Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в восточную и центральную Европу (1131-1153 гг.)
Шрифт:
Автор этих строк уже собирался писать в Готу, когда Ленинградское отделение Института востоковедения проездом посетил сотрудник Института востоковедения Академии наук ГДР д-р М. Роббе, любезно согласившийся содействовать получению микрофильма [26] . Вскоре микрофильм готской рукописи оказался в нашем распоряжении. С первых же строк стало ясно, что перед нами неизвестное начало нового сочинения ал-Гарнати:
"Это — книга Нухбат ал-азхан [27] фи аджаиб ал-бул-дан ("Выборка воспоминаний о чудесах стран"). Во имя Аллаха милостивого и милосердного, на него уповаю. Сказал шейх, имам, ученейший Абу Хамид ибн Абу-р-Раби Абд-ар-Рахим ибн Сулайман ибн Раби ал-Кайси ал-Андалуси ал-Гарнати, да помилует его Аллах! А после [28] : просила меня группа людей науки и веры, чтобы я рассказал им о том, что я видел из чудес в странах и морях и какие чудеса я считаю действительными в сообщениях, достойных авторитетов. И я согласился на то, о чем они просили, прося помощи
26
Пользуемся случаем выразить нашу искреннюю признательность за содействие коллегам из ГДР — М. Роббе и Э. Серауки.
27
В Гот. рук., л. 1а опущена точка над "зал". Ср. GAL, I, стр. 478, № 5, 2; SB I, стр. 878; там же о других сочинениях Абу Хамида; cp. Hrbek, Arabico-Slavika, стр. 112-113.
28
Стилистический оборот, обозначающий переход от благопожеланий и славословий к сути излагаемого.
Далее автор говорит о себе: "Что касается моего имени, то оно — Мухаммад ибн Абд-ар-Рахим ибн Сулайман ибн Раби ал-Кайси ибн Гайлан ибн ал-Басир ибн Рида Абу Тураб; что же касается места моего рождения, то оно на крайнем Западе, на [полу]-острове, называющемся ал-Андалус, — на нем сорок городов, и место моего рождения в одном из них, называющемся ал-Гарната". После этого без всякого перехода начинается рассказ о достопримечательностях и чудесах Андалусии, о пещере с семью спящими отроками, о медном городе, построенном джиннами для Сулаймана, о морских чудовищах и океанских приливах и отливах. Большинство этих сведений содержится в Тухфат ал-албаб, и, так же как там, никакого видимого порядка в их изложении не удается установить. Зато из описания Сицилии и извержения Этны [29] становится очевидным, что перед нами если не путевые записки, то воспоминания о путешествии, изложенные более или менее последовательно: Сицилия, Мальта [30] , Александрия, Каир, Аскалон, Дамаск, — о пребывании в Ираке не говорится ничего, так как записки предназначались для багдадских знакомых ал-Гарнати, — далее упоминаются Ардебиль, Муган, Баку, Дербент и Саксин, рукопись обрывается на описании деревянных домов Булгара. Рукопись не очень аккуратная, встречаются пропуски, восстановленные на полях, некоторые слова явно искажены. Даты переписки нет, зафиксировано только время составления данной редакции: "Говорит переписчик книги, с которой сделан этот список, а имя его Исхак ибн Хаудал: "Много таких рассказов [31] я слышал, когда вели меня пленным в страну гурджей [32] , и спасся я от татар и вышел из Тифлиса, направляясь в Багдад"" [33] .
29
И. Ю. Крачковский считал, что ал-Гарнати лишь расспрашивал об извержении одного сицилийца в Багдаде (Сочинения, IV, стр. 301), но в Му'рибе ал-Гарнати пишет определенно: "Я простоял в море напротив этого острова пять дней, потому что не было нам попутного ветра, а на шестой день отошли мы от него в Александрию" (гот. рук., л. 7а), правда, прямого указания на то, что он был очевидцем извержения, нет, но из текста готской рукописи видно, что к рассказу сицилийца восходит лишь часть сведений.
30
Гот. рук. ***
31
Перед этим у ал-Гарнати рассказывается о деревне, брошенной жителями из-за множества змей.
32
Т. е. Грузию.
33
Гот. рук., л. 16б-17а.
Тождество Му'риба и Нухбат ал-азхан готской рукописи не вызывает никакого сомнения, поскольку, к счастью, конец готской рукописи перекрывает начало текста дублеровского издания (стр. 1-6); разночтения, имеющиеся в этой части, не настолько значительны, чтобы думать, что перед нами разные сочинения, — такие же разночтения встречаются, например, в различных рукописях Тухфат ал-албаб; и Му'риб и Нухбат ал-азхан посвящены одному лицу, Ибн Хубайре. Однако часть мадридской рукописи (лл. 13б-38б; 50а-95б) не имеет, вероятно, отношения к ал-Гарнати, текст Му'риба приходится только на лл. 1-13а, 40а-49б, 96а-114б. Имея теперь полный, хотя, быть может, и не безупречной сохранности, текст первого сочинения ал-Гарнати, мы получаем не только новые факты, но и возможность по-новому понять сравнительно хорошо изученный Тухфат ал-албаб.
