Путешествие двадцать четвертое
Шрифт:
«Да будет так, Великий Дуринал! — произнес конструктор. — Но каким должен быть основной принцип действия машины?»
«Им будет, конечно, принцип свободной инициативы граждан. Эта машина не должна ничего приказывать или запрещать гражданам; она может изменять условия нашего существования, но всегда обязана делать это в форме предложения, предоставляя нам различные возможности, между которыми мы будем выбирать по собственной воле!»
«Да будет так, Великий Дуринал! — ответил конструктор. — Но это указание касается главным образом способов действия, я же спрашиваю о конечной цели. К чему должна стремиться эта машина?»
«Нашему государству угрожает хаос; ширятся беспорядки и неуважение законов.
«Будет, как вы сказали! — ответил конструктор. — В течение шести месяцев я построю Добровольный Распространитель Абсолютного Порядка. Я прощаюсь с вами, чтобы приняться за работу».
«Подожди немного! — сказал один из достойных. — Машина, которую ты создашь, должна работать не только совершенно, но и красиво. Это значит, что ее действия должны производить приятное впечатление, удовлетворяющее самый тонкий эстетический вкус…»
Конструктор поклонился и молча вышел. Напряженно работая, с помощью множества смышленых ассистентов он соорудил Машину для управления — вон то маленькое темное пятнышко, чужестранец, видишь, на самом горизонте? Это огромное количество удивительных железных цилиндров, в которых непрестанно что-то вибрирует и пылает. День ее запуска был великим государственным праздником; самый старший Архиспирит торжественно освятил ее, после чего Великий Дуринал передал ей полную власть над страной. Добровольный Распространитель Абсолютного Порядка тотчас протяжно свистнул и приступил к делу.
В течение шести дней Машина работала круглые сутки; днем над ней плавали клубы дыма, ночью же ее окружало яркое зарево. Почва дрожала в радиусе ста шестидесяти миль. Потом отворились двухстворчатые дверцы ее цилиндров, и из них на свет высыпались отряды маленьких черных автоматов, которые, переваливаясь словно утки, разбежались по всей планете, добираясь до самых отдаленных ее уголков. Куда бы автоматы ни приходили, они скапливались у заводских складов и в приятных вразумительных словах требовали различные товары, за которые платили без промедления. За неделю склады опустели, и достойные — владельцы заводов облегченно вздохнули, повторяя: «Воистину замечательную машину построил конструктор!»
Действительно, изумление охватывало при виде того, как эти автоматы использовали купленные вещи: они одевались в парчу и атлас, косметикой смазывали оси, курили табак, читали книги, проливая над грустными произведениями синтетические слезы, да что таи, Они могли даже искусственным способом употреблять различные лакомства (правда, без пользы для себя, так как они питались электричеством, но зато с выгодой для производителей). Только массы ишачей не выражали ни малейшего удовольствия, наоборот, они роптали все ожесточеннее. Достойные с надеждой ожидали новых шагов Машины, которая не заставила себя ждать. Она собрала огромные запасы мрамора, алебастра, гранита, горного хрусталя, медных глыб, мешков золота, серебра и пластин яшмы, после чего, ужасно грохоча и дымя, воздвигла строение, подобного которому глаза индиотов до сих пор не видели, — вот этот Радужный Дворец, который высится перед тобой, пришелец!
Я поднял глаза. Солнце как раз выглянуло из-за тучи, и его лучи заиграли на отшлифованных стенах, разбиваясь на сапфировые и кроваво-красные блики. Радужные полосы, казалось, парили и дрожали на углах и вокруг бастионов. Крыша же, украшенная стройными башенками, целиком выложенная золотой чешуей, горела. Я наслаждался этим изумительным зрелищем, а индиот продолжал:
— Всю планету облетела весть об этой удивительной постройке… К ней началось настоящее паломничество из самых отдаленных мест. Когда толпы заполнили все вокруг, Машина открыла металлические губы и сказала
«В первый день месяца Лущевки откроются яшмовые ворота Радужного Дворца, и тогда каждый индиот, знаменитый или неизвестный, сможет по собственной своей воле войти внутрь и испробовать все, что его там ожидает. До той поры добровольно смирите свое любопытство, так же как потом вы его добровольно удовлетворите».
