Путешествие парижанина вокруг света

Буссенар Луи Анри

Кони рванулись вперед и тотчас же скрылись во мраке.

Французы были спасены и на этот раз.

— Ух! Ну и пора им было убраться! — пробормотал про себя Флажоле, с видимым удовольствием потирая себе руки при мысли, что ему удалось спасти их, несмотря на то что надежды на это было не так много.

ГЛАВА X

Поезд сошел с рельсов. — Почему у Фрике были отрезаны подошвы. — Дирижабль и аэроплан. — Стена высотой шесть километров. — Польза от смерти быка. — Что можно сделать из двух птиц, имеющих крылья по пять метров в размахе. — Жалкий дебют в карьере воздухоплавателя. — Серьезный изобретатель. — Гладиатор. — Дочь воздуха. — Кордильеры с птичьего полета. — Хм! Город!.. — Удивление и восторг. — Черепаха и две утки. — Сантьяго! — Вальпараисо! — Морские бандиты. — Еще раз разбойничье судно.

Читатель, сопровождавший все время нашего симпатичного парижского гамена Фрике по Африке и Южной Америке, не считая его морского путешествия по Атлантическому океану, вероятно, полагает, что теперь пора Фрике и отдохнуть или, вернее, продолжать свое кругосветное путешествие без особых осложнений и препятствий. Но он ошибается.

Правда, Фрике посчастливилось благополучно исчезнуть вместе с Буало из-под пуль и расстрела в Санта-Фе. Но это был только один из немногих счастливых случаев, ибо безжалостно преследовавшие его неудачи и после этого не прекращались.

Итак, путешественники благополучно добрались до железной дороги, идущей в Росарио, и отправили обратно Флажоле его двух коней с двумя пеонами.

Чтобы скорее добраться до Сантьяго, заветной цели всех стремлений Фрике, они сели в поезд, который шел из Росарио в Санта-Марию. Оттуда они отправились по строящейся линии в Сан-Луи, купив за большие деньги право занять места в вагоне, служащем для перевозки строительных материалов.

Все шло отлично до тех пор, пока в одно прекрасное утро отряду индейцев не пришла на ум фантазия помешать проходу этой странной коробки, из которой выходит дым и которая, как чудовище, мчится через пампу, сверкая медью и железом. Рабочие мужественно защищались; много было пальбы из ружей, затем бились с ожесточением на ножах и топорах, и, по-видимому, дело должно было окончиться в пользу пионеров цивилизации, когда нападающие, как люди хитроумные и предусмотрительные, вздумали вытащить несколько рельсов: элементарный прием, чтобы вызвать крушение.

К несчастью, машинист не заметил этого вовремя, и паровоз сошел с рельсов, зарылся в землю и остался недвижим, как сраженный параличом великан.

Толчок был так силен, что все рабочие скатились под откос, получив сильные ушибы и контузии, а большинство осталось лежать в бессознательном состоянии.

Фрике был в числе потерявших сознание, точно так же и Буало, раненный обломком дерева в висок и лежавший в беспамятстве.

Но обморок последнего длился всего несколько минут, после чего он стал медленно приходить в себя, когда увидел впавшего в беспамятство Фрике, перекинутого, как мешок с мукой, через седло одного индейца, который мчался с ним куда-то во весь опор.

С полдюжины рабочих, сделавшихся пленниками индейцев, находились приблизительно в таком же положении.

Все эти несчастные, увозимые своими похитителями, должны были испытать на себе всю тяжесть плена, какому так охотно подвергают белых эти дикие сыны пампы.

Таким образом, индейцы достигли своей цели. Локомотив был на долгое время приведен в негодность. Кроме того, они еще увозили с собой белых людей со страшным оружием, которые теперь были столь же безобидны, как малые дети.

С какой страшной болью в сердце видел Буало похищение своего славного товарища, к которому он успел привязаться, как к родному брату, и за участь которого теперь так опасался!

Он, конечно, знал, что южноамериканские индейцы несравненно менее свирепые, чем североамериканские, не подвергают нечеловеческим пыткам своих пленников и не убивают их, а только отправляют на самые тяжелые работы и зорко следят, чтобы те не могли сбежать. Наиболее употребительный у них прием — это вырезать рану в подошве ноги пленника в форме креста во всю длину и ширину стопы, причем вырезается только кожа, так чтобы ни один из мускулов не был затронут. В сущности, эта операция даже не особенно болезненна и не мешает обычной умеренной ходьбе. Но, если человек, подвергнутый такой операции, вздумает бежать или слишком долго идти, рана тотчас же воспаляется; нога начинает пухнуть, показывается кровь, образуется нагноение, и несчастный не в состоянии двинуться дальше. Тогда владелец без труда находит его, причем, понятно, не скупится на наказания, прибегая даже к порке кнутом.

Именно такой операции был подвергнут и Фрике на первом же привале. Обратный путь победителей совершался верхом. А для того чтобы отбить у мальчугана всякую охоту убежать, его привязали к седлу, и для большей предосторожности старый воин с мрачным лицом, усеянным шрамами, был приставлен к нему в качестве стража. Целых шесть суток, в течение которых длилось это невольное для Фрике путешествие, страж ни на минуту не покидал вверенного ему пленника, вызывавшего у него подозрения своей прыткостью.

В таком виде наш мальчуган пересек значительную часть Аргентинской республики, лежащую между Сан-Луи и территорией, расположенной вдоль Кордильер, недалеко от Мерседеса. Фрике не очень отчаивался, понимая, что этот маршрут все-таки приближает его к Сантьяго. Кроме того, он всецело полагался на находчивость и изобретательность Буало, который, как он знал, остался на свободе и который, он был в этом уверен, непременно станет разыскивать его.

Поддерживая себя этими до известной степени утешительными мыслями, Фрике прибыл наконец в страну своих новых «хозяев», как он выражался.

Но оказалось, что наш юный друг ошибся.

Он был уже два месяца в плену, два бесконечно долгих месяца.

Нельзя сказать, чтобы индейцы обращались с ним жестоко или он испытывал большие лишения. Напротив, он во многом имел даже излишки пищи. Но молодого парижанина снедала тоска по воле. Когда воины вскакивали на своих коней, покрытых вместо седла и чепрака звериными шкурами, и отправлялись в дальние экспедиции, уносясь, как вихрь, в пространство, бедный Фрике, успевший уже пристраститься к верховой езде, сгорал от зависти, глядя на этих современных кентавров, скачущих по пампе, вольных, как ветер, колыхавший высокие травы, и оглашавших воздух веселыми возгласами.

А Фрике должен был заниматься хозяйством с женщинами — молоть и толочь рис и пшеницу, служащие для изготовления хлеба или, вернее, лепешек.

Чисто английский сплин стал одолевать его; даже печень начала побаливать.

Наконец ему стало невмоготу дальше выносить свое положение. Между тем крестообразные раны у него на подошвах все не заживали, так как туземец, именовавшийся доктором, каждое утро смазывал их каким-то разъедающим веществом, которое поддерживало нагноение и воспаление. И бедный Фрике пришел наконец к заключению, что в целом мире, на обоих полушариях не было более неудачливого матроса, чем он.