Путь воина. Секреты боевых искусств Японии

Маслов Алексей Александрович

Как оказалось – напрасно. Процесс деформации традиционных принципов, которые проповедовал Фунакоси, остановить было невозможно: джинн поединков уже «вышел из бутылки», хотя техника, преподаваемая Фунакоси, изначально не была ориентирована на поединок. До сих пор многих поклонников каратэ удивляет большое количество нефункциональных движений и многочисленных небоевых стоек, абсолютно неоправданных с прикладной точки зрения. Скажем, классическая позиция, при которой кулак держат у бедра (хикитэ), весьма уязвима для нападения, и её вряд ли можно представить, допустим, в боксе. Большинство жёстких блоков предплечьями вверх, наружу и внутрь (агэ-укэ,ути-укэ, сото-укэ),

как показала практика дзю-кумитэ уже в 30-е гг., абсолютно неприменимы в бою, и каратисты стали переходить на практичные отбивы ладонями. В арсенале Фунакоси было немало красивых круговых блоков ребром ладони – движений, весьма зрелищных в ката, но бесполезных в бою. Дал трещину и классический принцип Фунакоси, также привезённый с Окинавы, – «убить одним ударом». Молодые каратисты, едва вступив в поединок, тотчас убеждались, что, несмотря на многочасовую отработку ударов по макиваре, они просто не в состоянии попасть в движущегося и защищающегося противника. К тому же начисто отсутствовала тактика построения боя, входа в атаку и выхода из неё. Старое поколение окинавцев считало это ненужным: противник должен быть повержен после первого же удара.

Но все уверения Фунакоси в несоответствии свободного поединка самому духу каратэ оказались напрасными. Каратэ стало практически независимым от него и начало развиваться уже по своим законам. Этого до конца своих дней так и не смог понять патриарх, пытаясь диктовать собственные условия и теряя преданных последователей.

Сильным ударом для него стал уход одного из самых блестящих учеников, Оцуки Хиронори, который долгое время считался ближайшим учеником Фунакоси (дзики-дэси). Поговаривали, что именно Оцуке патриарх должен передать свою школу. Но случилось неожиданное – произошёл разрыв. Оказывается, Оцука, будучи в то время сэмпаем и имея право самостоятельно вести тренировки, ввёл в постоянную практику свободный бой. Принцип бесконтактного поединка, когда кулак или нога останавливаются за несколько миллиметров до тела или едва касаются его, был тогда неизвестен. Поединки проводились в полный контакт, а в качестве протекторов использовали защитную экипировку для кэндо – шлемы, кирасы, налокотники и мягкие перчатки. С Оцуки фактически и начались турниры по спаррингам; монополия «каратэ без боя» закончилась. В 1930 г. Оцука проводит первые неофициальные соревнования по контактным поединкам в Токийском университете и окончательно порывает с Фунакоси.

Патриарх больше и слышать не хочет о своём лучшем ученике, не подозревая, что теряет человека, представлявшего собой весьма сильную личность в мире боевых искусств. Оцука сразу же после Второй мировой войны создаст собственный стиль Вадо-рю, который стремительно завоюет университетские залы и практически вытеснит оттуда стиль Сётокан мастера Фунакоси.

Фунакоси деликатно, но в то же время неизменно отказывается от китайских корней каратэ. Апофеозом этого стала замена в слове «каратэ» иероглифа «кара» («династия Тан», т. е. Китай) на омофон (т. е. иероглиф, сходный по звучанию) «кара» – «пустой».

Но почему именно «пустая рука»? Откуда появляется понятие «пустой» в лексиконе боевых искусств? Сегодня многие толкователи склонны усматривать в этом буддийское, а точнее, дзэн-буддийское влияние. Действительно, понятие «пустота» (санскр. – «шуньята», кит. – «кун», яп. – «кара») является важнейшим термином в буддизме махаяны. Оно означает некую начальную сущность вещей, их исток и одновременно их предел.

Постижение изначальной пустотности мира, проникновение в эту внутреннюю безначальную реальность и слияние с ней становятся равносильными достижению предельной мудрости и высшего знания. Отсюда несложно сделать вывод, что, введя в название «каратэ» иероглиф «пустота», Фунакоси перевёл тем самым всю свою систему на уровень «внутреннего

искусства», подчеркнул её перерождение из простого способа боя в сложный метод духовного становления человека в духе дзэн-буддийской традиции.

