Путешествия на берег Маклая

Миклухо-Маклай Николай Николаевич

Вы, надеюсь, извините отрывочность, бессвязность этого письма, которое я предполагаю писать иногда по вечерам, до тех пор, пока бумаги хватит или пока приход шхуны не прервет мою мирную новогвинейскую жизнь новою переменою декораций!.

Добравшись до моего берега (Берега Маклая) 28 июня 1876 г., я поселился недалеко от Гарагаси, в местности, где стояла моя хижина в 1871–1872 гг.

Причины этого выбора были: во-первых, диалект соседних деревень (Бонгу, Горенду, Гумбу) был мне достаточно знаком; во-вторых, якорная стоянка около этого места, защищенная небольшим мысом Габина (мысик Обсервации на карте бухты Астроляб, сделанной офицерами корвета «Витязь»), безопасна [192] и довольно удобна, позволяя всегда сношение с берегом, между тем как в очень многих других местностях на берегу бухты Астроляб по случаю сильного прибоя оно бывает затруднительно.

192

В

ноябре, декабре и январе я видал иногда здесь ночью такие шквалы, что судно без запаса двух якорей с солидными цепями едва ли осталось бы на якоре.

Бугарлом, туземное название местности, которую я избрал для постройки дома, находится у самого моря близ довольно большой (по здешним понятиям) деревни Бонгу.

Уголок в доме Н. Н. Миклухо-Маклая. Бугарлом

Рис. Н. Н. Миклухо-Маклая. Май 1877 г.

Я решил жить недалеко от одной из деревень, потому что в очень многих случаях моей прислуги мне не будет достаточно, жить же в самой деревне не хотел вследствие людского шума (разговоров мужчин, перебранок баб и крика детей) и воя туземных собак. Хижина, для которой я привез доски (стены и пол) из Сингапура, построена на сваях метра два вышины, имеет около 10 м длины и 5 м ширины. Верхний этаж состоит из комнаты и веранды, между тем как нижний, который также имеет стены (но сквозные, частью из досок, частью из бамбука), образует мою препаровочную для анатомических работ, мой кабинет для антропологических измерений и складочный магазин для припасов. Люди и кухня помещаются в отдельной хижине шагах в десяти от дома; наконец, для шлюпки построена третья хижина.

Складная мебель, привезенная еще из России и Германии, дополненная в Батавии и Сингапуре, китайские циновки, несколько палок, пустые ящики, обращенные в шкафы для книг, банок и стклянок, размещенные в порядке оружие и инструменты обратили мой небольшой домик в достаточно удобное помещение, которого умеренный комфорт бывает весьма приятен после утомительных экскурсий в горах и ночлегов под открытым небом или в темных, не всегда опрятных хижинах туземцев.

Мальчик. Деревня Бонгу. Берег Маклая

Рис. Н. Н. Миклухо-Маклая

В августе этого года мое помещение увеличилось новою пристройкою, почти одинаковых размеров с первоначальным домиком. Она состоит из большой комнаты с двумя верандами и соединена с жилым домом коридором между верандами обоих домов. Новый дом построен на сваях самого прочного дерева, [193] которого не трогают белые муравьи; стены снаружи из бамбука, внутри обложены циновками; наконец, крыша крыта листьями саговой пальмы. [194] Жители Бонгу под руководством моих слуг построили для меня этот европейско-малайско-папуасский дом, который образует светлое, чистое и прохладное жилище, о котором я позаботился заблаговременно, думая, что наскоро крытая (в июне прошлого года) крыша первого дома не выдержит ливней в ноябре, декабре и январе. Если шхуна придет скоро, до дождливого времени года, пожалуй, этот второй дом окажется лишним; если же останусь жить здесь, этого дома хватит мне надолго!

193

Туземное название этого дерева «эглам».

194

Листья саговой пальмы считаются самыми прочными для крытия крыши.

Слуг у меня трое (или, вернее, 2 1/2 ): яванец, весьма порядочный человек, [195] кроме должности главного доверенного человека он оказался изрядным портным и сносным поваром по части малайской кухни; другие два – туземцы архипелага Пелау: одного я взял как гребца для моей шлюпки и как охотника собственно не для собирания орнитологической коллекции, а для доставления мне дичи для стола; другого, лет 12 или 13, чтоб прислуживать мне в доме и сопровождать меня иногда при небольших экскурсиях. Прислуга могла бы, пожалуй, быть и лучше, но даже при настоящих условиях главная цель достигнута, и я избавлен от ежедневных хозяйственных забот, которые в Гарагаси (в 1871–1872 гг.) падали главным образом на меня и сделались мне в то время так противны, что я часто предпочитал голодать, чем носить воду, собирать дрова и раздувать огонь.

195

Впоследствии я переменил это мнение, и мне пришлось отказать этому человеку в Сингапуре как отъявленному вору. – Позд. прим.

