Путь в Европу
Шрифт:
Андрей Бенедейчич: Как я уже сказал, мы больше не переживаем по поводу того, что нас связывают с Балканами. Но мы все же считаем себя частью Альпийского и Центрально-Европейского региона. Наша история – это драматическая история южной славянской нации. Драматическая уже потому, что в результате двух мировых войн ХХ века мы потеряли очень большую территорию. Та ее часть, которую мы считаем колыбелью нашей нации, сегодня находится не в Словении, она находится в Австрии. А Западная Словения, наше Приморье, до 1945 года находилась в Италии, в которой, как и в Австрии, живет сегодня немало словенцев.
Лилия Шевцова: Но если у Словении была такая трудная судьба, то значит ли это, что исторические травмы преследуют вас до сих пор, осложняя ваши отношения с соседями – подобно тому, как проблема Косово омрачает отношения сербов и албанцев?
Андрей Бенедейчич:
Конечно, история всегда отпускает людей с трудом. Словенцам нелегко далось залечивание национальных травм, обусловленных потерей территорий и разделением нации, часть которой осталась в Австрии и Италии, где живет
Лилия Шевцова:
Что ж, ваш пример показывает, что для Сербии и Косово вступление в ЕС тоже может оказаться целительным. Но, как я поняла, для словенцев излечение началось еще тогда, когда вы входили в состав коммунистической Югославии. То есть пребывание в ней не только не препятствовало, но и способствовало вашей национальной консолидации. И тем не менее Словения была первой вышедшей из Югославии республикой.
Это свидетельствует, мне кажется, о том, что словенское общество консолидируется прежде всего идеей государственного суверенитета и что в нем велика роль национализма. Если это так, то как это сочетается с интеграцией Словении в европейское сообщество, которая ведет к ослаблению вашего суверенитета? Не ущемляет ли она национальные чувства словенцев?Андрей Бенедейчич:
Словенцы с самого начала поддержали вступление страны в ЕС и НАТО. Никаких сожалений по поводу нашей интеграции и необходимости «укоротить» наш национализм у них не было. На референдуме вступление в Евросоюз одобрили 90% словенцев, а вступление в НАТО – 67%. Мы считаем вхождение в ЕС очень важным событием в нашей истории, потому что именно благодаря Евросоюзу были решены некоторые вопросы, с которыми словенцы как нация сталкивались начиная с XIX века. А именно – вопросы отношений с нашими соседями на западе и севере.
Действительно, движение в этом направлении началось еще тогда, когда мы находились в составе Югославии. Словенцы, кстати, были горячими сторонниками «югославского проекта», реализованного после Первой мировой войны, и в те времена, когда он только начинал оформляться. За создание отдельного южнославянского государства они выступали еще в габсбургском парламенте в Вене. Югославский проект и в докоммунистическом, и в коммунистическом его воплощении всегда воспринимался нами как проект военного союза южных славян, призванного обеспечить существование отдельных наций и их языков. Для нас это важно, так как словенский национализм – не религиозный, а лингвистический. И он был ответом на реальные угрозы, которые мы ощущали с конца XIX века.
Посмотрите на карту, и вы увидите, что Словения, граничащая с Италией и немецкоговорящим миром, была единственной страной, которая являлась препятствием на пути осуществления мечты немецких националистов о создании общего государства «от моря до моря». Поэтому в словенском обществе и в словенской политической мысли с тех пор всегда было сильно ощущение угрозы германизации или итальянизации в результате военного столкновения с этими мирами. Поэтому и проект югославского государства мы воспринимали как проект национальный.
Вы спрашиваете, почему мы первыми вышли из состава Югославии. Да именно потому, что в 1980-е годы, когда началась дискуссия словенцев с Белградом о будущем страны, стало ясно: с точки зрения сербов, проект этот выглядит иначе. Стало ясно, что сербский национализм, в отличие от нашего, не чужд имперскости. И когда мы это поняли, идея государственной независимости стала для нас безальтернативной.
Выяснилось также, что словенцы готовы не только к созданию своего государства, но и к борьбе за него. У нас хватило мужества пойти на столкновение с Югославской народной армией, считавшейся в то время третьей по силе в Европе, в котором мы продемонстрировали волю и солидарность. Мы не дрогнули, в десятидневной войне доказав свое право на государственную независимость. Что касается последующего вступления в Евросоюз, то оно, повторяю, не только не покоробило наши национальные чувства, но и позволило оставить в прошлом все наши национальные опасения и страхи.
Ведь после вхождения в Шенгенскую зону, как некоторые у нас шутят, мы сумели объединить словенские земли если и не административно, то практически. Потому что сейчас можно поехать в австрийские и итальянские регионы, где живет словенское меньшинство, без каких-либо проблем. Так что никакой скорби по поводу ограниченности нашего суверенитета вы сегодня в Словении не обнаружите. Более того, мы заинтересованы в углублении нашей интеграции в Европу.
Скажем, у словенцев был выбор – переходить в зону евро или нет. И в Словении все выступили за евро. Потому что мы хотим быть полностью в Европе. Не частично, а именно полностью. Не могу не отметить и мудрую политику Центрального европейского банка. Евромонеты, которыми мы пользуемся, имеют и национальную, словенскую сторону, и потому евро не воспринимается как чужая валюта.Лилия Шевцова: На монетах удалось сохранить национальную символику всех стран – членов
Андрей Бенедейчич:
Именно так. И в еврозоне действует механизм, при котором ни в одной стране ее «национальные» евро не могут быть вытеснены из оборота «национальными» евро других стран. Например, у нас очень много туристов из Германии и Австрии. Они приезжают, используют при покупках свои монеты, которые потом пересылаются обратно в Германию и Австрию. Это делается банками, которые собирают и сортируют евромонеты. И так происходит во всех странах Евросоюза. Это означает, что на территории Словении количество немецких евромонет никогда не превышает количество словенских. Так национальное органично сочетается с общеевропейским. И в таком их симбиозе – будущее Евросоюза.
