Путешествие на север
Шрифт:
Затем, предполагая, что вскоре нужно будет спуститься в столовую, Май собрал письменные принадлежности и отправился было к себе, чтобы снять халат и одеться. Лейтенант окликнул слугу, что водил по двору его лошадь, оставил Беренику с отцом и вернулся забрать что-то с седла.
Май, уже входя в одну из растворенных для проветривания гостевых комнат, обернулся в дверях. Тут-то зоркий лейтенант его и приметил.
Может быть, ничего дурного не случилось бы, если б Май, не обращая внимания, шел себе своей дорогой. Но Маю вздумалось остановиться и дослушать разговор, пока его еще можно было слышать.
«А это что за кобель? Что он здесь делает?» – достиг ушей Мая голос лейтенанта Фрея. Последовал укоризненно-приглушенный ответ
Май запнулся о порог, наступил себе на полу халата и чуть не выронил очки. Он был знаком с граагцами, хотя ему и не доводилось никогда бывать в Грааге. А известность такого рода, как у него, в первую очередь, особым образом распространялась среди армейской молодежи. Именно там Май всегда обнаруживал множество завистников, почитателей и даже подражателей. Слава Богу, от комментариев лейтенант воздержался. Пока. Надо будет припомнить ему это. Но и кобеля припомнить будет надо. Не обязательно быть предсказателем, чтобы понять, к чему может привести их с лейтенантом близкое знакомство.
Май решил, что все-таки должен уезжать.
В коридоре перед своей комнатой он столкнулся с бегущей куда-то Береникой. Май остановил ее за руку.
– Доброе утро, Береника, – сказал он. – Подождите минутку, я должен сказать вам что-то важное.
– О предсказаниях?
– Не совсем.
– Ах, вы же видите, я очень спешу! К нам едет сорок человек гостей из столицы, а еще будут собираться из окрестных имений. Пустите же, у меня дела!
Май разжал пальцы, освободив тонкое запястье, и Береника, подхватив юбки, дунула прочь с такой прытью, что вслед ей в солнечном луче столбом взвихрилась пыль.
Май, повернув голову, проводил ее взглядом. Что – похоже, ему предпочитают дурно воспитанного солдафона? Или она считает, что, наняв его предсказывать за плату, к нему можно относиться как к лакею? Нет, он это исправит. Если здесь не знают, кто такой Ипполит Май, он может им это показать.
Чувство, которое он испытывал, было подозрительно похоже на обиду. Он не привык, чтобы его вот так не замечали. Он никогда никого не интересовал как предсказатель. Что за новости? Что за беда? Неужели он стареет? Не может такого быть. Рано еще.
Просидев около полутора часов перед зеркалом и поняв, что пристойным образом причесан этим вечером он все равно не будет, Май пригорюнился окончательно. Слугу своего, с которым за год проехал полконтинента, он, хоть и жаль было, рассчитал еще во Франкофе, потому что нужно было послать матери денег, денег было мало, а путешествовать в одиночку хоть и не очень удобно, зато обходится дешевле.
Бесстыжие служанки хихикали, что гость вертится перед зеркалом, как девица на выданье, пока Май не рассердился, не прикрикнул на них. «Пес с ним, деревня есть деревня», – стараясь заглушить досаду, сказал он себе в конце концов. Он и побриться-то успел чудом. Едва прибыл свадебный поезд, началась суматоха, все хотели с дороги мыться, сразу кончилась горячая вода, не хватало посуды, в ход пошли уже и лоханки из прачечной, и тазы с кухни – Май видел, как с руганью об очередности все это разносилось по комнатам для гостей.
Окончательно убедившись, что приличного вида он сегодня не приобретет, Май выпроводил служанок и вскрыл тайник в своем многострадальном туфле. Взвесил деньги на ладони и переложил их в кошелек. Тут, конечно, все идет кувырком, и собирается не бог весть какое общество, но играть станут наверняка, а значит, можно будет приумножить капитал, думалось ему. Хоть чем-то нужно же себя утешить...
Когда в нижней гостиной пробило семь, а за окнами появились первые признаки приближающихся сумерек, Май завел свои часы, последний раз поправил перед зеркалом жабо, взбил щелчками кружева манжет и спустился к гостям.
