Путешествие в город мертвых
Шрифт:
Ученый, они считают совершенством каждого индивидуума.
– Тебя, конечно, тоже.
– Меня тоже. – На его сарказм Лира просто не обратила внимания. – И тебя, и представителей рас маи и на тоже.
Потом она сказала нечто такое, что заставило его сесть и внимательно слушать.
– Этьен, я уверена, что тсла могут быть телепатами.
– Вот это открытие, о котором стоило бы кричать. Нет ни одной известной телепатической расы, только отдельные личности, мутанты. А почему ты так думаешь?
– Из-за их поразительной
Этьен успокоился:
– Так, значит, поэтому ты считаешь их телепатами?
Лира вдруг почувствовала себя неловко.
– Понимаешь, Тилл уже несколько раз говорил, что не верит… не верит в наши с тобой хорошие отношения.
Этьен расхохотался:
– И твои предположения базируются на подобных доказательствах? Совсем не обязательно быть туземцем-телепатом, чтобы заметить, идеальная мы супружеская пара или нет. Уверен, что ты поделилась этим великим знанием со своим Мии-Аном, а он все рассказал Тиллу.
– Ты даже не хочешь допустить такую возможность, как телепатия?
– Возможность? Дай мне хоть какие-нибудь реальные доказательства телепатических способностей, и я признаю эту возможность. Я начинаю беспокоиться о тебе, Лира.
– Беспокойся о себе. – Она собралась уходить.
– Лира… – Она остановилась. – Лира, мы же здесь только на несколько недель. Эти тсла не более чем живые подтверждения придуманных Жан Жаком
Руссо гипотетических детей природы. Они просто симпатичные ребят, лучше, чем маи. Все, что мы знаем о них, это то, что каждые шесть месяцев они устраивают массовые жертвоприношения.
– Не понимаю твоей ненависти. Откуда вдруг такая антипатия к тсла?
Они очень гостеприимный народ.
– Когда я говорю, что нам больше нечего делать с этими тсла, это не означает какой-либо антипатии к ним. Я сказал, что добросовестный исследователь не будет делать поспешных заключений о всей расе только на основании нескольких недель работы.
– Вот с этим я согласна, Этьен. Нужно еще многое изучить, чтобы подтвердить мои открытия. У меня даже нет времени, чтобы определить политику тсла как посредников между маями и на и выяснить, как это отражается на развитии их социальной жизни.
– Я уверен, что когда-нибудь кто-нибудь проведет эти ксенологические исследования.
Лира ничего не сказала, и тогда неожиданная мысль пронзила Этьена.
– Лира, ты хочешь мне что-то сказать?
– Да. Я не готова ехать к истокам реки, Этьен. Моя работа тут в самом разгаре.
– А когда ты будешь готова поехать к истокам реки, моя любовь?
– Может быть, через пару месяцев, но не раньше.
– Но тогда нас застигнет зима. В принципе это не страшно, но вблизи арктических широт Скар может замерзнуть. Наш гидрофойл не оснащен для путешествия по льду, Лира. Мы не можем ждать два месяца.
Она
– Извини, Этьен, но, повторяю, я не могу бросить свою работу здесь.
Как ты правильно отметил, у меня нет достаточных доказательств для подтверждения своих многочисленных предположений.
– Куда ты собралась?
– На вечернюю медитацию. Меня пригласили посмотреть и принять участие, если мне захочется. Я бы попросила разрешения и для тебя, но тебе вряд ли будет интересно оказаться среди группы туземцев, сидящих в кругу и пытающихся соприкоснуться со своим "я". Не так ли? – И она ушла.
Целую минуту Этьен смотрел ей вслед. Он пнул бы ногой кровать, если бы она не была сделана из твердого камня. Вместо этого он ударил себя кулаком в ладонь так, что стало больно. Одно было ясно: какой бы важной
Лира ни считала свою работу здесь, они должны вернуться к Скару. Таково было условие. Благодаря таким условиям их брачный союз сохранялся уже двадцать лет. И будь он проклят, если продлит этот союз из-за вдруг проснувшейся в ней любви к расе псевдоламаистов с умными, одухотворенными глазами.
– Этой ночью Лира не пришла в их комнату. Это был не первый случай, когда она проводила всю ночь в другом месте. Но зато первый раз Этьен долго не мог уснуть из-за этого. Тем не менее он проснулся рано утром и направился туда, где спали носильщики.
Хомат со своими товарищами спали, положив на себя полдюжины тяжелых шерстяных одеял. Этьен толкнул мая.
– Что случилось, де-Этьен? – спросил Хомат, протирая глаза.
– Вставай и подними всех. Мы уезжаем.
– Уезжаем, де-Этьен? Я думал… Вы же ничего не говорили. И потом, сейчас еще очень рано.
– Я решил изменить планы. Ты же знаешь, что люди склонны к неожиданной перемене решений.
– Я понимаю, де-Этьен, но…
– Я буду во дворе, если понадоблюсь. Скажи носильщикам, чтобы поторапливались. – И он ушел.
Судя по всему, медитация закончилась. А может быть, кто-то, не взирая на возражения его жены, послал ее к нему. Так или иначе, она бурей влетела во двор, не обращая внимания на пение нескольких ящерообразных пуоутов в главных воротах. Этьен работал не поднимая головы, он проверял снаряжение и припасы, которые приносили несколько грустных тсла.
– Этьен, это ребячество. Ты знаешь, как я не люблю, когда ты ведешь себя так.
– Да, знаю. А также я знаю, что ты ультиматумы не любишь еще больше.
– Да, потому что ультиматумы – это самое худшее проявление ребячества. Я думала мы обо всем договорились прошлым вечером.
– Прошлым вечером ты все решила для себя, но не для меня. А я ухожу.
– Этьен резко затянул шнурки на рюкзаке.
Лира глубоко вздохнула:
– Я сказала тебе, что моя работа тут в самом разгаре. Я только начинаю действительно постигать культуру этого народа.