Путешествие на восток
Шрифт:
Три прочитанные части Джу отложил в сторону. События семнадцатилетней давности понемногу вырисовывались из сухой архивной записи. Осталась последняя часть, лучше всех сохранившаяся, и оттого наименее упорядоченная. Тут-то Джу и споткнулся. Один единственный рапорт судебного чиновника испортил всю величественную картину внутрикланового заговора Волка против собственного брата, выстроенную уже в воображении Джу. Так хорошо все ложилось одно к одному: политические разногласия, борьба за влияние, принципиальная позиция отца, ссора, красивое слово «дуэль» на фоне сложной политической ситуации в стране – в условиях отсутствия единоначалия и при дележе власти среди наиболее могущественных политиков и владетелей… И приятель Волка
И – с размаха рожей в лужу.
Кир Александр Джел, будущий император Аджаннар, появился в доме мастера Гермерида спустя половину стражи после того, как судейский чиновник зарегистрировал смерть. Девица по найму Миран, ослепленная несчастьем, с порога обвинила кира Александра в убийстве. Кир Александр не стал спорить с девицей Миран, он только пояснил чиновнику дословно, что якобы умерший «спал с ней, а умер от любви ко мне». От этих слов Миран схватила заточенный крючок для сшивания волосяного савана и нанесла им киру Александру Джелу ранение в сердце, по всем признакам смертельное, и лишь невероятным чудом не повлекшее за собой еще одну смерть.
Джу тупо уставился в страницу. Что за смысл вести речь о политических симпатиях с обезумевшей от горя женщиной?.. А ей зачем кидаться на союзника своего покровителя с заточенным крючком?.. Как все это понимать? Что значит «спал с ней, а умер от любви ко мне»? Что это за любовь, от которой травятся и умирают?..
Джу положил страницу поверх прочитанной стопки листов, поднял руку, чтобы перевернуть их и начать читать с начала, подержал и опустил, не прикоснувшись.
Побрезговал. Сцепил пальцы на груди. Никогда в жизни ему еще не было настолько стыдно. Он ощущал себя сейчас так, будто его переехало, как мышь телегой. Хотелось бы верить, что он понял последний рапорт неверно. Что суть дела ускользнула в схематичном изложении допросов и документальных справок. Но красивая сказка про благородного, отважного и честного отца, в которую он так верил ребенком, отчего-то растаяла и отказывалась заново материализоваться. Похоже, позиция дядюшки Волка заслуживала понимания в этой истории гораздо более всех других…
Не погасив лампу и не убрав со стола компрометирующие всех и вся документы, Джу схватил со спинки кровати зимний плащ, под которым накануне спал, и выскочил из дома в ночь и ливень.
К началу вечерней стражи в Ман Мирар из Царского Города все-таки добралась редкая новость: государь снова женится. Господин Дин переставил нефритовую фигурку на доске и в последний раз полюбовался на лаковый красный депешник с письмом, состоящим из слова «Пора». Ашьинский голубь настороженно следил за Дином сквозь прорези в коробке.
Слуга достал голубя и прикрепил депешник к лапке. Один миг – прошелестели в лучах предзакатного солнца переливчатые крылья – и гонец исчез в небе. Письмо отправилось в дорогу.
– С моря идет непогода, мой господин, – сказал слуга Дину. – Если будет сильная гроза – птица может не долететь.
– Спрячется в лесу. – Дин пожал плечами. Какая-то гроза не могла ему испортить настроения. – На всякий случай завтра утром выпустим второго.
– Не будет ли поздно, мой господин? Быть может, пустим второго сейчас? Голуби сильные, один точно доберется в срок.
– Мне виднее, – осек слугу Дин. – Я знаю, что когда делать.
Однако если бы господину Дину было известно, что соединенная армия Внутренней Области и эшских таргов, не дожидаясь ничьих писем и понуканий, уже три дня находится в пути, а за рекой Ияш савры зарезали имперского наместника и стреляют в почтовых голубей, он бы так не говорил. Но полторы тысячи лиг – слишком большое расстояние. Человек не может видеть так далеко.