Но вот вопрос: а насколько хорошо сам Фунакоси был знаком с постулатами буддизма? На Окинаве никогда не ощущалось сильного буддийского влияния. До нас не дошли упоминания о том, что Фунакоси где-то получил систематическое буддийское образование. С буддизмом он сталкивался ровно настолько, насколько вся японская культура той эпохи формировалась под влиянием дзэн-буддийских традиций. Примечательно, что в его школе Сётокан каратэ буддийская медитация и другие формы созерцания не практиковались.

Значит, буддизм здесь ни при чём – существовала какая-то другая причина. Дадим слово самому Фунакоси: «По традиции и я сам в прошлом использовал иероглиф «кара» – «Китай». Однако из-за того, что люди путают каратэ с китайским кэмпо, а также в силу того, что окинавские боевые искусства теперь могут считаться общеяпонскими, было бы неправильным и даже в некотором смысле унизительным продолжать использовать в названии каратэ иероглиф «Китай». А поэтому вопреки множеству протестов мы отказались от старого иероглифа и заменили его на новый – «пустота» [112].

Ну что ж, после столь откровенных и недвусмысленных рассуждений всё, кажется, стало на свои места. Ни о каком философском переосмыслении речь, конечно же, не шла. Фунакоси кажется «неправильным и даже унизительным» связывать себя с китайской традицией. Надо вымарать из сознания занимающихся и, что немаловажно, представителей официальных властей память о китайских корнях каратэ, а это имеет особенное значение в период резкого обострения японско-китайских отношений. И вот впервые в 1929 г. мастер даёт своей системе несколько громоздкое, но выразительное название: Дай Ниппон кэмпо каратэ (Кулачное искусство пустой руки великой Японии).

Меняются и названия ката, которые произносились на китайский или окинавский манер. Этот факт весьма примечателен – Фунакоси стремится «забыть» не только китайское, но отчасти и окинавское прошлое. Так, пять базовых ката Пинан в японском чтении стали звучать как «хэйан», ката Найханти («железного всадника») – «тэкки», Кусанку – как «канку», Пассай – как «бассай», Синто – как «гангаку», Вансу – как «энпи», Нисэйси – как «нидзюсихо», Сэйсан (Полулунное) – как «хангэцу», Рохай – как «мэйкю». Кстати, практически такой же набор ката, как и в Сётокане, существует и в стиле Вадо-рю, который создал бывший ученик Фунакоси, японец (не окинавец!) Оцука. Однако в Вадо-рю все названия ката оставлены в прежнем виде – японец Оцука не боялся обвинений в «неяпонском» духе, чего не скажешь о Фунакоси. На окинавский манер именуются ката и в стилях Сито-рю и Годзю-рю. Лишь Фунакоси решил стать большимяпонцем, чем сами японцы. Он прекрасно знал, что делал. Ситуация в стране была такова, что Япония находилась в преддверии войны с Китаем.

Крупнейшие окинавские мастера осудили поступок Фунакоси и отказались его поддерживать. Не случайно в своих воспоминаниях, как уже отмечалось, он указал особо: «...вопреки множеству протестов мы отказались от старого иероглифа». Действительно, протестов было множество. Окинавцы привыкли к старому названию, и никаких неприятных эмоций у них оно не вызывало. К тому же окинавские мастера прекрасно знали, что кэмпо пришло на остров именно из Китая, а система Фунакоси – лишь модернизированный его вариант.

И всё же Фунакоси в отличие от окинавских мастеров был политиком и неплохим стратегом. Он вновь вступает в долгую переписку с Окинавой, убеждает местных мастеров, указывает на потенциальную враждебность Китая, упоминает и о том, что развивать каратэ в современных условиях можно лишь как «общенациональное японское искусство». В 1936 г. ряд окинавских мастеров, в частности те, кто преподавал в Японии, решили согласиться с заменой иероглифа «Танский» (т. е. относящийся к династии Тан, «китайский») на «пустой». Этот год и считается датой рождения японского каратэ.