Путешествие в Лилипутию
Шрифт:
Тут я должен сделать ещё одно краткое и неожиданное отступление и удивить читателя сообщением о том, что посол сей был женского пола, а это, кстати, немало говорит о продвинутости блефускуанского общества относительно лилипутского, где в рамках абсолютной монархии роль женщины ограничена домом и светскими приёмами. И хотя отдельные лилипутские особы умеют держать своих мужей под каблучком (в чем я имел возможность убедиться), в целом это ситуации не меняет, и лилипутская женщина оказывается лишённой многих из тех прав, какими осчастливлена женщина блефускуанская.
Итак, посол при ближайшем рассмотрении оказался очень миленькой блефускуаночкой, что совсем не вязалось с важной миссией, о которой она сообщала, расположившись на моей ладони и блестя бисеринками глаз, в которых я читал не только чиновничье бесстрастие, но и любопытство, неизменно присутствовавшее, когда
Правитель изъявлял мне своё дружеское расположение и предлагал покровительство и защиту от преследований со стороны императора Лилипутии, который уже потребовал моей немедленной и безусловной выдачи. Макук XIII доводил через своего посла до моего сведения, что о выдаче не может быть и речи, однако в то же время он не хотел вконец портить отношения с могущественным соседом, который к тому же до недавнего времени обладал подавляющим преимуществом на море. Здесь посол сделала паузу, чтобы у меня не осталось сомнений на тот счёт, кто несёт ответственность за столь несправедливое в недавнем прошлом соотношение военно-морских сил.
Затем последовало и само предложение, которое сводилось к следующему: точно таким же манером, каким я прежде лишил флота Блефуску, я теперь лишаю флота Лилипутию, восстанавливая тем самым справедливость. Правитель, конечно, понимает, что в Лилипутии теперь, видимо, готовы к такому развитию событий, а значит, флот усиленно охраняется и вернуть его будет не так просто, как просто было похитить. Поэтому правитель предлагает восстановить великанскую лодку. «Какую лодку?
– сразу же спросил я себя.
– Что это ещё за лодка?» Объяснение не замедлило последовать: лодку, которую прибило к блефускуанскому берегу некоторое время назад, и с её помощью осуществить операцию по лишению Лилипутии флота.
Я старался, слушая посла, не проявлять нетерпения и не задавать лишних вопросов - в особенности касательно «великанской лодки». Эта лодка представляла для меня, конечно же, особый интерес, который я, естественно, намеревался тщательно скрывать от власти, чьи планы разнились с моими. Я ответствовал в том смысле, что буду счастлив служить правителю и народу Блефуску. Но мне, конечно же, понадобится осмотреть лодку, чтобы понять, насколько она пригодна для намечаемой операции. Лодка, как выяснилось, находилась неподалёку от моего обиталища, и мне было обещано показать её в тот же день, а пока…
Но прежде чем покончить с официальной частью своего визита, посол добавила, что и со своей стороны тоже обещает мне покровительство, а её слово имеет солидный вес в государстве Блефуску. (И почему так много лилипутов, а потом и блефускуанцев желало оказывать мне покровительство, до сих пор никак не могу взять в толк.)
После этого в её интонации появились более непринуждённые нотки: она доверительно сообщила мне, что хотела бы лично убедиться, насколько верны (а лично она, будучи блефускуанкой образованной и просвещённой, убеждена, что неверны абсолютно) те слухи, что доходили до неё через пролив (типичные блефускуанские обороты: «через пролив», «за проливом» - блефускуанцы, словно не желая утруждать свой язык именем соседней державы, широко используют для этих целей слова-заменители). Опустив глазки и чуть зардевшись, она сообщила, что имеет в виду слухи о моих мужских достоинствах, которые считает пустыми россказнями, потому что никак не может поверить в подобные небылицы. В первую очередь, конечно, она имеет в виду размеры, которые вызывают у неё большие сомнения. Она читала древние лилипутско-блефускуанские сказания о происхождении мира, так даже там, в повествованиях о могучих великанах, нет и намёка на что-либо близкое тому, что довелось ей выслушивать обо мне. Ну, например, эти нелепые утверждения, будто все (буквально все!) лилипутки (я мог бы ей сообщить, что уже и не только лилипутки, но не стал этого делать) при виде моих достоинств впадают в некую временную прострацию. «Это просто бредни какие-то!» - возбуждённо восклицала она, взмахивая миниатюрными ручками.
