Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
Сказано — сделано. Оставшиеся в живых гаучо, униженные и оробевшие, сдались на милость победителей и, получив свободу, поплелись потихонечку, провожаемые насмешливым пожеланием молодого француза: «Buenos dias, caballeros!» («Добрый день, господа!»), пославшего им вслед это приветствие.
Когда они скрылись из виду, наши приятели смогли беспрепятственно осмотреть смертельные раны обеих лошадей.
Действительно, раны, нанесенные коническими пулями, были поистине ужасны: у первой из них был раздроблен череп и один глаз вырван начисто. Что же касается второй, то в белой груди ее зияла громадная круглая рана, в которую можно было бы засунуть кулак. Заряд прошел несколько вкось, и дробь разорвала легкое на части. Некоторые дробины засели между ребер или вылетели наружу.
— Ну что вы на это скажете? — спросил Буало. — Неплохие пули, не правда ли? И заметьте, пуля всегда может уклониться в сторону, может отскочить от кости или даже от складки на коже!
— Скажу, что это ужасно! Но я не понимаю, каким образом ваше ружье бьет так кучно на расстоянии сорока шагов!
— Ага, вас интересует баллистика, и слава богу! На свете нет ничего более занимательного, чем оружие. Я сейчас все объясню, когда буду чистить ружье, чего я никогда не откладываю на завтра и никому не доверяю! Слово «чок-бор» состоит из двух английских слов: to choke — давить и to bore — сверлить, или проделывать отверстие. Стволы моего ружья, вместо того чтобы быть внутри правильно цилиндрическими, слегка суживаются от казенной части до половины ствола, затем канал становится цилиндрическим вплоть до самого дула, где вдруг сильно сдавливается.
Это устройство ствола не только имеет целью концентрировать заряд и группировать снаряды настолько, что они рассыпаются вдвое меньше, чем обычно это бывает, но и распределяет дробины не горстями и без большого разброса, а почти с математической равномерностью!
— Это просто чудесно! Я прекрасно понимаю преимущества этой системы! Дичь не сможет пролететь в промежутке между дробинами крупными или мелкими, так как ствол концентрирует дробины до крайних пределов их полета!
— Браво! Вы прекрасно меня поняли. Гюинар будет очень доволен, когда узнает, что его ружье так прекрасно действовало в Рио-Гран-де-ду-Сул!
— Кто этот месье Гюинар?
— Это один из моих добрых друзей, один из лучших стрелков, каких я когда-либо знал! Он брал в своей жизни бесчисленное множество призов на всевозможных состязаниях!
— Хорошо было бы, если бы он согласился дать мне несколько уроков, этот ваш приятель! — заметил Фрике. — Где он живет?
— Когда мы с вами вернемся в Париж, я сведу вас к нему, в его магазин, avenue de l’Opera, 8.
— Какой магазин?
— Ах да! Ведь я не сказал вам, что чок-бор высшего качества — производства Гринера в Лондоне, и единственный представитель Гринера в Париже — мой приятель Гюинар. Это он перед моим отъездом в Америку вручил мне это превосходное оружие, пообещав, что я буду доволен. И, как видите, он был прав! Ну, теперь мое ружье опять в порядке, и я могу уложить его в ящик до следующего случая. А теперь — в путь! Я уверен, что гаучо не успокоятся на этом. Они не захотят отказаться от причитающейся им за поимку беглеца премии, а потому надо, чтобы между ними и нами было возможно большее расстояние! Как знать, что нас еще ждет впереди. Итак, на коней и вперед доброй рысью!
Вся торпилья моментально понеслась с развевающимися по ветру гривами и раздувающимися ноздрями за двумя всадниками и пропала в высоких травах пампы.
Фрике был в отчаянии.
— Так, значит, приходится оставить на страдания моего бедного малыша у этих гнусных работорговцев! Бедняжка, как он, должно быть, мучается!
— Да, приходится, — сказал Буало. — Наши жизни зависят от быстроты наших скакунов. Я сам вне себя от нетерпения выручить вашего дружка, как и вы, друг мой… Но я ничего не могу поделать. Эти пеоны из саладеро, которых мы так жестоко проучили, непременно возобновят свое нападение, желая во что бы то ни стало отомстить нам. Они ведь злопамятны. Кроме того, мое оружие, несомненно, прельщает их, и они сделают все на свете, чтобы завладеть им. Они известят о нас всех своих друзей, и не позднее чем через двенадцать часов все черти пампы будут гнаться за нами по пятам.
— Как, через двенадцать часов?
— Ну да! Они будут гнаться за нами и днем и ночью, не давая вздохнуть нам ни минуты, ни на секунду не теряя нашего следа, так как это хорошие следопыты.
— Вы говорите, что они выследят наш путь даже в этих травах, в этих колдобинах?
— Не сомневайтесь в этом!
— Но куда же мы несемся?
— На северо-запад! Нам необходимо, как я говорил, укрыться в каком-нибудь городе, а там уж видно будет!
— А какой город ближайший, по вашему мнению?
— Я знаю только Санта-Фе-да-Борха.
— А далеко это?
— Приблизительно четыреста восемьдесят километров по прямой линии!
— О, черт! Четыреста восемьдесят километров на лошадке… для матроса, как я, о-ля-ля! Да я останусь без задних частей брюк… Или теперь, или никогда мне суждено стать первоклассным кавалеристом, это несомненно!
— Да вы и сейчас неплохой кавалерист!
— Вы находите?
— Без преувеличения! Я, конечно, не скажу, что у вас особенно красивая посадка в седле, но вы держитесь уверенно, а это самое важное!
— Тем лучше! Элегантную посадку мы приобретем, когда будет время. Но хотя наши кони несутся, как первоклассные авизо, тем не менее мы никогда не заставим их промчаться все эти сотни километров… Ведь они же не птицы.
— Нам потребуется на это дней семь, ну, возможно, чуть меньше!
— Раз вы мне это говорите, я готов верить на слово, но, во всяком случае, это здорово!..
— Ах да, я и забыл, что у нас по пути будет еще маленький городок Кашовейра на Рио-Пардо, и если нам не отрежут путь направо, естественным образом разгадав наши намерения, то нам можно будет направиться туда!
Буало придержал своего коня. Фрике сделал то же самое. Запасные кони маленького табуна последовали их примеру и тотчас же принялись есть траву. Они тоже не теряли даром времени.
Молодой человек достал из одного из своих бесчисленных карманов превосходную карту Южной Америки. Разложив ее перед собой, он принялся определять свое местонахождение с искусством опытного путешественника.
Руководствуясь своим компасом, он провел линию маршрута и, уложив на место карту и компас, с довольным видом прищелкнул языком, сказав своим обычным спокойным голосом:
— Вперед!
— Хм! — заметил Фрике. — Как видно, и на суше тоже прокладывают курс, как и в море!
— Ну конечно, без этого нельзя распознать свое положение на суше и на море!
— Да, но у вас нет ни инструментов капитана судна, ни его методов!..
— Да, и мое определение несколько иное. Я приблизительно знаю пройденное пространство, судя по быстроте хода наших коней. Компас определяет мне только направление, а карта укажет мне те естественные препятствия, которые должны встретиться нам на пути!