят делами. Мой стол завален бумагами. Я жду гостей через час и должен написать еще множество писем, но ради таких слов я прекращаю все. Юный родич желает говорить со мной, и я так понимаю, что ты — это он?
Феликс, как зачарованный, уставился на крепкие блестящие зубы.
— Да, — Крепкие зубы блеснули в повторной улыбке, за которой ощущалась тень усталости. — Да, — повторил Жаак де Флёри, словно ожидая продолжения, но тут же заговорил сам. — Я надеюсь, ты позволишь мне похвалить твою великолепную шляпу. Не так часто встретишь подобное произведение искусства в Женеве. И изысканный крой костюма.
У Феликса за спиной слуги принялись перешептываться. Ему было жарко. Он никак не мог понять, почему этот человек держит его на пороге, обсуждая наряды.
— Благодарю вас, месье. Я охотился в Генаппе.
Взгляд темных глаз заострился. Едва уловимая пауза. И затем маленький рот растянулся в неподдельной улыбке.
— В Генаппе! Мой юный родич охотился с дофином! А теперь его отраженная слава падет также и на бедного родственника в Женеве! Так скажи же мне, наконец, свое имя, мой мальчик.
— Я уже сказал вашему управляющему. Я Феликс де Шаретти из Брюгге. Я приехал в надежде увидеть здесь свою мать.
— Увидеть здесь свою мать! — изумленно повторил его родич. — А вот это загадка! Ты Феликс де Шаретти — разумеется, мы в каком-то дальнем родстве по браку. Ты прав. И ты ожидал найти свою мать в этом доме?
— Так ее здесь нет? — Феликсу теперь было не просто жарко, он еще и начал злиться. Может, этот человек и богач, и внешне вполне дружелюбен, но он по-прежнему стоял посреди двора, унизанной перстнями рукой придерживая ворота, а Феликс де Шаретти перетаптывался у входа вместе со своими лакеями и лошадьми.
— Никогда в жизни! — заявил месье де Флёри. — Она и не извещала меня о своем приезде, бедняжка. Несомненно, ей нужна помощь.
— Тогда, — заявил Феликс, — вы ошибаетесь. Ни в какой помощи она не нуждается. Она просто поехала на юг со своим. Она просто собиралась навестить вас.
— Мой славный юноша, — заметил на это Жаак де Флёри. Тон голоса его так изменился, что Феликс, вмиг позабыв о своей досаде, изумленно уставился на него. — Мой милый юноша, если ты провел несколько дней в Генаппе — то, возможно, ты не слышал последних новостей из Брюгге? Ты не заехал в Брюгге, перед тем как двинуться на юг? И, стало быть, не знаешь этих ужасных, ужасных известий?
— Что? — воскликнул Феликс.
Слуги тут же подошли ближе. И все трое изумленно уставились на властную фигуру перед ними.
— Мой бедный, бедный мальчик! — протянул Жаак де Флёри. — У тебя больше нет ни дома, ни компании. Все сгорело в пепел в прошлом месяце, накануне турнира Белого Медведя.
Наконец их пригласили войти. Слуги, лошади и дорожные пожитки исчезли. С колотящимся сердцем Феликс поднялся за Жааком де Флёри по лестнице и двинулся по коридору, время от времени натыкаясь на него, когда торговец останавливался, дабы ответить на какие-то вопросы, а затем безнадежно отставал, когда останавливался подумать, о чем бы еще спросить.
Его дражайшая матушка осталась жива, а также и сестры. Никто не погиб в пожаре. Но дом, все склады и красильня сгорели. Трагедия. Двойная трагедия, поскольку, судя по всему, бедняжка демуазель уже была глубоко в долгах из-за последних неосторожных приобретений. Кроме того, до месье де Флёри дошли некие слухи, которые он не рискнет повторить при сыне демуазель. Что-то касательно ее брака с неким челядинцем. Разумеется, все это глупости, но подобные слухи разрушают доброе имя компании и порочат честь всех ее служащих.