Путешествие в Уссурийском крае

Пржевальский Николай Михайлович

В то же время начался валовой пролёт больших и малых гусей, белых цапель, жаворонков и лебедей кликунов. Последние, впрочем, продолжали лететь понемногу весь март, и хотя в конце этого месяца показались в количестве, большем против прежнего, но всё-таки были не особенно многочисленны.

Между пятью породами гусей, замеченными мною на озере Ханка, а именно: гусь большой (Anser grandis) [сухонос - Cygnopsis cygnoides], гусь белолобый (A. albifrons), гусь серый (A. cinereus) [A. anser], гусь малый (A. minutus) и гусь-лебедь (A. cygnoides) [159]– решительно преобладали во время весеннего пролёта два последних вида, хотя и прочие; в особенности гусь большой и гусь белолобый, появились также в весьма значительном количестве.

159

Вероятно, сухонос - Cygnopsis cygnoides.
– Ред.

Валовой пролёт малых гусей, известных здесь под именем казарок, начался в конце марта, т. е. недели две спустя после того, как стали появляться стаи. Затем гуси эти держались сначала по нерастаявшему льду заливов или по болотам, которые начали расходиться в конце марта, а потом, с апреля, по паленинам, т. е. выжженным прошедшею осенью местам, где всего скорее начинают появляться молодые ростки травы, доставляющие им любимую пищу.

На этих паленинах малые гуси собирались стадами иногда в несколько тысяч, и хотя сами по себе они довольно смирны, но при таком количестве были весьма осторожны и не подпускали даже на пятьсот шагов.

Стоит, бывало, только одному из них или нескольким подняться и закричать своим пискливым голосом, как тотчас же взбудоражутся все остальные, заорут во всё горло и поднимут такой шум, что не только утки, но даже всё пернатое население болота - кулики, чибисы, цапли и пр., встревоженные этим кагалом, улетали прочь, думая, что опасность бог знает какая.

Однако весьма часто случалось, что излишняя суматоха была причиной гибели нескольких гусей

Лишь только закричит и поднимется ближайшее стадо, я тотчас же прячусь вместе со своей собакой в сухую прошлогоднюю траву и жду, что будет далее.

Как обыкновенно, начинается полная суматоха; кричат и поднимаются целые тысячи гусей, из которых одни летят вперёд, другие вправо или влево, а третьи даже назад, не видя меня и не зная, откуда опасность. Этих-то последних и нужно. Притаив дыхание, лежу я в траве и с замирающим сердцем страстного охотника вижу, как большое стадо низко и плавно летит прямо ко мне.

Вот оно всё ближе и ближе, наконец, не далее, как на сто шагов… Как бы не заметили, думаю я, и ещё плотнее прижимаюсь к земле - но это опасение напрасно. Мой охотничий сюртук, сделавшийся от подобных упражнений, такого же цвета, как засохшая трава с грязью, не выдаёт меня, и начинающее уже успокаиваться стадо беззаботно налетает иногда шагов на пятнадцать или на двадцать.

В одно мгновение вскакиваю я теперь с земли, и нужно видеть, что делается с гусями, поражёнными такой неожиданностью. Как будто по команде, всё стадо вскрикивает громким, отчаянным голосом и вертикально бросается кверху, но уже гремит меткий выстрел, потом другой и один или два, а иногда даже три гуся падают на землю.

Затем я не иду поднимать убитых, даже отзываю бросившуюся на них собаку, но опять ложусь в траву и как можно скорее заряжаю ружьё, чтобы вновь стрелять с этого же самого места.

Действительно, гул выстрелов пугает сидящих вдали гусей и уток, и вот с обычным криком летят ко мне новые стада. Одно из них пролетает левее, другое правее, но которое-нибудь угодит прямо через голову, так что опять раздаются выстрелы и опять падают гуси, но иногда, впрочем, и не падают от промахов.

Таким образом мне удавалось стрелять 6-8 раз с одного места и убивать несколько гусей, которые, нужно заметить, все вообще весьма крепки на рану, так что часто улетают очень далеко, будучи даже смертельно ранены.

Валовой пролёт этих гусей происходил всю первую половину апреля, после чего их стало гораздо меньше. Но остаются ли малые гуси на Ханке для вывода молодых или улетают для этого далее к северу, не могу сказать утвердительно, так как во время лёта я не находил здесь ни молодых, ни даже старых этого вида. Всего вероятнее, что они, так же как утки клоктуны, хотя и являются в ханкайском бассейне во время весеннего пролёта в огромном количестве, но для вывода молодых улетают далее на север.

Другой, преобладающий на Ханке по своему количеству вид гуся есть гусь-лебедь, появившийся в конце марта и совершавший свой валовой пролёт в первые дни апреля.

Этот гусь, по своей величине приближающийся к большому гусю, смелее, как кажется, всех прочих своих собратий и, будучи в паре или в одиночку, подпускает иногда к себе, даже на открытом месте, в меру выстрела дробью, т. е. шагов на семьдесят или на восемьдесят. Притом же он крайне любопытен, так что, заметив присевшего в траву человека и в особенности собаку, непременно свернёт с направления, по которому летел, и с криком облетит раза два вокруг предмета, возбудившего его внимание, держась, впрочем, в почтительном расстоянии, т. е. вне выстрела.

Голос этого вида похож на крик обыкновенного серого гуся, но только какой-то сиплый, так что его всего можно сразу отличить, даже издали.

По количеству остающихся здесь для вывода молодых гусь-лебедь составляют преобладающий вид, и я часто находил его выводки в июне по озерам болотистой долины Лэфу, впадающей в южную оконечность озера Ханка.

С приближением апреля весна начала, наконец, сильнее вступать в свои права, и несколько тёплых дней, бывших в конце марта, окончательно распустили болота, на которых везде показались разливы. Сюда откочевали теперь все водные и голенастые птицы, так что по Сунгаче держится их очень немного и охота там кончилась. Зато везде на болотах стоит пир горой, и тысячи самых разнообразных голосов оживляют еще так недавно совершенно безмолвные равнины.

Громкий крик журавлей, кряканье уток, гоготанье гусей, свист куликов, песнь жаворонков, токанье тетеревов, писк чибисов, - всё это сливается в один общий, неясный шум, свидетельствующий о полном разгаре и приволье здешней весенней жизни.

Между тем валовой пролёт уток и гусей, к которым теперь присоединились лебеди-шипуны (Cygnus olor), кроншнепы и большие крохали, усиливался с каждым днём, но особенно был велик в первых числах апреля.

Обыкновенно такой лёт начинается с восходом солнца, всего сильнее бывает с 6-8 часов утра, а затем уменьшается и, наконец, вовсе прекращается около 11 часов дня. В это время пролётные стада садятся отдыхать, где попало: на льду озера, на лужах, разливах, выжженных местах, словом, везде и всюду.