Путешествие из пункта А в пункт А
Шрифт:
Рома пришёл к выводу, что его призвание не математика, не теоретические вопросы, а взращивание надежд будущего. Будущее – это дети. Не свои, их никогда не было, – чужие. Ради них руководство шахматным кружком в доме творчества он сочетал с усердной заочной учёбой в педагогическом. Но надежды будущего взращиваться не желали, а его собственные разбились: ясноглазые отпрыски не понимали каскадов Роминых отвлечённых мудрствований, метафор и аллегорий, изнывая от скуки и неподвижности. Кружок развалился, Рому уволили, вот тогда-то и объявились его приятели по матмеху университета с уговорами продать квартиру и уехать в другую точку земного шара. Рома их послушался: на их стороне был разум, на его
Покупатель квартиры, в противовес Роме, возбуждённо ёрзал, щуря свои узкие лукавые глазки. Особенно его радовало, что в соседнем подъезде живёт его земляк и что Рома, отчаявшись продать, оставил ему облупленный кабинетный рояль для его маленьких дочек. Сделка завершилась, механический голос невидимой барышни произнёс: «Клиент номер…» – и процесс купли-продажи завертелся, уже другой, и Рома отныне – отработанный пар. Теперь Роме предстояло провести остаток дня в предварительно забронированном номере в гостинице, в скуке и бездеятельности. В эту же гостиницу сегодня вечером подъедут взявшие над ним шефство однокурсники, Гонигберг и Заков. Утром следующего дня, в субботу, под конвоем, чтобы не потерялся, они доставят Рому в столицу, благодаря чему тот избежит ранее назначенной встречи с человеком, о котором не хочется вспоминать. Искать Рому он начнёт не раньше воскресного утра, тогда тот будет недосягаем и потому невиновен.
Но план торчать в одиночестве в спартанском номере гостиницы лопнул, пронзённый мыслью о третьем прощальном ужине с бывшей соседкой, Розой Соломоновной, заменившей ему в последнее время маму. Подсознательно пытаясь ухватить за полу ускользающее «вчера», Рома оповестил соседку незамедлительно, не внимая её робким заверениям, что двух предварительных прощальных ужинов вполне достаточно. С энтузиазмом он направился в универсам за деликатесами и вином, чтобы навсегда в душе сохранить воспоминания об этой святой женщине и времени, проведённом с нею.
Люська выкладывала товар из тележки на полки. Час назад это были батоны, потом молоко, потом опять батоны и, для разнообразия, кефир. Как так можно непрерывно жрать, с открытия и до закрытия универсама, с 8.00 до 23.00, в ущерб сну! Люську абсолютно не пробирал процесс выкладки продовольствия, но ей ежедневно платили, хотя и разные суммы, но всегда скромные, чрезвычайно скромные. Люська работала «вчёрную», у неё «как бы испытательный срок» – месяц. К этому времени либо она, не дожидаясь благодарностей, сваливала сама, либо менеджер успевал сказать спасибо и, указывая на дверь, оставлял себе на память её дневной заработок. Такая игра «кто кого» даже захватывала, вносила элемент азарта. Люська считала себя стреляным воробьём, менеджеры тоже, так что играли на равных, 50 на 50.
«Спасибо» произносилось традиционно в конце рабочего дня, когда основной поток покупателей иссякал, оставив деньги и взяв хлеб, майонез, макароны, кетчуп и другие ингредиенты высокой российской кухни. Слова благодарности звучали учительским тоном, строго, что должно было вызывать у работающего чувство вины. Да мелочи, это вам спасибо, рады стараться, какие уж тут деньги! Деньги здесь действительно ни при чём, они менеджеру нужнее. И завтра на Люськино место придёт новая дура, или дурак, и все они взаимозаменяемы.