Да, его критикуют за неэффективность и бюрократизацию, за медлительность в принятии решений, за то, что Брюссель чересчур увлекается переговорами. Но мы считаем, что это не недостаток, а преимущество ЕС. В стремлении Евросоюза к учету мнений и интересов всех государств и наций, в том числе малых, и заключаются его сила и его привлекательность.Лилия Шевцова: Наш разговор пошел так, что мой первый вопрос о мотивах вступления Словении в НАТО остался без ответа. Чтобы не разрывать обозначившуюся нить обсуждения, я его сейчас касаться не буду, но в дальнейшем оставляю за собой право о нем напомнить. А пока, раз уж речь зашла о Евросоюзе, давайте эту тему продолжим. Насколько трудно далась вам интеграция в него? Мы знаем, что в других странах она порой была болезненной из-за жесткого давления Брюсселя. На вас тоже «давили»?
Андрей Бенедейчич:
Переговоры о вступлении Словении в ЕС были достаточно трудными. Но трудности проистекали не из-за требований Еврокомиссии, относительно которых у нас с ней каких-то серьезных разногласий не возникало. В процессе присоединения к Евросоюзу мы столкнулись с тем, что все члены ЕС имеют право выдвигать свои претензии к новичкам. И оказалось, что такие претензии к нам есть и у итальянцев, и у австрийцев. Не буду сейчас на них останавливаться – это займет много времени. В конечном счете компромиссные решения были найдены, но нам, признаюсь, было тогда нелегко. К тому же словенские меньшинства в Италии и Австрии обвиняли нас в том, что мы не заботились об их интересах из-за опасений, что это будет влиять на ход наших переговоров по поводу вступления Словении в ЕС.
Скажу откровенно: в процессе этих переговоров мы вынуждены были расстаться с некоторыми романтическими представлениями относительно интеграции в Евросоюз. Однако трудности, с которыми мы столкнулись, стали дополнительным стимулом для скорейшего вхождения в ЕС, чтобы у нас больше не было никаких проблем. Ведь в Евросоюзе никто не может выдвигать требования и претензии в отношении других его членов напрямую – там действуют коллективные механизмы достижения договоренностей. И они работают. Эти механизмы и помогли нам решить вопросы, которые своими корнями уходили в прошлое и некоторые из которых до вступления в ЕС решить так и не удалось.Лилия Шевцова: Насколько я понимаю, претензии отдельных стран при вступлении Словении в Евросоюз были связаны со Второй мировой войной и ее итогами. И именно ЕС помог вам и вашим соседям окончательно закрыть эту страницу и снять все взаимные упреки.
Андрей Бенедейчич: Совершенно верно.
Лилия Шевцова: А теперь вопрос из другой области. Вы говорили, что сейчас Словения переходит из одного статуса в рамках Евросоюза в другой. Вы еще получаете субсидии ЕС, но уже готовитесь стать донором. В таком случае вы станете первым посткоммунистическим государством, перешедшим в разряд стран, в котором находятся европейские «старики». Это почетно, но, наверное, чревато и проблемами?
Андрей Бенедейчич: Мы еще пока пользуемся фондами ЕС и получаем субсидии. А платить, ничего не получая, нам будет трудновато: ведь Словения отнюдь не самая развитая в экономическом отношении европейская страна. Но мы, напомню еще раз, долго были донором в бывшей Югославии. И мы верим, что справимся с этой ролью и в ЕС, когда время придет ее исполнять.
Лилия Шевцова: Некоторые новые члены Евросоюза ищут механизмы продвижения и лоббирования своих интересов внутри ЕС. Например, Польша ищет союзников, пытаясь давить на членов «старой» Европы для того, чтобы отстаивать свою линию в сельском хозяйстве. Можно ли говорить о каких-то особенностях позиционирования Словении в ЕС?
Андрей Бенедейчич: Нам очень трудно объединяться с Польшей по этому вопросу, потому что у нас продукция сельского хозяйства составляет менее 5% ВВП.
Лилия Шевцова: Я привела Польшу лишь в качестве примера…
Андрей Бенедейчич: У нас другая проблема: мы должны поддерживать наше сельское хозяйство в том числе и для того, чтобы сохранять культуру альпийского фермерства и наше население в самых гористых местностях Словении. А это проблема, с которой сталкиваются как раз члены «старой» Европы. В данном отношении у нас есть с ними совпадение интересов.
Лилия Шевцова: То есть вы тяготеете к таким государствам, как Франция?
Андрей Бенедейчич: Я говорил о схожести технологических проблем, а не о сельскохозяйственной политике французов в Евросоюзе, поклонниками которой мы не являемся. Что касается наших стратегических союзников в ЕС, то мы считаем таковыми в первую очередь средние и малые государства «старой» Европы. Мы стремимся также к установлению более тесных отношений с небольшими государствами, которые в Большой Европе являются, как и мы, новичками. В частности, с государствами Балтии. Правда, пока у нас там нет посольств, что, конечно, тормозит развитие наших связей. К тому же эти страны от Словении далеко. У нас есть симпатии к ним, но все-таки не каждому в Словении понятно, где Рига, где Таллинн, а где Вильнюс…