И вот утром первого дня Лущевки в воздухе зазвучали серебряные фанфары и с глухим лязгом отворились ворота Дворца. Толпы потекли внутрь рекой, которая была в три раза шире, чем шоссе, соединяющее две наши столицы — Дебилию и Кретону. Целый день тянулись потоки индиотов, но площадь перед Дворцом была по-прежнему забита народом, так как со всех сторон приходили все новые и новые толпы. Машина принимала их гостеприимно: черные автоматы, лавируя в толпе, разносили прохладительные напитки и подкрепляющие закуски. Так продолжалось пятнадцать дней. Тысячи, десятки тысяч, наконец, миллионы индиотов вошли внутрь Радужного Дворца, но ни один из тех, кто туда вошел, не вернулся. Кое-кто удивленно спрашивал, что бы это могло значить и куда девается такая масса людей, но эти одинокие голоса тонули в веселом ритме маршевой музыки; автоматы ловко справлялись с делом — поили жаждущих, кормили голодных, серебряные куранты на дворцовых башнях били, а когда спускалась ночь, хрустальные окна сверкали яркими огнями. Наконец толпы ожидающих значительно поредели. Уже только несколько сотен индиотов терпеливо ждали на мраморной лестнице своей очереди, как вдруг раздался ужасный вопль, заглушивший ритмичные удары барабанов:
«Измена! Слушайте все! Дворец вовсе не чудо, а дьявольская западня! Спасайся кто может! Гибель! Гибель!»
«Гибель!» — откликнулась толпа на лестнице, повернулась кругом и разбежалась. Ей никто не препятствовал.
На следующую ночь несколько отважных ишачей подкрались к Дворцу. Вернувшись, они рассказали, что задняя стена Дворца медленно отворилась и изнутри высыпалось несметное количество блестящих кружков. Черные автоматы засуетились вокруг них, развозя па Поля и укладывая в различные фигуры и узоры. Услышав это, спириты и достойные, которые до этого заседали в Дуринале (они не пошли во Дворец, ибо не пристало им смешиваться с уличной чернью), немедленно собрались и, желая разгадать загадку, призвали ученого конструктора.
Вместо ученого явился его сын, хмуро озиравшийся и кативший перед собой большой прозрачный диск.
Достойные, потеряв самообладание от негодования и нетерпения, оскорбляли ученого и обрушивали на него ужаснейшие проклятия. Они забросали юношу вопросами, требуя, чтобы он объяснил, какую тайну открывает Радужный Дворец и что сделала Машина с вошедшими в него индиотами.
«Не смейте осквернять память моего отца! — ответил юноша гневно. — Он построил Машину, точно придерживаясь ваших указаний и требований; но, однажды пустив ее, он не больше любого из вас знал, как она будет поступать — лучшим доказательством этого служит то, что он сам одним из первых вошел в Радужный Дворец».
«И где он теперь?» — в один голос воскликнули члены Дуринала.
«Вот он!» — с болью ответил юноша, показывая на блестящий диск. Он надменно взглянул на старцев и, никем не задержанный, ушел, катя перед собой то, во что превратился его отец.
Члены Дуринала задрожали, охваченные одновременно гневом и ужасом, но потом решили, что Машина не посмеет, наверное, причинить им зла, запели гимн индиотов и, укрепившись духом, вместе вышли из города и оказались перед железным чудовищем.
«Мерзавка! — закричал старший из достойных. — Ты обманула нас и попрала наши законы! Немедленно останови свои котлы и оси! Не смей больше действовать беззаконно! Что ты сделала с вверенным тебе народом индиотов? Говори!»