Путь волшебника
Шрифт:
— Он за нами вернется. Не может не вернуться.
Тут Марвин сел, протирая кулачками глаза.
— А вот и нет. Ему не обязательно за нами возвращаться. Разве ты не поняла? Он знает, что я ведьма, как и он, и просто оставит меня здесь, чтобы я ему не мешал. Извини, Энжи, прости меня!
Энжи почти никогда не слышала этих слов от Марвина, и уж точно в одном предложении.
— Для этого еще будет время, — сказала она. — Просто интересно… как, по-твоему, удастся нам привлечь папино или мамино внимание, когда они вернутся домой? Как, по-твоему, они
Марвин затряс головой.
— Ты меня не видела, а ведь я все это время был там. Я тебя видел и вопил изо всех сил, но ты даже не заметила. И они тоже не заметят. Мы ведь не в нашем доме, мы просто здесь. И всегда тут будем.
Энжи собиралась уверенно рассмеяться, чтобы подбодрить и себя, и брата, но вышла у нее, скорее, икота.
— Нет. Ну уж нет! Не собираюсь я всю жизнь провести в твоей дурацкой комнате. Попробуем это нелепое колдовство еще разок… а потом я… я еще что-нибудь сделаю.
Марвин, казалось, хотел спросить, что еще она может, но осекся, и это было к лучшему.
Они испытали заклинание еще разок, и еще разок, и еще. Проделали всеми возможными способами, какие только пришли им на ум, разве только на голову не вставали, впрочем, им и это, наверное, не помогло бы. То ли травы Марвина потеряли свою силу, то ли Марвин просто забыл ключевую фразу — они не могли даже уловить хрупкое ощущение перемены, какое пришло в первый раз. Снова и снова они открывали глаза и оказывались в прошлом четверге.
— Ладно, — сказала наконец Энжи.
Встав, она размяла затекшие ноги и начала вышагивать по комнате, теребя в пальцах парочку бесполезных сорняков.
— Ладно, — повторила она, остановившись на полпути между дверью и окном, лицом к маленькому комоду Марвина. Из одного ящика торчала штанина пижамы.
— Ладно, — сказала она в третий раз. — Пошли домой.
Марвин сидел, подтянув к груди коленки, обхватив их руками и прижавшись к ним лбом. На ее слова он даже головы не поднял.
— Пошли, Марвин, — сказала Энжи чуть громче. — Тот коридор, проход, туннель… ну, не важно… он закончился ровно там, где я сейчас стою. Вот сюда El Viejo меня притащил, отсюда он исчез. Здесь проход.
— Какая разница, — заскулил Марвин. — El Viejo… Так то он! Так то он!
Вот теперь Энжи утратила остатки терпения. Решительно подойдя к брату, она рывком поставила его на ноги и потащила к нужному месту, словно к картине в музее.
— А ты Марвин Люк, великий и ужасный, самый могущественный колдун в городе! Ты сам так говорил. А если бы ты не был таким, тебе и в голову бы не пришло здесь застрять. Тебе только девять лет, а ты его за пояс заткнешь, и он это знает! Поправь повязку и отведи нас домой, братишка! — Она игриво его подтолкнула. — О, прости меня! Я хотела сказать, о Великий!
— Вовсе не обязательно так меня называть. — У Марвина подкосились ноги, и он буквально повис на ней мертвым грузом отчаяния. — Я не могу, Энжи! Не могу вернуть нас домой. Извини…
Правильно было бы (и Энжи сама это знала) броситься его утешать: взять в ладони его холодную
— Не собираюсь я помирать в прошлом четверге! Я уйду отсюда так же, как он сюда пришел. Хочешь — иди со мной, не хочешь — твое дело. Но одно тебе скажу, Гуталакс, оглядываться я не стану.
Она шагнула вперед и решительно пошла к красной пижамной штанине…
…и в густую, сладко пахнущую серость, которая тут же забила ей рот и нос, глаза и уши так плотно, что она отчаянно замахала руками, потеряв всяческую ориентировку в пространстве, понятия не имея, куда направляется, тонула в сером сиропе, как бабочка или пчела. Однажды ей показалось, что она слышит голос Марвина, и позвала его:
— Здесь! Я здесь!
Но больше она его не слышала.
А после, между одним шагом и другим, серость вдруг пропала, оставив по себе лишь легкую влагу на коже; исчез даже тошнотворно-сладкий привкус во рту. Энжи опять очутилась в туннеле времени, узнала его особый затхлый запах, чуть похожий на аромат от пепла давно погасшего костра или от луны, если бы луна чем-нибудь пахла. Эта мысль ее рассмешила, хотя сейчас она не видела ничего, как и тогда, когда ее тащил под мышкой El Viejo. Она даже не могла разглядеть землю или пол под ногами, знала только, что это, наверное, скользкий камень, и, упорно двигаясь вперед, старалась ступать осторожнее.
Тьма была абсолютной (что немного ее утешило, ведь так она могла делать вид, будто Марвин идет за ней следом, хотя он ни разу ей не ответил, сколь бы отчаянно она ни звала его по имени). Шла она медленно, пробиваясь сквозь липкую тьму, как и раньше, смутно улавливая далекие вибрирующие призраки звуков и движения вокруг. Если у туннеля времени были стены, она не могла их коснуться, если был потолок, никакой ток воздуха не выдавал его существования, если тут кто-то был, то никаких признаков жизни она не заметила. И существовало ли здесь время, Энжи тоже не могла сказать. Она шла, закрыв глаза, в голове у нее было пусто, если не считать бесформенного страха, что она вообще не двигается, только поднимает и опускает ноги на одном месте. Интересно, голодна ли она?
А потом вдруг ее глаза открылись в иной темноте, где-то кукарекал петух, ее обволакивали ароматы благовоний, и тогда она поняла, что идет по коридору, ведущему из лавочки сантерии в… ну, где она уже побывала и где все еще сидел заплаканный Марвин, ведь он за ней не последовал. Повернувшись, она всмотрелась назад, в прошлый четверг, и вдруг услышала у себя за спиной низкий, хрипловатый смешок. Не решаясь обернуться, Энжи застыла на месте.
El Viejo медленно обошел вокруг и остановился перед ней, усмехаясь во весь рот, точно лунный человек. Черные очки пропали, и шрамы на щеках у него воспаленно пылали, будто совсем свежие.