Когда

теперь в Бугарломе мне нужны бывают люди для какой-нибудь работы, для которой силы моих слуг недостаточны, несколько ударов в гонг, который для этого висит у меня на веранде, призывает людей Бонгу, которые охотно являются. Если же для какой-нибудь особенной работы (постройки хижины, сооружения забора, рубки деревьев и т. п.) людей Бонгу (около 80) недостаточно, призываются на подмогу люди Горенду.

После поселения в Бугарломе при помощи туземцев было расчищено место около дома и посажены разные деревья (кокосовые пальмы, бананы, папайя, хлебное дерево и т. д.) и в некоторых подходящих местах, где земля была вскопана, посеяны разные семена (кукурузы, тыквы, арбуза и т. п.).

Почти все посаженное и посеянное скоро принялось, взошло и стало расти очень хорошо.

Скоро дающие плоды папайя, кукуруза, арбузы и т. п., которые туземцы увидели в первый раз, очень понравились им, и они с удовольствием приходили работать в плантации сами или, когда были заняты работою на собственных плантациях, присылали своих жен и дочерей, которые даже усерднее работали, чем мужчины, так как последние имеют привычку часто прерывать работу, чтобы покурить, [196] пожевать «кау» [197] и т. п. Несколько широких дорожек были также расчищены вокруг дома, и, наконец, вся усадьба обнесена забором с трех сторон, так как четвертою стороною был берег моря.

196

Из расспросов туземцев я узнал, что курение табака, как и самое растение, распространилось на Береге Маклая в сравнительно недавнее время; теперешние жители образуют второе поколение, которое курит табак. Люди лет 45 или 50 говорили мне, что их отцы в молодости еще не курили. Табак (по-папуасски «казь») был получен от туземцев, живущих на западе.

197

Жевание кусков плода арековой пальмы с известью и листьями бетеля (Piper betle), процесс, называемый туземцами «кау уяр» (есть кау), по словам их, очень старое обыкновение, о введении которого никто не помнит и не знает.

В первые месяцы по моем прибытии (июль и август) было, как я знал (вследствие метеорологических наблюдений 1872 г.), самое сухое время года на этом берегу и ложе больших рек в это время почти что высыхает и образует сравнительно удобный путь в горы до высоты 2000–3000 фут. Я воспользовался этим обстоятельством, чтоб сделать несколько экскурсий. Моя цель при этом была не столько посещение горных деревень, сколько желание испытать годность туземцев как носильщиков багажа при более отдаленных странствованиях. Но уже трех– или четырехдневная экскурсия отняла у меня эту иллюзию и доказала, что все попытки этого рода ни к чему не приведут. Главная помеха употреблять туземцев как носильщиков была невозможность забрать достаточное количество громоздкой и малопитательной туземной провизии (ямс, таро), так как от другой (риса и сушеной оленины) они положительно отказывались. Потом постоянный страх перед горным населением и непривычная система ежедневного напряжения имели также свои доли при неудаче испытания.

Для опыта я выбрал трех человек, которых считал более надежными и выносливыми. Груз, который каждый, смотря по сложению, должен был нести, не превышал 15–20 фунтов; ежедневный переход в гористой местности не был более 8 часов ходьбы. При всех этих умеренных требованиях уже на третий день я с досадою увидел, что один из папуасов, на которого я даже более чем на других надеялся, первый отказался идти далее! Когда после недолгого отдыха я подал знак двинуться вперед, он не встал и, лежа, плаксивым голосом заговорил: «Я голоден, таро сегодня кончится, ноги болят, дороги нет, [198] горные жители убьют! Все одно придется умереть, так ты, Маклай, лучше убей меня сейчас! Ноги так болят, что далее идти я не могу». При таком настроении уговаривания были бы напрасны, почему я взял молча его ношу поверх моей, которая была незначительна, и мы пошли далее.

198

Я нарочно выбрал для этой экскурсии дикую местность в горах, без деревень.

Не прошло и часа, как явился другой инвалид. Другой туземец, рослый парень, но большой лентяй, жалостным голосом сказал мне, что второй день у него лихорадка, что он чувствует себя очень слабым, что он догонит нас сегодня или завтра, как только оправится немного. Лихорадка его была выдумка, я это видел; но крайние меры с туземцами редко приводят к удовлетворительным результатам. Без него было бы легко обойтись, но не без его ноши, потому что было взято единственно самое необходимое. Мои остальные два спутника (мой слуга из Пелау и третий папуас) имели такие раскисшие выражения лиц, которые становились еще кислее, когда я взглядывал на них, что увеличить их ноши не было никакой возможности (я и то несколько раз думал, что при каком-нибудь повороте они оставят мои вещи и скроются или нарочно отстанут под предлогом, что ноги болят). Нести самому третью ношу мне было не по силам.