Путь волшебника

Мартин Джордж Р.Р.

— Но я не вешала объявление, что ищу любовника. Только ученика, помощника, квартиранта.

— Разве есть моя вина, что я питаю страсть к вам?

— Уж моей вины в этом точно нет! — отрезала она. — Очисть свой разум от подобных мыслей, если не хочешь вылететь отсюда. — Затем, видимо тронутая немым обожанием в глазах Тидриха, она улыбнулась и, притянув к себе, легонько ткнулась в щеку губами. — Дурак! — повторила она. — Несчастный, безнадежный глупец.

Но Ганнину почудился в ее словах легкий оттенок нежности.

Отношения между ними продолжали оставаться строго деловыми. Ученик ловил на уроках каждое ее слово, как если бы его дальнейшее

существование зависело от правильного произношения всех слогов, заносил в записную книжку мельчайшие подробности заклинаний, постигал работу с талисманами и создание иллюзий, иногда засиживался в библиотеке до поздней ночи, прорабатывая какой-либо вопрос магической науки, о котором она упомянула вскользь. Ганнин так хорошо освоил магию, что мог самостоятельно работать со сторонними заказчиками, став для Халабант непревзойденным помощником, который всегда знал, какой прибор или настой сунуть ей в руку. За короткое время количество заказов значительно возросло. Он очень надеялся, что это обстоятельство хоть немного возвысит его в глазах наставницы.

Тидрих все еще сох по ней — да и с чего бы страсти утихнуть? Но он героически пытался перебороть чувство, с головой окунаясь в обязанности домоправителя. До приезда в Триггойн Ганнин Тидрих не слишком утруждался работой по дому. Ну, не больше, чем самый обычный бакалавр. Так, немного возни, чтобы избежать полного свинства, и ни малейших потуг облагородить обстановку. Но скромное жилище Халабант он, что называется, вылизывал, пока оно не засверкало поразительной красотой и не задышало уютом. Даже песчаные тараканы, напуганные его хлопотами, разбежались по другим домам. Ганнин стремился изнурить себя напряженным изучением магии и рьяной уборкой, чтобы похотливым мыслям не осталось никакой пищи.

Но ничего не помогало. Очень часто, ворочаясь ночью на своем тюфяке, он воображал В. Халабант, которая, дурачась, завлекала его похотливыми жестами и многообещающе подмигивала. Ганнин Тидрих обливался потом, молясь всем демонам, чьи имена успел выучить, чтобы избавили от мучительных видений.

Когда страдания сделались невыносимыми, он задумался о смене наставника. Иногда приходили мысли о самоубийстве, ведь он понимал, что столкнулся с самой большой любовью своей жизни и эта страсть обречена остаться неудовлетворенной. Если он покинет Халабант, то остаток дней своих проведет холостяком; скитаясь по необъятному миру, будет встречать других женщин, но ни одну не сможет полюбить по-настоящему. Какая-то часть его разума считала эти рассуждения ребячеством и чепухой, но пересилить себя ему не удавалось. Ганнин всерьез начал опасаться, что очередное внезапное помутнение рассудка закончится самоубийством.

А хуже всего было то, что она время от времени вела себя с ним весьма любезно, вольно или невольно поощряя страсть, которой он так боялся поддаться. Возможно, трогательный и бессмысленный поступок — покупка приворотного зелья — затронул какие-то струны в ее душе. Теперь Халабант чаще улыбалась, даже подмигивала, а иногда игриво тыкала пальцем в плечо, чтобы особо подчеркнуть какой-нибудь вывод во время урока. Она стала крайне непредсказуемой в выборе одежды, облекаясь порой в столь откровенные платья, что у него дух захватывало. Но в большинстве случаев она держалась столь же холодно и отчужденно, как и вначале, не скупилась на язвительные слова, когда он портил заклинание или проливал жидкость из перегонного куба, сверлила его ледяным взглядом, если он говорил какую-нибудь глупость, и часто напоминала: ты как был, так и остался неумелым новичком, и пройдут многие годы, прежде чем ты достигнешь достаточного уровня мастерства.

