Путешествия к Лобнору и на Тибет
Шрифт:
Вот все, что мы могли расспросами узнать об этом интересном племени, с которым нам пришлось иметь впоследствии лишь вооруженное столкновение.
Наш обратный путь. Порешив с возвратом к истокам Желтой реки, мы покинули 18 июня берега Ды-чю и направились прежним путем вверх по ущелью р. Кон-чюн-чю. Однако на первый раз продвинулись только семь верст и остались дневать ради экскурсий по окрестным горам. К удивлению, погода четверо суток сряду стояла хорошая, ясная. Богатый ботанический сбор добыли мы теперь по кустам и лугам альпийской горной области. Птиц же по-прежнему встречали сравнительно немного. Удачно поохотились только за уларами (Megaloperdix thibetanus) и даже нашли гнездо этой интересной птицы. В нем лежало шесть сильно уже насиженных яиц. Само гнездо помещалось на мелкой горной осыпи под небольшим камнем, где выгребена была маленькая ямка, и дно ее усыпано несколькими перьями того же улара. Самка сидела на яйцах так крепко, что В. И. Роборовский схватил ее руками, но сильная птица вырвалась и улетела.
На перевал Кон-чюн-чю взошли мы благополучно; только здесь нас угостила сильная метель. По речкам близ перевала еще встречались остатки зимнего льда, а на окрестных горах лежал снег, значительно, впрочем, меньший, чем две недели тому назад, когда мы впервые этими местами проходили. Альпийские луга вблизи того же перевала, следовательно в самом верхнем своем поясе, являлись уже крайне тощими. Из цветущих трав по ним теперь преобладали – мыкер (Polygonum viviparum var.) и мытник (Pedicularis versicolor), оба немного более дюйма высотой; на голых же глинистых скатах, несколько, впрочем, пониже, местами в изобилии цвела яснотка (Lamium rhomboideum?) с грубыми, напоминающими ревень, листьями.
Еще два небольших перехода привели нас к р. Бы-джун. Здесь дневали поневоле, ради покупки баранов у тангутов. Последние укочевали с нашего пути в сторону, так что пришлось посылать их разыскивать. Однако бараны были куплены без особенных препятствий. Гораздо труднее было нам управляться с этими баранами дорогой. Привыкшие постоянно лазить по горам и дикие по своей натуре, глупые животные ни за что не шли в хвосте каравана, но постоянно убегали в стороны. То же самое повторялось и во время пастьбы на бивуаке. Связывание за рога попарно мало усмиряло тех же баранов. Нескольких из них пришлось застрелить, а двое ушли в горы и пропали бесследно. Таковы, впрочем, были все бараны, покупаемые нами у тангутов; монгольские же, наоборот, почти всегда вели себя смирно и отлично шли дорогой.
Как прежде в горах Ды-чю, так и теперь, ежедневно, лишь только мы начинали вьючить свой караван, отовсюду слетались снежные грифы (Cyps himalayensis), садились на ближайших вершинах и ожидали нашего ухода. Затем, лишь только караван начинал трогаться, эти громадные птицы [715] опрометью, на захват друг перед другом, бросались на наш бивуак, чтобы поживиться здесь разными остатками. Жадность грифов была настолько велика, что они не обращали внимания на оставшихся еще возле бивуака людей и не улетали иногда даже после первого выстрела. Наповажены они подобным образом тангутами, которые, равно как и монголы, считают грифа священной птицей и никогда его не убивают.
715
Подробно о снежном грифе см. «Монголия и страна тангутов», «Третье путешествие».
Подвигаясь по-прежнему весьма медленно, вследствие постоянно почти дурной погоды и трудности вьючным верблюдам ходить в диких горах, мы перешли еще один высокий перевал и спустились на р. Бы-чю. По обоим склонам этого перевала, который лишь на 400 футов ниже Кон-чюн-ла, теперь во множестве цвели в верхнем поясе альпийских лугов и на соседних россыпях маленькая буковица (Trollius pumilus), желтая хохлатка (Gorydalis n. sp.) и желтый мытник (Pedicularis versicolor); между ними рассыпаны были белые пятна твердочашечника (Androsace tapete n. sp.). Вообще растительность в горах теперь находилась в полном летнем развитии, и подножный корм, благодаря также отсутствию тангутских стад, укочевавших на другие места, всюду был превосходный.
