Путь в Европу
Шрифт:
Игорь Клямкин: То, что вы говорите, ставит под сомнение знаменитую немецкую дисциплину труда. Получается, что сама эта дисциплина производна от модели экономики…
Клаус Шредер:
Если говорить о массовых слоях работников, то вы, безусловно, правы. Социалистическая плановая экономика оказалась убийственной для традиционного немецкого отношения к труду. Чтобы вы лучше поняли, о чем идет речь, сошлюсь на ситуацию экстремальную, вызвавшую в июне 1953 года восстание рабочих в Восточном Берлине.
Причиной восстания стало увеличение на 10% норм выработки в строительстве. И дело было вовсе не в непосильности новых норм: прежние нормы являлись довольно низкими, и интенсификация труда сама по себе для рабочих большой проблемы не составляла. Но они понимали, что главное зависит не от них, а от своевременной поставки строительных материалов, а такие поставки, как вы хорошо знаете и по опыту СССР, при социализме всегда срываются. При таких обстоятельствах рабочие и прежние нормы выработки
Этот пример показывает, как социалистическая плановая модель экономики разрушала традиционное немецкое отношение к труду. Старые стимулы трудовой активности она уничтожила, а создать собственные оказалась не в состоянии. Организационные и пропагандистские меры, вроде стахановского движения, никого и ни к чему не стимулировали, а «экономические» меры, вроде повышения норм выработки, в социалистической системе быстро обнаруживали свою абсурдность.
Правда, в отдельных сферах деятельности традиционное немецкое отношение к труду все же сохранялось. Оно сохранялось прежде всего среди ученых, работавших в области естественных наук, и высококвалифицированных технических специалистов. Но и в данном случае правомерно говорить лишь о силе традиции и питавшихся ею установках, а не о влиянии на трудовую мотивацию социалистической системы. Такую мотивацию она не стимулировала, а блокировала. И если что-то и сохранялось, то не благодаря системе, а вопреки ей.Лилия Шевцова: Но, как известно, руководители объединенной Германии, получив в наследство все проблемы ГДР, решали их не только посредством искусственного обогащения восточных немцев, форсированного подтягивания их уровня жизни до западногерманского. Экономика ГДР, как и в других социалистических странах, подвергалась быстрому реформированию, переводу на рыночные рельсы. Но и эти реформы, прежде всего приватизация, осуществлялись в Восточной Германии не совсем так, как во всем остальном посткоммунистическом мире. В свое время много говорили и писали, например, о деятельности Опекунского совета (Treuhand) – структуры, специально созданной для рыночной трансформации экономики бывшей ГДР. С этого я и предлагаю начать разговор о реформах.
Клаус Шредер:
Сама идея Опекунского совета была, по-моему, гениальной, хотя принадлежит она не западным, а восточным немцам. Эта идея была выдвинута еще во времена Ганса Модрова. Осознав необходимость перевода экономики на рыночные основы, осознали и то, что неизбежной платой за это будет всплеск безработицы. Тогда-то и возник замысел создания особого учреждения, которое выступило бы в роли своего рода «козла отпущения». Или, говоря иначе, сосредоточило бы на себе народное недовольство, снимая тем самым ответственность с правительства. После воссоединения германские власти лишь заимствовали эту модель – с той, правда, разницей, что главным направлением деятельности Опекунского совета провозглашалась не санация государственных предприятий, не их финансовое и прочее оздоровление, а их приватизация.
Эта деятельность постоянно вызывала в обществе массу нареканий и сильных негативных эмоций, но на правительство они не распространялись. Правительство субсидировало работу Совета, но само оставалось в тени.Лилия Шевцова: Некоторые российские экономисты очень высоко оценивают приватизацию, проводившуюся Опекунским советом. Они считают, что она, в отличие от экономически бессмысленных игр с ваучерами и передачи предприятий их менеджерам, изначально осуществлялась в соответствии с рыночными принципами. Восточногерманская приватизация действительно была эффективной?
Клаус Шредер:
Я не считаю, что это был очень уж успешный проект. Да, мы отказались от ваучерных и менеджерских способов приватизации, полагая, что они не ведут к появлению эффективных собственников, а потому бесполезны. Ублажать людей, превращая их в фиктивных владельцев предприятий, у нас не было необходимости, потому что уровень жизни населения Восточной Германии после ее присоединения к ФРГ не упал, а резко возрос. Такого не было на начальной стадии реформ ни в одной из бывших социалистических стран. Но отказ от неэффективных форм приватизации не означал, что нам удалось найти им очень уж эффективную альтернативу.
Правительство поначалу рассчитывало на то, что Опекунский совет, продавая предприятия, будет получать прибыль. Результатом же его деятельности стали убытки, составившие 200 миллиардов западногерманских марок. Потому что предприятия бывшей ГДР были по большей части в условиях рыночной экономики неконкурентоспособными, а потому найти желающих их купить было непросто. Тем более что на этих предприятиях висели невыплаченные долги. И одним из условий их продажи становилось погашение долгов Опекунским советом. Поэтому вместо ожидавшихся доходов деятельность Совета приносила лишь миллиардные убытки.Лилия Шевцова: И при этом предприятия продавались, насколько помню, по символической цене в одну марку?