Их собралось не сорок человек – гораздо меньше; сорок их могло бы быть вместе с прислугой, которую большинство приглашенных везло с собой. Мая представил гостям хозяин дома. Другие были представлены ему. Среди них присутствовали люди уважаемые и знатные, Май даже встретил давнего знакомого, маркиза фон Валлентайна, у которого как-то выиграл в одну ночь полторы тысячи флар – дело было, кажется, в Гольдоке. К радости Мая, маркиз не затаил на него зла, а, наоборот, принял его, как старого приятеля. Маркиз был в возрасте преклонном, влиятелен при дворе, очень богат, и лучшей рекомендации для прочих, нежели его расположение, для Мая здесь представить было трудно.
Малышка Маддалена сидела за столом против Бартеля Фрея, за весь ужин не промолвила ни слова и ни разу не подняла от тарелки глаз. Ее помыли, причесали, одели подобающим образом, но все ж среди аристократов гляделась она простовато, сразу было заметно, что происхождения девушка невысокого, а светского воспитания ей хватает только на то, чтобы сидеть, будто аршин проглотив. Зато Амелия Фосс блистала красотой и остроумием. Их с Бартелем взгляды то и дело встречались; и Май решил, что они, должно быть, любовники. Береника оказалась упрятанной от Мая за вазой с цветами, изголодавшиеся в дороге гости усердно налегали на угощение, и беседа в основном поддерживалась Амелией и аббатом. Иоганн Фосс вставлял в разговор ничего не значащие замечания, да Береника приговаривала сидевшим по обе стороны от нее старичкам и старушке: «Кушайте, господа, кушайте, все очень вкусно».
Впрочем, вино из замкового погреба быстро поправило дело. К концу ужина усталость и скука развеялись. Гости перешли в другую залу. Специально приглашенный музыкант сел за клавесин, и Бартель Фрей взялся учить Беренику новым па из придворных танцев. Зажгли еще свечей, открыли балкон. С улицы прибежала свора борзых и разлеглась на полу перед камином.
Май делал вид, что ему вообще нет дела до женщин, хотя это было не в его правилах. Это у него называлось «ловить ворон». Ему давно пора было кого-нибудь присмотреть. И он выбрал Беренику, но с Береникой что-то было не так. Он наблюдал за ней, но заметил только, что и на Бартеля Фрея, к которому Май было ее приревновал, она смотрит так же отчужденно, как на него самого. Маддалена после того, как все встали из-за стола, забилась в какое-то кресло в углу и напряженным взглядом следила за женихом – наверное, ей не стоило мешать. Самой яркой звездой среди собравшихся дам была, без сомнения, молодая жена Иоганна Фосса, но она то с лаской смотрела за Бартелем, то с плохо скрытым раздражением – за Береникой. Май не хотел бы попасть в неловкое положение именно из-за этой женщины, хотя с ней-то найти общую тему для беседы ему было бы проще всего. Прочие кандидатуры оказались либо уж слишком юны, либо, напротив, уже недостаточно. Правда, были еще две симпатичные сестрички подходящего возраста, но, так как они оказались близнецами, Май пока не мог отличить одну от другой, махнул на все рукой и отправился за карточный стол, решив, что все же лучше дать себе лишнее время осмотреться, чем сгоряча попасть впросак. Чутье подсказывало ему, что этот вечер будет долог.
За картами собрались хозяин замка, маркиз, аббат, некий невзрачный господин, отчего-то называвший себя баснописцем, отставной полковник, у которого – Май ясно слышал – при ходьбе громко скрипела коленка, и две презабавные старые перечницы, увешанные бриллиантами, сильно похожими на фальшивые. Аббат сел спиной к залу, Май наоборот – к окну. Ставили вначале немного. Май осторожничал и оставался при своих. Баснописец выиграл у фальшивых бриллиантов, маркиз – у аббата. Жульничать Май считал для себя зазорным лет с двадцати – зачем нужен обман, который может разоблачить нелепая случайность, если у него есть Дар? Нужно всего лишь присмотреться к партнерам, их игре и, главное, к их деньгам: не судьба ли им сменить хозяев?