Путь Никколо
Шрифт:
— Но, впрочем, — продолжил Жаак де Флёри, заходя в гостиную и наконец, приглашая своего ошеломленного гостя присесть, — никакой компании Шаретти больше не существует. Так что слухи не имеют значения. Не желаешь ли немного вина?
— Мне нужно возвращаться, — заявил Феликс.
— Ну, разумеется. Однако сперва следует выпить вина и передохнуть. Эзота! Эзота! Приехал Феликс де Шаретти, у которого в Брюгге все сгорело. Моя супруга, — ласково заметил негоциант, оборачиваясь вновь к Феликсу, — любила твою матушку самой преданной любовью. Вот и она.
Всеми мыслями устремленный в Брюгге, Феликс поднялся с места и бездумно остался стоять. В комнату вплыла толстая женщина, бледная, словно непропеченный пирог, с крашеными волосами, увитыми ленточками. Протопав к нему, она подняла напудренные руки и обхватила его. Нос Феликса уперся в мягкую плоть, нашел какую-то выемку и нырнул в нее. С большим трудом ему удалось высвободиться.
— Феликс! — воскликнула Эзота Флёри, удерживая его за плечи. — Бедный сиротка!
Перепуганный Феликс обернулся, но Жаак де Флёри ответил успокаивающей улыбкой.
— Эзота! С твоих слов, бедный мальчик решит, будто мать его умерла. Но ведь она жива и невредима Разорена, но невредима.
Яркие глазки Эзоты казались крохотными на слишком широком лице. Она не сводила взгляда с молодого человека.
Взяв его за руку, жена хозяина дома подвела Феликса к дивану и сама уселась рядом, переплетая его пальцы со своими.
— И все равно сиротка. Этот ужасный брак, силой навязанный невинной вдове. Как ты сможешь простить нас? Над матерью твоей надругался мальчишка с нашей кухни!
Жаак де Флёри, разливавший вино из кувшина, обернулся.
— Но ведь это просто слухи, Эзота, мы не станем говорить об этом.
— Это правда, — возразил Феликс.
Они уставились на него. Осознав, что произошло, Феликс с трудом взял себя в руки и глубоко вздохнул.
— Не про надругательство. Если слухи именно таковы, я буду вам признателен, если вы станете все отрицать. Николас и моя мать заключили брак только как деловое соглашение. Несмотря на низкое происхождение, моя мать уверена, что он обладает большими деловыми способностями и сможет помочь ей управлять компанией. Именно для того, чтобы дать ему надлежащее положение, был заключен брачный контракт между ними.
Женщина отпустила, наконец, его руку.
— Николас! — воскликнула она с улыбкой.
— Да, полагаю, именно такое имя было дано ему при крещении, — задумчиво отозвался торговец. — Но для нас он, разумеется, остается кухонным мальчишкой. Какие невероятные сюрпризы порой готовит людям судьба. Деловое чутье, говоришь? И он теперь владеет компанией на паях с твоей матерью?
— Нет, он не получает ничего, кроме жалованья. Получал. Теперь-то, конечно, ничего не осталось. Компании больше нет.
— Остались долги, — возразил Жаак де Флёри. Усевшись, он задумчиво уставился на бокал вина в своей руке. — Если только где-нибудь не спрятаны деньги, о которых мы ничего не знаем Деловое чутье, говоришь?
— У нас есть недвижимость, — возразил Феликс. — И есть Лувен. Имеются и иные вложения. Что-то можно придумать. Мы выпутаемся.
— Так ты не думаешь, что деньги спрятаны где-то еще? Никакой наличности? Никаких реальных вложений? Я спрашиваю лишь потому, — пояснил Жаак де Флёри, — что в случаях поджога обычно кто-то получает от этого выгоду, но здесь, судя по всему, это не так.
— Поджог? — переспросил Феликс. Его желудок только начал успокаиваться, но теперь вновь желчь подступила к горлу. Локоны, так тщательно завитые поутру, начали раскручиваться от жары. — Кто-то намеренно сделал это?
— По слухам, да, — подтвердил торговец. — Не ты сам и не твоя матушка, разумеется. Возможно, кто-то, кому не по вкусу пришелся их новый хозяин. Что еще тут можно предположить? Хотя, но правде сказать, я задавался вопросом… А, слышу голоса снизу. Должно быть, это пришел, наконец, твой отчим.
Феликс даже не повторил это слово. Он лишь молча, взирал на своего мучителя.
Жаак де Флёри улыбнулся.
— Николас. Он ведь и впрямь твой отчим, по твоим же собственным словам. Ты разве не знал, что он в Женеве, навещает Франческо Нори из Банка Медичи? А я-то все гадал, удостоится ли наш скромный дом его визита. Сразу же после твоего прибытия, мой дорогой мальчик, я послал человека к Франческо, чтобы велеть Николасу поторопиться сюда. Ты ведь не хотел бы разминуться с ним? И, должен признать, должен признать, — повторил торговец, поднимаясь с места и ставя бокал на стол, — что я вне себя от любопытства. Почему после такой катастрофы он не остался в Брюгге, дабы оказать помощь супруге в час нужды? Что привело его в Женеву? И куда, хотел бы я знать, он намерен направиться дальше? Сколь бы велико ни было его жалованье, полагаю, оно не безгранично. До чего же это все любопытно!
Он подошел к дверям, и Феликс также встал с дивана. Жаак де Флёри улыбнулся.
— Эзота, дорогая, ты помнишь Клааса, который теперь стал отчимом Феликса? Ради Феликса, я бы хотел, чтобы ты приняла его в своей гостиной. Он поймет это правильно, я уверен.
Рослый молодой человек при этих словах прошел в комнату, и Феликс увидел, что это и впрямь Николас, а не Клаас. Николас, загоревший на открытом воздухе и окончательно утративший привычную потную бледность красильни. Николас, не в синей ливрее Шаретти, а в зеленом жилете без рукавов поверх коричневого дублета, в пыльных сапогах для верховой езды и кожаной портупее с клинком в простых ножнах. Николас в берете, поверх влажных от пота русых волос, — взглядом он обвел комнату, задержался на женщине и наконец, остановился на Феликсе.
В этих глазах Феликс прочел многое. Но самой явной была тревога.
— Ты не удивлен? — поинтересовался Феликс.
— Нет, если ты приехал сюда прямиком из Генаппы. Твоя мать осталась в Брюгге.
— Так я и понял, — отозвался Феликс. — Дом сгорел. Так что тогда ты делаешь здесь?
— Собираю долги и продаю ткань, — пояснил Николас Он не пытался никому подражать, не корчил рожи, не шутил и даже не улыбался. Теперь он разговаривал так, как разговаривал с того самого дня, когда мать Феликса позволила ему заниматься делами компании. Он разговаривал, как все эти скучные торговцы, над которыми они с Феликсом и с Юлиусом (иногда) так весело потешались.