Му'риб — по-существу, запись рассказа о поездках автора, о виденном и слышанном в дальних странах. Язык его очень прост, с явными разговорными интонациями, иногда наблюдаются неловкие повторения, характерные для устной речи, записанной слушателем, а не для письменного произведения. В этом сочинении ал-Гарнати совершенно оригинален и свободен от литературных заимствований: кроме двух стихов самого автора, в тексте нет ни одной стихотворной цитаты. Исключение составляет вставной рассказ о легендарном племени Ад с длинной бездарной стихотворной эпитафией, взятый из неизвестного нам сочинения Сийар ал-мулук ("Жизнеописания царей") аш-Ша'би.
Зато к Тухфат ал-албаб ал-Гарнати подошел как заправский писатель. Содержание его в значительной мере повторяло Му'риб, но композиция и направленность сильно изменились. Вместо путевых записок появилось сочинение о чудесах и диковинах. Это подчеркивается даже оглавлением:
I глава. Описание мира и его обитателей из людей и джиннов.
II глава. Описание чудес стран и необычайных построек.
III глава. Описание людей и диковинных животных в них.
IV глава. Описание пещеры и могил.
Сравнительно связный рассказ Му'риба о путешествии оказался разбросанным по разным главам, связь между эпизодами потерялась, некоторые рассказы исчезли, кое-что было добавлено на основании личных впечатлений, не вошедших в Му'риб, но основные добавления были почерпнуты из литературных источников. На первом месте стоит уже упоминавшееся выше сочинение "Жизнеописания царей" аш-Ша'би, откуда взяты все сведения о Шаддаде ибн Аде, о Многоколонном Ираме, о людях без голов; живущих в Судане [34] . Часть таких же фантастических сведений заимствована из других книг, например о половинках людей, живущих около Саны, он пишет, ссылаясь на какую-то "Историю Сана" [35] . Прибавилось в новой книге и стихов, по большей части они вошли вместе, с отрывками из сочинений, которые использовал ал-Гарнати; стихи, которые он ввел сам, благочестивого содержания; одна стихотворная цитата из ал-А'ши, возможно, заимствована из "Истории Йемена" вместе с предыдущим двустишием [36] .
34
Ферран, Тухфа, стр. 46, 55, 124, 125,
35
Там же, стр. 45.
36
Там же.
Именно эти дополнения, сделавшие Тухфат ал-албаб популярным на всем мусульманском Востоке, явились причиной недоверчивого отношения к сведениям ал-Гарнати в среде востоковедов. Заодно с заведомыми легендами отвергались как выдумки описания некоторых морских животных, имеющие под собой вполне реальную основу [37] . Нам сейчас легче, чем прежде, отделить легендарные рассказы, слышанные ал-Гарнати в Восточной Европе, от литературных заимствований.
37
См. Jacob.
Нам, конечно, важно знать, насколько можно доверять сообщениям Му'риба о Восточной Европе, не фантастическим и легко выделяемым рассказам о девушке, вышедшей из китового уха, или о чудесном купольном здании в Хорезме с недоступными сокровищами таким важным сведениям, как, например, о меновых деньгах. Ответ может быть только один: сведения ал-Гарнати — сведения очевидца, весь рассказ настолько непосредствен, что нет никаких оснований подозревать его не только в измышлениях, но и в том, что он заимствовал их у недостоверных осведомителей. Мы можем встретить у него явные преувеличения вроде чудесной ящерицы, виденной им где-то в Прикарпатье, но не следует забывать, что перед нами типичный человек средневековья, легко допускающий чудесное и объясняющий им все непонятное. Зато во всем, что касается повседневности, ал-Гарнати скрупулезно точен. Этот ал-Гарнати, старик, разбросавший по свету кучу жен и детей и подыскивающий себе новых молоденьких невольниц, нам неприятен своей грубой и беззастенчивой практичностью и стремлением не упустить выгоду, но именно в этом залог достоверности всех реалий, сообщенных им.
Впрочем, даже фантастические рассказы ал-Гарнати имеют определенную ценность. Некоторые из них встречаются уже в "Записке" Ибн Фадлана, побывавшего на Волге в 922 г. Как показал А. П. Ковалевский, глубоко исследовавший "Записку", эти фантастические рассказы отражают фольклор народов Поволжья [38] и в этом отношении могут считаться своего рода документом. Повторение тех же рассказов у ал-Гарнати, побывавшего здесь спустя два с лишним столетия (и добавим — ничего не знавшего о своем предшественнике и его "Записке"), лишний раз подтверждает справедливость вывода А. П. Ковалевского.
38
Ковалевский, Книга Ибн-Фадлана, стр. 60-61.
Сравнение сведений этих двух путешественников явно в пользу ал-Гарнати. Если для Ибн Фадлана за страной Вису находятся легендарные Йаджудж и Маджудж (гог и магог), которым Аллах присылает для пропитания гигантскую рыбу [39] , то у ал-Гарнати речь идет о вполне реальном народе Йура (Югра), а в рассказе о гигантской рыбе можно узнать нередкие прежде случаи обсыхания китов на прибрежных отмелях. Аналогичный сюжет о гигантской рыбе, выбрасывающейся на берег от преследования еще большей, встречается у ал-Гарнати в описании Атлантического побережья Испании и Гибралтарского пролива [40] , размеры этих рыб лежат на совести рассказчика, но и в том и в другом случае имеются в виду вполне реальные киты. В оправдание нашего автора можно сказать, что и сейчас популярные журналы грешат склонностью к публикации фантастических сообщений о морских и озерных чудовищах, так что же требовать от человека средневековья.
39
Ковалевский, Книга Ибн-Фадлана, стр. 139.
40
Гот. рук., лл. 55а, б.