Вверх по Бы-чю мы прошли также очень удобно, ибо вода в этой реке, вероятно временно, стояла теперь значительно ниже, чем в начале июня. Донимали нас только постоянные дожди, падавшие всего чаще после полудня и ночью. Все дождевые тучи приносились с запада и нередко были грозовыми; в самом верхнем поясе гор дождь заменялся снегом. Температура вообще была низка не только ночью, но и днем при облачной погоде. Зато мы вовсе не видели комаров, мошек или мух, словом, каких-либо мучающих насекомых.
Охота за горными баранами. На р. Бы-чю мы опять дневали на том самом месте, где почти месяц назад впервые встретили нас тангуты. Здесь высится большая, состоящая из сланца, мергеля и конгломерата, гора, на которой водится множество горных баранов; за ними решено было поохотиться.
Этот зверь, называемый монголами куку-яман, тангутами рнаа, а по-тюркски кукмек, представляет собой характерное животное высоких горных хребтов южной половины Центральной Азии; встречается здесь часто и притом в двух видах, научное название которых – Pseudois burrhel и Pseudois nahoor. Впрочем, различие этих видов невелико и заключается главным образом в измененном погибе рогов, которые у P. nahoor подняты своими концами вверх, тогда как у P. burrhel направлены теми же концами вниз; однако встречаются и переходные формы тех же рогов. Кроме того, окраска черных частей туловища у P. nahoor более бледная; наконец, ростом он несколько крупнее – с большого домашнего барана.
По своему характеру и образу жизни тот и другой куку-яманы совершенно сходны. Голос у них также одинаков и притом весьма странный – громкий, отрывистый свист, который обыкновенно издает самец (изредка свистит и самка), заметив опасность. Оба вида занимают различные районы географического распространения. Так, P. burrhel найден был нами в Центральной Азии лишь в хребте Алашанском, затем в горной группе Хан-ула в северной части того же Ала-шаня и, наконец, в хребте Хара-нарин-ула, ограждающем левый берег Желтой реки на ее северо-западном изгибе в Ордосе. Здесь же проходит и северная граница куку-ямана – но вообще этого зверя нет в других хребтах Монголии и в Тянь-шане. Наоборот, P. nahoor широко распространен по всему Тибетскому нагорью. Мы встречали названного барана по всей северной ограде этого нагорья – в Нань-шане, Алтын-таге и западном Куэн-люне, как равно в горах на верховьях Желтой и Голубой рек, на Тан-ла, Бурхан-Будде и в других хребтах Северного Тибета.
Всюду куку-яман является жителем диких неприступных скал альпийской области высоких гор и лишь в Северном Тибете иногда встречается в горах более доступных, хотя все-таки скалистых. Лазит по скалам превосходно. Держится стадами более или менее многочисленными. Весьма чуток и осторожен. Более доверчив лишь в Северном Тибете, где не преследуется человеком. [716]
На таких-то непуганых куку-яманов нам и пришлось теперь поохотиться. Жаль только, что нельзя было вдоволь пострелять, ибо в мясе мы не нуждались, да и возить его с собой не могли; требовалось лишь добыть несколько хороших экземпляров для коллекции.
716
Подробнее о куку-ямане и об охоте за ним см. «Монголия и страна тангутов», «Третье путешествие».
… Почти у самого подножия обетованной горы разбили мы свой бивуак. Громадные отвесные скалы, венчающие ее вершину и рассыпанные на западном склоне, гордо поднимались в вышину; широкими полосами сбегали от них каменные осыпи; кое-где небольшими площадками являлись скудные лужайки; на противоположном же скате залегали отличные луга. Далеко по сторонам во всем сонме окрестных гор не было видно подобной каменной вершины, хотя последняя и не выделялась своей высотой. Коренные жители скал – куку-яманы, грифы и улары – нашли здесь для себя привольное убежище, тем более что сама гора, сколько кажется, считается священной у местных тангутов.