Таким образом, он оказался в плену своих ограничений.

И у нее в плену. Она могла дотрагиваться до него всякий раз, когда считала нужным, а он не осмеливался, полагая, что даже случайное касание чревато превращением в песчаного таракана. Она могла улыбаться и подмигивать, а он не решался ответить тем же. Она не воспринимала его всерьез. Как-то раз Ганнин Тидрих попросил научить его мощному заклинанию, которое имело очень разностороннее применение и носило название «безграничная тайна», а наставница сердито процедила:

— Это тебе не игрушки для дураков.

В один воистину прекрасный день Ганнину Тидриху удалось достичь весьма нелегкого результата — прочесть без ошибок и запинок целый ряд запутанных заклинаний. Халабант с радостной улыбкой внезапно сжала его в объятиях и взмыла вместе с ним к потолку лаборатории. Там они закружились лицом к лицу, грудь к груди; ее глаза лучились счастьем и торжеством.

— Великолепно! — воскликнула она. — Ты отлично справился! Я горжусь, что ты мой ученик!

Вот, подумал Тидрих, настал тот миг, когда исполняются все желания! Он сжал ладонями ее грудь и впился в губы страстным поцелуем. Халабант тут же отменила заклинание левитации, припечатав Ганнина к полу. Острая боль пронзила подвернувшуюся ногу.

Она плавно опустилась рядом.

— Ты как был, так и остался дураком, — фыркнула наставница и вышла из комнаты.

Теперь Ганнин Тидрих твердо решил свести счеты с жизнью. Он понимал, что со стороны его поступок покажется достаточно нелепым, но не позволил голосу разума взять верх над чувствами. Само существование стало для него невыносимым бременем, и другого способа освободиться от власти этой непостижимой женщины он не видел.

Много дней он потратил, обдумывая различные пути ухода из жизни. Выпить какое-нибудь зелье из кладовки, или вонзить себе в грудь кухонный нож, или просто выпрыгнуть из окна ученической комнаты? Все они казались ему неприемлемыми на эстетическом уровне и обладали рядом других недостатков. Главным образом беспокоила ненадежность каждого из них, а выжить после попытки самоубийства — это было бы хуже смерти.

В конце концов он решил утопиться в мутной, бурной реке на северной окраине Триггойна. Он часто бродил по ее берегам во время дневных прогулок. Река выглядела достаточно широкой и глубокой, а теперь, после весеннего паводка, очень даже полноводной. Знакомство с картой показало, что тело будет унесено на северо-запад, в мрачные безлюдные земли у далекого моря. Ганнин Тидрих не умел плавать — на его родине это было без надобности, ведь никто не справится с течением сбегавшего со склонов Замковой горы могучего и широкого Сти. Поэтому справедливо полагал, что смерть будет быстрой и безболезненной.

Однако на всякий случай он стащил веревку из кладовки, чтобы спутать себе ноги. Закинул моток на плечо и пошел по тропинке вдоль берега реки, высматривая удобное местечко. Стоял теплый, ясный день, на деревьях трепетали нежные зеленые листья. Трудно подобрать лучшее время для прощания с жизнью, чем разгар весны.

Выйдя на пустынный обрыв, Ганнин обвязал веревку вокруг лодыжек и не медля, без сожалений и душещипательных размышлений прыгнул головой вниз.

Вода даже в такой погожий день оказалась холоднее, чем он ожидал. Самоубийца с размаха ушел в глубину, рот и ноздри наполнились ледяной влагой. Он почувствовал близость смерти, но тут естественная плавучесть тела взяла верх, и Ганнин Тидрих пробкой вылетел на поверхность, кашляя и хватая воздух ртом. Спустя мгновение он услыхал всплеск неподалеку и понял, что кто-то кинулся в реку следом за ним. Наверное, непрошеный спасатель.