Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
Боцман-штурвальный, стоявший возле старшего офицера, проворно отстегнул висевшую у него через плечо подзорную трубу и, наведя ее как надо, вручил своему начальнику, который долго и внимательно разглядывал показавшееся вдали судно, еще не видное невооруженным глазом.
— Это трехмачтовое судно! — пробормотал он про себя. — Хотя оно идет параллельно с нами, но все-таки, может быть, сообщит что-нибудь о невольничьем судне. Может быть, разбойник на его горизонте… Через полчаса можно будет различить его флаг; я буду держать курс на него… Ведь пристанет же где-нибудь этот треклятый понтон, а такое изуродованное судно нетрудно отличить от всякого другого!.. Штурман, передать старшему офицеру, что я прошу его держать курс на показавшееся на горизонте судно. Когда можно будет различить его флаг, пусть предупредят меня!
С этими словами командир ушел к себе в каюту, где поспешно позавтракал и выпил кофе.
Спустя двадцать пять минут кто-то постучал к нему в дверь.
— Войдите! — крикнул он.
— Командир, судно на виду; оно несет французский флаг! — доложил пришедший.
— Хорошо! — сказал капитан и вышел на палубу, откуда увидел прекрасное трехмачтовое судно, шедшее с необычайной быстротой на всех парусах.
Командир приказал дать ему сигнал лечь в дрейф, что тот исполнил немедленно с удивительным проворством и ловкостью, затем трижды приветствовал своим трехцветным флагом военный крейсер и поднял свой номер, по которому стало известно, что это «Рона» из Марселя.
Это было превосходное судно, окрашенное в красивый светло-серый цвет, с блестящей черной бортовой полосой, резко выделявшейся на светлом фоне.
Грациозно покачиваясь на волнах, «Рона» кокетливо наклонялась под напором ветра, и тогда виднелась узкая полоса ее медной обшивки, сверкавшей в утренних лучах солнца ослепительными золотыми искрами.
— Эти купцы теперь ни в чем себе не отказывают! — заметил старший лейтенант. — Честное слово, они теперь заводят себе суда, которые быстроходнее наших кораблей!
— Что вы хотите, — отозвался доктор, — это логично. С тех пор как американцы придумали и провели в жизнь свое знаменитое Time is money («время — деньги»), все они стараются выиграть время! Черт побери, мой земляк, капитан этой «Роны», счастливый человек: у него превосходное судно!
Теперь оба судна были не только на виду друг у друга, но можно было даже слышать друг друга. «Молния» также встала под ветром легшего в дрейф купца.
— Эй, на трехмачтовом! — крикнули с «Молнии». — Откуда вы?
— Из Кап-Тоуна! (Кейптауна)
— Куда держите путь?
— На Кубу!
— Кто ваш командир?
— Капитан Мариус Казаван из Марселя!
— Тэ-тэ-тэ, милейший! Когда человека зовут Казаван, да еще Мариус, так уж можно сказать наверняка, что он из Марселя! — воскликнул доктор, обрадованный присутствием земляка.
— Капитан первого ранга де Вальпре, командир «Молнии», просит капитана Мариуса Казавана прибыть на его судно.
Спустя всего несколько минут маленькая шлюпка с коммерческого судна пристала к сходне «Молнии» и капитан, проворно взбежав по лесенке, подошел к командиру и остановился перед ним в почтительной позе.
Это был здоровый, плотно сложенный молодой человек с умным и решительным лицом, смуглый, черноволосый, с быстрыми блестящими глазами и ослепительно-белыми зубами. Широкоплечий, среднего роста, с изящными, но сильными руками, лет тридцати пяти, капитан Мариус Казаван был, что называется, красивым и привлекательным мужчиной. Его открытое лицо и честный смелый взгляд сразу располагали в его пользу; впечатление, произведенное им на всех, было самое наилучшее.
— Я рад вас видеть, капитан! — встретил его командир «Молнии».
— Помилуйте, весьма польщен, — отозвался гость, — могу ли узнать, чем могу вам служить?
— Каким образом, скажите, идя из Кейптауна на Кубу, мы встретились здесь, у африканских берегов? — спросил без дальнейших околичностей капитан де Вальпре.
— Боже мой, командир, это весьма просто! Продав в Капской колонии товар из Манчестера и купив пустяки после банкротства Велера и Вильсона, я пребывал в нерешительности, чем окупить мой обратный рейс, как вдруг узнаю, что компания Брандер-Кумминг тоже ликвидирует свои дела по сахарозаводскому предприятию. Недолго думая я скупил у них за наличные все оборудование трех рафинадных заводов, погрузил все это на «Рону» и отправился перепродавать это железо сеньору Рафаэлю Кальдерону на Кубе. А так как я спешу, то и решил воспользоваться южно-атлантическим течением, которое должно привести меня к экваториальному течению… Теперь вы сами знаете мой маршрут… Мы, парусные, должны пользоваться всем, чем можно.
— Это правда, милейший! — несколько необдуманно вставил доктор.
— Прекрасно, капитан, вы, как вижу, отлично знаете коммерческое дело! — проговорил де Вальпре. — Но скажите, не повстречали ли вы случайно на своем пути разбитое судно с разбитыми бортами, со сломанной мачтой, казавшееся с виду игралищем волн, но на самом деле уходившее быстрее всякого парохода!
— Я действительно встретил это судно, командир, — ответил, не колеблясь ни минуты, Казаван, чело которого несколько омрачилось. — Оно чуть было не наткнулось на меня ночью. Я не трус, я марселец и настоящий моряк… вы понимаете, но признаюсь, при этой встрече дрожал, как ребенок. Ночь была темная, а этот винтовой понтон шел как будто к берегу. Он даже задел нас; малейший ложный поворот руля, и мы пошли бы ко дну! Я как сейчас слышу шум его винта!
— И это все? Не правда ли?
— Хм, командир, что же вы хотите?! Если бы у меня были орудия и снаряды, то я, быть может, угостил бы его, но меня ждет сеньор Рафаэль Кальдерон… он ждет…
— Свое железо? Да?
— Да!
— И вы спешите?
— Не более чем обыкновенно, командир, но задерживаться в пути мне нет расчета. Если вы пожелаете почтить «Рону» своим посещением… я буду счастлив!
— Благодарю, капитан Казаван! Прощайте!
— Прощайте, командир! — сказал Мариус, откланиваясь по-военному.
— Какой отвратительный делец, — пробормотал капитан де Вальпре, в то время как командир «Роны» возвращался на свое судно.
— Что же вы хотите? Ведь недаром же они называются купцами, эти капитаны торговых судов, и мой земляк, как видно, не упускает из виду своих интересов!
— Черт возьми! Ваш земляк, как вы называете его, доктор, — настоящий мошенник, чтобы не сказать сообщник того негодяя, которого мы преследуем! Вот что я скажу!