Клаус Шредер: Не все, разумеется, а лишь те, которые иначе никто бы приобретать не стал. Да, покупатель платил одну марку, получал полную свободу предпринимательского маневра, но должен был
Игорь Клямкин: А кто их покупал? Западные немцы?
Клаус Шредер: В бывшей ГДР существует расхожее мнение, что дело обстояло именно так и что Западная Германия чуть ли не разграбила Германию Восточную. Но есть статистика, которая такие домыслы опровергает. В 2003 году 97% предприятий в Восточной Германии принадлежали восточным немцам. На этих предприятиях работало больше половины (51%) занятого населения восточных земель. Правда, речь идет о небольших фирмах. Крупные же предприятия действительно приобретались западными немцами либо иностранными инвесторами.
Игорь Клямкин: Может быть, молва о «разграблении» имеет своим истоком какие-то коррупционные и другие злоупотребления в ходе приватизации? В той или иной степени они в 1990-е годы имели место во всех посткоммунистических странах. В Германии тоже?
Клаус Шредер:
В Германии тоже. Купила, скажем, западногерманская верфь, заплатив одну марку, верфь восточногерманскую, получила многомиллионные субвенции для инвестиций, а те направлялись не в Восточную Германию, куда должны были направляться, а в Западную. Были аферы с покупкой банков, приобретавшихся за бесценок. Очень быстро установились связи между восточными и западными спекулянтами, которые скупали по дешевке фирмы, использовали их как недвижимость, а потом продавали за большие деньги. Все это было: Опекунский совет пытался держать процесс под контролем, но он не мог сделать больше, чем мог.
Тем не менее молву о «разграблении» бывшей ГДР западными немцами иначе, чем как полную чушь, я квалифицировать не могу. И потому, что в рядах «приватизаторов» были мошенники не только из Западной, но и из Восточной Германии. И потому, что приведенные мной только что цифры о распределении собственности на территории бывшей ГДР отнюдь не свидетельствуют о засилье в восточногерманском бизнесе западных немцев. И потому, наконец, что объектов для «грабежа» на этой территории было не так уж много – примерно две трети восточногерманских предприятий оказались нежизнеспособными и были ликвидированы…Лилия Шевцова: Но треть из них все же выжила. Какие это предприятия?
Клаус Шредер:
Выжила электротехническая промышленность, проданная западногерманским концернам. Выжила часть предприятий в судостроении, машиностроении и индустрии, производящей оптику. Но все они сохранились лишь благодаря технологической модернизации, которая, в свою очередь, стала возможной благодаря приватизации и притоку частных инвестиций.
При тех технологиях, которые имели место на предприятиях ГДР в 1989 году, обеспечение их конкурентоспособности в условиях рыночной экономики было немыслимо. А некоторые отрасли – например, химическая промышленность – в технологическом отношении были настолько отсталыми, что их пришлось создавать фактически заново. Заново создана – в первую очередь западногерманскими концернами – и автомобильная промышленность.Игорь Клямкин: Не очень понятно пока, что именно привлекло западногерманских и иностранных инвесторов в Восточную Германию, учитывая несоразмерность производительности труда восточногерманского работника и его зарплаты, соизмеримой с западногерманской. Какой в этом для бизнеса экономический смысл?
Клаус Шредер: Вопрос оправдан, так как с интересами бизнеса плохо сочетаются не только слишком большие расходы на зарплату, но и высокие социальные налоги, которыми облагаются все германские предприятия. Понятно, что при таких условиях деятельности и при отсутствии инвестиций для модернизации многие предприятия бывшей ГДР в 1990-е годы быстро разорились. Но бизнес все же в Восточную Германию пришел, потому что приход этот стимулировался не только символической продажной ценой приватизировавшихся объектов, но и государственными субсидиями.
Кроме того, по мере осуществления технологической модернизации старых восточногерманских предприятий и строительства высокотехнологичных новых производительность труда увеличивалась. Если в ГДР она составляла одну треть от производительности труда в Западной Германии, то сейчас – 70—75%. И достигнут этот показатель не только за счет технологического переоснащения экономики, но и за счет освобождения от «лишних» работников.
Таких «лишних» в ГДР было очень много. В начале 1990-х годов наш институт вместе с Техническим университетом Дрездена на 12 восточногерманских предприятиях изучал процесс их адаптации к рыночным условиям. И уже в ходе первых наших бесед, состоявшихся еще до объединения страны, с их руководителями выяснилось: главная проблема этих руководителей – освободиться от работников, которые не работают. Доля таких людей составляла 10—20% от числа занятых на предприятиях. При социализме, как известно, безработицы не должно было быть, а потому на предприятиях и в учреждениях было множество сотрудников, которых нечем было занять.