Путь Никколо
Шрифт:
Первым не выдержал грек:
— Колотая рана?
Молчание.
Поставив на землю свой ящичек, корабельный лекарь опустился рядом на колени и открыл его. Второй наемник, по имени Асторре, пояснил:
— Шотландец подхватил ножницы, прежде чем упал в воду, и ударил его.
— Ножницы были у мальчишки! — возмутился первый наемник, Лионетто. — Ты сам слышал, об этом говорил шотландский лорд. Мальчишка первым ударил его.
— Я смотрю, здесь какая-то путаница, — мягко заметил капитан галеры. — Кто-нибудь из вас видел в точности, что произошло?
Ответ, как он и надеялся, оказался отрицательным.
Шотландец, промокший и усталый, удалился прочь со своими слугами, сразу же, как выбрался из воды. Стряпчий, что спас жизнь юнцу, видел ровно столько же, сколько и все остальные. Так что капитану больше не было никакой нужды заниматься этой мелкой сварой. Добросердечный ростовщик Удэнен предложил перенести паренька к себе домой, пока его нельзя будет переправить в Брюгге. Судовой лекарь, если позволит господин капитан, мог бы выделить все необходимые медикаменты. Лысый человечек по имени Тобиас Бевентини также готов был оказать помощь. Мастер Тобиас оказался военным медиком, вот уже год служившим в наемной армии Лионетто.
Капитан был несколько удивлен, что приятель Лионетто вздумал позаботиться о ком-то с противной стороны. В самом деле, наемник принялся было возмущаться, но лекарь Тобиас молча делал свое дело, не обращая на него ни малейшего внимания.
Как выяснилось, капитан ожидал покупателя, чтобы обсудить цены на кандийское вино, поэтому, пробормотав еще пару подобающих слов, он дал карт-бланш своему хирургу, томному левантийцу, откликавшемуся на имя Квилико, после чего удалился на палубу, но уже без грека, который с любопытством наблюдал за происходящим.
— Рана серьезная? — поинтересовался грек.
Лысый человечек обернулся к нему.
— Да. Его срочно нужно перенести в тепло и заштопать. Посмотрим, как пойдут дела. Потом на лодке его можно будет перевезти в Брюгге. — Он поднял голову и сощурился. У него был маленький подвижный рыбий рот и бледное лицо, а на лысине — едва заметный пушок светлых волос. — И если вы намерены спросить меня об этом, то — нет, я не видел, что произошло.
— Меня куда больше заботит здоровье юноши, — возразил грек. — Ему понадобится постоянный уход.
— И он его получит, — отрезал лысый человечек. — У меня все равно сейчас нет других дел. Мессер Квилико также согласился помочь. Ростовщик предоставит нам комнату, и я пробуду с мальчиком до утра Вероятно, уже завтра мы сможем отправить его в Брюгге.
Толпа вокруг них поредела Лионетто, наконец, развернулся и зашагал прочь, в окружении своих приятелей, но уже без Тоби. Еще поблизости держались пару матросов с галеры и, разумеется, этот мальчишка Шаретти, и законник Юлиус в черном платье, накинутом поверх промокшего дублета.
Наемник Асторре, из-за которого и завязалась вся эта история, заявил:
— Что ж, сударь, если вы сделаете это для нас, обещаю, что Вдова, что демуазель Шаретти, у которой он служит, будет вам весьма признательна Счет можете послать ей. Или вот мейстеру Юлиусу. А сейчас нам пора. Jonkheere Феликс? Мейстер Юлиус?
— Ты иди, — отрезал нотариус. — Мы остаемся.
Николаи де Аччайоли покосился на него.
— Прошу простить, однако я полагаю, что демуазель де Шаретти предпочла бы услышать эту историю из уст своего сына, скорее, чем от… кого-либо еще. Разумеется, лекарю пригодится ваша помощь, чтобы перенести мальчика в дом ростовщика. Но, полагаю, что мессер Квилико и мессер Тобиас непременно сообщат вам о любом изменении в состоянии их пациента. Более того, поскольку сам я остановился здесь неподалеку, то обещаю лично проследить за этим.
«Самовластный ублюдок», — заключил про себя хирург Тоби, едва у него появилось время поразмыслить о происшедшем, после того как окровавленного пациента перенесли с причала в дом ростовщика.
Удэнен и впрямь горел желанием помочь, а потому устроил парня довольно удобно, на тюфяке в кладовой, где хранились отданные в залог кухонные принадлежности и одежда моряков. Затем, после почти бесполезного совещания с Квилико, его, наконец, оставили с мальчишкой, наедине, расставив в сторонке все медицинские принадлежности, предоставленные судовым лекарем.
Подмастерье по-прежнему был без сознания. Судя по слухам, настоящий буян и пройдоха, не способный, однако, постоять за себя, когда дело касалось власть имущих… Ну, да ладно. Нужно браться за дело, пока парень не пришел в себя, чтобы к тому времени успеть покончить с самым худшим. Благо, нынче поутру руки у него почти не дрожали…
Дьявол бы побрал Лионетто! Тобиас Бевентини из Градо прекрасно сознавал, глядя на неподвижное распухшее лицо раненого, что действует лишь из стремления досадить своему капитану. Надо успокоиться, а не то скоро он будет, как ребенок, обижаться на любую мелочь. После того происшествия в затопленной таверне Лионетто никогда больше не оскорблял его прилюдно, и впредь не сделает этого, когда трезв. Да и сам Тоби не позволит ему… когда трезв. Лионетто нуждался в хорошем военном лекаре, а из выпускников того года в Павии Тоби был самым лучшим, и он сам предпочел работать с наемниками. А геморроем дофина и мозолями папы римского пусть занимаются лизоблюды вроде его дяди.
Он предпочитал оттачивать свое искусство на простых людях, вроде вот этого парня. Желтые мыльные пузыри!.. Он помнил, как хохотал у Журавля, пока вправлял сломанные носы двоим работягам. Боже правый, как же он был пьян в тот день! Однако этот парень причиняет старшим массу неприятностей, так что ничего удивительного, что время от времени они пытаются свести с ним счеты.
Но не таким же образом. Не так, как этот шотландец.
Позднее, ближе к вечеру, юнец — Клаас, так его, кажется, звали? — потянулся и открыл глаза. Лекарь тотчас поднес ему миску с бульоном, давно дожидавшуюся своего часа. Естественно, что в первое время подмастерье не помнил, где он оказался и что произошло, и ничего не мог ответить, когда Тоби принялся задавать ему вопросы о самочувствии. Затем он, наконец, опамятовал и принялся давать вполне здравые ответы негромким голосом. Взамен, без всяких просьб с его стороны, лекарь объяснил, где они находятся и куда подевались его приятели. Он ни слова не сказал насчет Саймона и не стал спрашивать про рану.
Как ни странно, когда Тоби упомянул ростовщика, ему показалось, что на изуродованном лице мелькнула тень усмешки. Но когда он взглянул попристальнее, то не увидел в глазах ничего, кроме боли и самого примитивного животного желания выжить.
Наконец, немного поев, пациент заснул. Узнает ли когда-нибудь этот юнец, как ему повезло, как близко лезвие прошло от сердца? Разумеется, пока не было уверенности, что он пойдет на поправку. Чуть позже у него непременно поднимется жар. Да и путь в Брюгге не обещает быть спокойным. К тому же Лионетто вполне способен из мстительности подыскать своему хирургу какие-либо занятия, чтобы не дать времени как следует позаботиться о раненом. Да, придется решать, что делать с Лионетто.