Никаких определенных намерений у Нэля на самом деле не было. Мысли в его голове бродили самые разные и, в подавляющем большинстве, трагические: никогда больше не возвращаться в Большой Улей; совершить какое-нибудь непоправимое безумство; нарваться на такие приключения, узнав про которые Фай осознает, что был неправ и несправедлив к Нэлю… В общем, душа требовала уйти, громко хлопнув дверью. Ведь ни на Тай, ни во время межзвездного перелета, ни на Бенеруфе такой возможности у Нэля не было. А избавиться от соседства людей, под одной крышей с которыми ему зачастую становилось душно, Нэлю было необходимо хоть иногда, хоть на недолгое время…
Но за первоначальной решимостью пришел страх. С Песчаной улицы Нэль повернул на Рытую, потом на Перемер, с Перемера в переулок Заручей. Дальше он названий не помнил и в результате совершенно потерял ориентацию. Ему вначале казалось, что он знает, куда идет: Дин водил его в эту сторону. Но почему-то оказалось, что не сюда.
Прохожие оборачивались и смотрели Нэлю вслед. Или он в самом деле выглядел очень необычно для Столицы, или, скорее всего, выражение его лица полностью соответствовало той неразберихе, которая царила в его бедной голове.
Из упрямства Нэль пробежал еще немного вперед и приостановился, только когда сердце начало скакать из горла в желудок и у него закололо под ребрами – слева и справа одновременно. Он попробовал оглядеться и понять, куда его занесло в горячке и обиде, но оказалось, что одно дело рассматривать Столицу на карте, а другое – бегать из переулка в переулок, словно за тобой погоня.
Он отдышался немного и решил подняться на горушку, которую видел впереди. Он думал, что сможет оттуда разобрать, куда идет. Но там он почувствовал себя еще более неуютно. О том, что неприятности могут проистекать не только от ненаглядных родственников, но и сыпаться прямо с неба, Нэль как-то из вида упустил.
С запада на город двигалась стена. Фиолетовые с золотой каймой тучи уже загородили полнеба. В недрах их клокотало варево грозы. Быстро мерк лазоревый полог небосвода, беззвучные ленты молний срывались и падали к горизонту. Вместо грома ветер доносил только глухое ворчание на нижнем пределе человеческого слуха.
В порту раньше обычного времени зажигались огни маяков, горожане звали по домам детей, кошек и собак, запирали окна и двери.
Нэль догадался, что попал в глупое положение, и все-таки повернул назад к Большому Улью. Голова у него немного проветрилась. За время обратной дороги он, может быть, вполне созрел бы для следующего этапа переговоров с Фаем. В конце концов, что бы между братьями ни происходило, Нэль всегда в итоге Фая слушался. Глядишь, послушался бы и в этот раз – напрямую Нэль этого пока не признавал, однако под давлением обстоятельств умозрительно уже способен был допустить подобную возможность. Но только в том случае, если бы он мог найти дорогу назад.
С горушки он разглядел густые деревья, подумал, что это парк у прудов, и поспешил в ту сторону, начиная опасаться, что до начала бури не успеет. На Та Билане погода могла меняться очень быстро.
Как назло, улица попалась какая-то не та. Сверху оказалось не видно, что с нее нет поворотов в нужную Нэлю сторону. Нашел поворот и выбежал к своим деревьям Нэль к тому времени, когда черным заволокло уже все небо над головой, а от раскатов грома и порывов океанского ветра закладывало уши.
Здесь тоже был парк, но другой. Никаких прудов. Наоборот, деревьями засажена непонятная насыпь вроде срытого земляного вала или разрушенной дамбы. И дома вокруг стояли другие. Усадебки, но совсем маленькие, одноэтажные, отгороженные от улицы крашеными заборчиками. Их хозяева давно попрятались. Нэль находился на улице один. Спросить название района или о том, как выбраться отсюда к Большому Улью, – не у кого, от дождя спрятаться негде.