Моя милая посетительница искусно и дипломатично представляла дело так, будто преследует чисто научные, так сказать, интересы и всего лишь намерена своим авторитетом развеять вредное заблуждение, утвердившееся в обществе, и я, щадя её чувства, делал вид, что соглашаюсь с нею
– Не будем же терять попусту драгоценное время, - в её голосе вдруг послышалась неожиданная хрипотца.
– Гвардейцы стоят на почтительном удалении, и ввиду того, что речь идёт о деле государственной важности, - я не стал уточнять, какую часть своей миссии имела в виду моя посетительница - первую или вторую, - им отдан строжайший приказ не поворачиваться к нам лицом. Так что мы можем приступить к нашим исследованиям, не подвергаясь опасности породить нелепые слухи.
Не буду докучать читателю описанием того, что ему и так уже хорошо известно. Скажу лишь, что дальнейшие исследования проходили в обстановке истинного научного самозабвения, которому предшествовало-таки довольно продолжительное пребывание её превосходительства в состоянии прострации, вызванной впечатлением, что оказало на неё то самое орудие, относительно размеров которого она испытывала необоснованные сомнения. Добавлю также, что её любознательность превосходила все, до сих пор мною виденное, а усердие в состоянии было превозмочь самую беспросветную ипохондрию, каковой я страдал до её визита. Труды её превосходительства не пропали даром; смею выразить убеждение, что и она не была разочарована в своих ожиданиях и предвкушениях, если таковые у неё имелись, поскольку в мгновение наивысшего любострастия её превосходительство, забывшись, испускало звуки столь громкие и недвусмысленные, что стоявшие в охранении гвардейцы, несмотря на строжайший запрет, стали в тревоге поворачивать головы. Однако сей конфуз скоро подошёл к благополучному разрешению, и, умывшись моими соками (интересно было бы узнать, какое благотворное действие произвело на неё сие медицинское средство), госпожа чрезвычайный посол вернулась к мирским реалиям. Приведя себя в порядок, благо близость океана вполне компенсировала отсутствие бочонка со свежей водой, моя гостья сообщила мне, что завтра поутру мне будет выделено сопровождение, которое доставит меня к месту нахождения той самой великанской лодки, на которой строил свой стратегический расчёт правитель Блефуску. А там по результатам осмотра сего мореходного средства мы совместно примем решение о грядущих действиях во благо и славу народа Блефуску.
Проводив с нескрываемым почтением свою гостью, я отметил про себя, что нравы в Блефуску не менее свободные, чем в Лилипутии, и будь на то моё желание, я и здесь мог бы дни и ночи проводить в чувственных забавах, благо недостатка в особах, желающих делить со мной ложе наслаждения, судя по всему, не предвиделось: не прошло и нескольких дней моего пребывания на сей благодатной земле, а особы прекрасного пола уже осаждали меня своим естественным любопытством. Однако не то было у меня на уме. К тому же следующий день приблизил моё прощание с гостеприимными блефускуанцами.
С утра пораньше ко мне во весь опор прискакали десятка два гвардейцев. Они предложили мне следовать за ними. Путь, по их словам, предстоял неблизкий. Расстояние, которое нам предстояло преодолеть, по блефускуанским оценкам, было довольно значительным, по моим же - оно не превышало и двух миль. Солнце ещё не достигло зенита, когда оказались мы в небольшой бухточке. Тут же громоздилось нечто наспех сколоченное и напоминающее небольшой амбар. При ближайшем рассмотрении оказалось, что под его крышей покоится лодка, ради сокрытия которой от лилипутских шпионов и воздвигли блефускуанцы сие сооружение. Лодка оказалась в плачевном состоянии: несколько пробоин в днище (видимо, лодку ударило о скалы, перед тем как вынести на берег, поскольку с такими пробоинами она не могла долго держаться на плаву), разбитый руль и раскуроченные в двух-трех местах борта. Чтобы привести её в порядок, нужно было изрядно потрудиться, но меня это отнюдь не пугало. Напротив, увидев это творение рук моих соотечественников (в том, что это английская лодка у меня не было никаких сомнений, потому что на носу по-английски было начертано название корабля, которому она когда-то принадлежала - «Ливерпуль»), я пришёл в радостный трепет, который, однако, хотя и не без труда, но скрыл от сопровождавших меня блефускуанцев. На меня при виде этой лодки повеяло ветерком долгожданной свободы, а я не хотел, чтобы мои подспудные мысли стали достоянием власть предержащих.