По Люськиным расчётам, валить с работы следовало ещё вчера, но попутала надежда. Люська взмокла от напряжения: под мышками лужи, по ложбинке позвоночника одна струйка пота догоняет другую. Пот принимается лить неожиданно и так же неожиданно прекращается: кран открыт, кран закрыт – и управлять процессом
Эх, вот если была бы её мать медсестрой в женской консультации: полгорода – сфера влияния! Может, тогда пристроила бы её, Люську, а так… Мамаша работает горничной в поросяче-розового цвета гостинице с игриво подмигивающей ночью неоновой надписью: «Отель “У Семёныча”». Главная фишка «Семёныча», несмотря на его двусмысленное подмигивание на оба глаза, – клопы, но основных, почасовых клиентов они нисколько не устрашали. И сама мамаша – лузерша, и подруги её: их новым шубам больше десяти лет. Вон, любимая Наташка Семёнова в униформе с принтом «Новые технологии» шваброй орудует! Безнадёга кругом! Мать сейчас отдыхает, в смысле пашет на даче. У неё сбор урожая, отпуск. Зато с октября по февраль у мамы почти полный штиль, потому как биография у неё короткая: три года замужества и далее с редкими перебоями совершенно неофициальная часть, обратно пропорциональная выращенной на подоконниках рассаде.
Люська глядела на ещё не открывшую рот менеджершу, просто глядела, без ненависти, без зависти, не слушая, наперёд зная, что она ей скажет. Бессознательно она выискивала неявные, незаметные признаки, обеспечивающие менеджерше превосходство над собой, положение по другую сторону баррикады; взглядом пыталась прощупать, ухватить, впитать в себя до последней капли и, отбросив бездыханную обмякшую тётку, самой стать как она, с надутыми, поднимающимися к носу губами, осанистой, со спокойной уверенностью, сунув руки с наклеенными ногтями в спецовку, повелевать судьбами. Почему Люська, минуя твердь, из одного болота попадает в другое? Люська как-то пробовала сосчитать, сколько сменила мест работы, но запуталась, забила и теперь к увольнениям относилась почти обыденно-спокойно: как взяли, так и послали.
Выскочив, раздражённая, из подсобки магазина, она почти налетела на радостно улыбающегося типа:
– Ой, здравствуйте, а вы меня не узнаёте? – и физиономия его ещё больше расплылась в улыбке.
Перед ней предстала ещё достаточно молодая особь мужского пола, с широко расставленными круглыми глазами исключительно правильной геометрической формы, круглыми мясистыми ушами и ртом практически от одного замечательного уха до другого. Будь эта особь травянисто-зелёного цвета – была бы вылитым лягушонком, но, к сожалению, с бородой. На месте этого типа Люська бы так не радовалась.
Она напрягла мозг: что это за мужик? Неужели её? Мужик улыбнулся ещё шире. Его радость Люську не пробирала никак. Откуда он такой взялся? С армейским вещмешком, увешанный пакетами из магазина, в костюмчике, намертво приросшем со школьных времён. Такие короткие брючки, выше щиколоток – перебор не только для стрит-стайлеров, но и для старых баб, хотя что-то похожее они всё-таки носят, но со стразами и, уж конечно, без гульфика. Однако и с гульфиком у мужика не всё гладко складывалось: брючки были явно малы, и оттого, что гульфик находился справа, а детородный орган слева, в брючине, – в глаза мужику смотреть не получалось.
А незнакомый тип всё это время улыбался.
– Я монографию в вашем магазине на прошлой неделе потерял, и вы мне её нашли, – пояснил он.
– Ну. И что?
– Вы мне очень помогли тогда.
Люське совершенно не хотелось с ним разговаривать, а тип радовался ей как родной.
– А почему вы такая грустная?
– Забейте.
– Я вас провожу, можно? Меня Рома зовут, а вас?
«Ну, всё, – подумала Люська, – тащись теперь с этим обормотом до дома». Однако обормот не замолкал или по причине многодневного молчания, или страшась паузы и считая своим долгом развлекать даму. Люська не слушала его, иначе узнала бы много нового из того, что её совершенно не интересовало.