Путешествие «Лунной тени»
Шрифт:
– Дьяконисса, сегодня начинается твое испытание, – заявил Друскарл резким, высоким голосом с характерным дамарианским акцентом.
– Я сопровождаю достопочтенную Терикель, – объяснила Веландер, переходя на обычный для нее дамарианский язык, при этом словно пародируя дискант Друскарла. Жестом она указала туда, где стояла наставница, все еще спорившая с портовыми служащими.
– Дьяконисса! Испытание начинается в полдень! – возмутился Друскарл.
– Никто не знает этого лучше, чем я, – твердо ответила Веландер.
Ларон, наблюдавший за их перепалкой, вдруг понял, что Веландер находится
– Я заметил сегодня, что храм отправляет груз книг на Акрему, а вы, вероятно, будете их сопровождать, – обратился он к евнуху, отвлекая его внимание на себя.
– Никаких книг! – растерянно выдавил Друскарл.
– Я почувствовал запах старинных книг, когда ваши сундуки грузили на «Морскую розу».
– Да что вы можете знать о книгах!
– Я отлично знаком с библиотеками.
Веландер одобрительно кивнула. Феран улыбался, а Друскарл недовольно нахмурился:
– А я достаточно знаком с кораблями, чтобы заметить: мачты «Полета стрелы» закреплены с помощью шарнирного механизма. Их можно опускать в горизонтальное положение.
– Нам порой приходится проходить под мостами, когда надо выгружать товары в речных портах, – объяснил Феран.
– «Полет стрелы» высоко стоит в воде.
Сейчас «Полет стрелы» практически пуст, мы только что закончили чистку корпуса, – сообщил Феран таким тоном, словно снисходил до полного профана, но в разговоре с Друскарлом так поступать не следовало. – Так что же? Метрологи перебираются на Акрему, пока Варсовран не обратил силу своих огненных кругов против Зантрии?
– А что это за странные крышки люков ниже ватерлинии? – подозрительно спросил Друскарл.
– Они предназначены для наблюдений, – заявил Ларон.
Друскарл нахмурился еще сильнее, он явно не поверил Ларону и шуткой слова навигатора тоже не посчитал:
– Ниже ватерлинии?
– Да, примерно через час мы примем на борт груз, и разместится он ниже ватерлинии, – заявил Феран.
– Я говорю, что мачты «Полета стрелы» легко опустить. А шхуна может погрузиться в воду. «Полет стрелы» скроется в прибрежных водах, если корабль станет кто-то преследовать. Наступит время отлива, экипаж закроет люки, расположенные ниже ватерлинии, откачает воду, и корабль всплывет.
– Ну, мы же не рыбы, – засмеялся Феран. – Мы просто утонем при таком маневре.
– Спасательная лодка закреплена на палубе килем наверх.
– Иначе она наполнилась бы дождевой водой.
– Лодка удержит воздух при погружении «Полета стрелы», команда сможет дышать.
Глаза Ферана сузились:
– Некоторые люди считают себя такими умными, что могут возомнить, будто они ясновидящие, – он с ненавистью смотрел на высокого, тяжеловесного евнуха.
– А у некоторых слишком длинные носы, и они суют их куда не надо, – огрызнулся Друскарл.
– Ничья, – заявил Ларон, который стоял, невозмутимо скрестив руки.
– Добрые господа, мы должны сказать прощай вам обоим, – произнесла Терикель, которая наконец завершила долгие переговоры. – Веландер пора приступить к испытанию.
Терикель по очереди пожала руки всем мужчинам, но только Феран почувствовал при этом, как в ладонь ему скользнул тонкий, плотно свернутый листок бумаги. Капитан осторожно
– Стража знает нашу тайну, – тихо сказал он Ларону, когда они остались вдвоем. – Мы – самое современное и необычно оснащенное судно в морских водах всего мира, и этот тип, Друскарл, знает об этом.
– Но он сказал нам о том, что знает, – возразил Ларон, сохранявший полное спокойствие. – Если бы он был врагом, то промолчал бы. Кроме того, он не знает других секретов «Лунной тени».
– «Полета стрелы»! Кто он такой?
– Вероятно, наш новый контакт. Возможно, это его способ представиться.
Ларон посмотрел на запад, где бледный, окруженный кольцами диск Мираль едва возвышался над горизонтом:
– Восходит Мираль. Я должен отправляться в свою каюту.
– Удачный повод выспаться и помечтать? – ехидно поинтересовался Феран.
– Я никогда не мечтаю, капитан. И никогда не сплю.
Ларон прошел по сходням на борт, ступил на палубу «Полета стрелы», а затем проскользнул в маленькую, темную каюту и плотно прикрыл за собой дверь. Когда он исчез в темноте, Хэзлок приблизился к Ферану.
– Честно говоря, я чувствую себя намного лучше, когда он спит, – признался Хэзлок.
– Судя по всему, приятель, он не спит.
– Так что же он там делает?
– Уверен, намного безопаснее для нас не знать об этом.
Хэзлок скрестил руки на груди и покачал головой:
– Хорошо, что он на нашей стороне.
Капитанская каюта «Полета стрелы» по размеру напоминала обычную жилую комнату, но кровать, рабочий стол, сундук с картами, лампа и оружие были прочно закреплены на стенах или на полу. Феран сидел на сундуке с одеждой и рассматривал записку, которую передала ему Терикель. Это была даже не бумага, а полоска ткани, немного схожая с теми, что прикрепляла к лапам птиц, используемых для гипнотических посланий. Текст разбирался с трудом, но Феран понял, что авторы его – два брата из ордена Метрологов. Они приняли обличье крестьян и помогали доблестной армии Варсоврана добывать все ценное, что сохранилось в руинах Ларментеля. Они сообщали, что оружие Варсоврана вновь использовано. На полоске ткани также упоминались четыре первых испытания, приводились точные данные о масштабах ударов. Каждое испытание происходило в восемь утра. И каждый раз оставался выжженным идеальный по форме круг, причем интенсивность ударов нарастала. Многие камни были полностью расплавлены или сожжены в пепел. Огонь проникал до самых глубоких подвалов и подземных туннелей. Ни кусочка дерева, пищи или фрагмента костей не удалось найти в сожженных руинах. Но наблюдатели отметили, что рыба в прудах хотя и сварилась, оставалась целой и не обугленной.
«Нам кажется, что командующий армией Варсоврана Ралзак обладает оружием такой силы, что ни один город, ни одна армия не сможет ему противостоять», – сообщали авторы послания в заключение.
«Полное уничтожение без надежды на спасение представляется менее разумным, чем покорение силе с мыслью о том, что дни Варсоврана когда-нибудь завершатся. Наш орден может продолжать свою деятельность в тайне, пока не вернутся более просвещенные времена и…»
На этом месте стояла небольшая клякса, словно рука писавшего дрогнула, а затем текст продолжался: