Путешествия по Африке
Шрифт:
Я провел зимние месяцы в северной столице, деля время между работой и общением с товарищами. Благодаря последнему во мне созрело решение предпринять новое путешествие. В июле я простился в Петербурге со всеми, кто был мне мил и дорог. Последующее время в Берлине я посвятил снаряжению предстоящей экспедиции. Я намеревался начать продолжение своей экспедиции с той же самой области, в которой закончил свое путешествие в прошлом, 1878 году, и провести картографическое исследование присоединенных к Египту на юге и на западе областей негров; я приспособлял заготовляемое снаряжение к условиям путешествия в этих странах.
Мой слуга Фараг’Алла, которого я взял с собою в Европу после моего первого путешествия, возвращался со мной в Африку.
10 октября 1879 года на пароходе «Прогресс» я отплыл в Александрию. 16 октября в Александрии я снова ступил на африканскую почву. Первой целью моего путешествия был Хартум, до которого я хотел, по возможности, скорее добраться через Суакин и на этот раз через Бербер. Ящики, упакованные еще в Берлине для верблюжьего транспорта, я послал из Александрии прямо в Суэц, а большую часть багажа, пришедшего из Парижа в адрес русского консульства в Александрию, велел отправить в Каир. Там я предполагал этим снаряжением, с дополнением предметов, которые считал более целесообразным приобрести в Египте, нагрузить новый караваи верблюдов.
Господин Пирон весьма любезно согласился произвести сверку моих инструментов для метеорологических наблюдений. От господина Марке, продолжавшего дело брата, умершего в прошлом году в Хартуме, я получил более точные сведения о судьбе, постигшей мои коллекции. Многие ящики во время наводнения в Бербере буквально плавали; позже, по дороге из Бербера в Суакин, они были оставлены погонщиками каравана в безлюдной местности без надзора. По прибытии ящиков в Суакин они были обложены пошлиной, так как их рассматривали, как собственность старого Марке, который якобы лишил себя жизни в тот промежуток времени. Об отправке коллекции в Европу не было и речи. Лишь когда вмешалось русское консульство, египетское правительство назначило расследование, в результате чего я зимой получил их в Санкт-Петербурге. По возвращении из Александрии в Каир я неожиданно встретил, к моей большой радости, своего большого друга, Георга Швейнфурта, возвратившегося последним пароходом из Европы в Египет. До моего отъезда из Каира мы провели с ним много приятных и полезных часов. Швейнфурт был и остался для меня и впредь дорогим, верным и бескорыстным советником.
Воспоминание о Родине
Новый 1880 год я решил встретить достойным образом в кругу некоторых друзей и со стаканом вина вспомнить о Родине. К вечеру моя гостиная была празднично украшена. Русский флаг, дорогой подарок петербургского египтолога господина Г. {46} , украшал стену. Я приготовил своим друзьям сюрприз: читатель, наверное, улыбнется, узнав, что он состоял из трех различных блюд, приготовленных из картофеля, которого я захватил с собою корзину, чтобы попытаться посадить в Африке.
Перед самым отъездом я, по совету друзей, решил взять к себе на службу на время путешествия некоего Бондорфа. В течение последующих лет он был моим единственным европейским спутником. В экспедиции он был препаратором зоологических объектов и помощником по сбору естественно-научных коллекций. Бондорф предлагал мне услуги, еще перед моей поездкой в Судан в 1875 году, но тогда я уже имел при себе препаратора Коппа.
31 января мы отплыли из Хартума по Бахр-эль-Газалю к Мешре-эр-Рек. Оттуда 13 марта мы отправились с караваном в сто пять носильщиков к станции Джур-Гатас.
Глава X. Путешествие из Мешры-эр-Рек в Дем-Солиман
Два наших парохода доставили для Джур-Гаттаса товар, который оттуда должен был быть распределен между селениями. До этого пункта в полосе земли племени динка со времени проникновения сюда арабских торговцев не было основано постоянных поселений. Имелись лишь временные станции, обслуживающие прибывавших, до их отбытия в глубь страны, и немногих оставшихся людей из команды барок. Такую же роль играла небольшая зериба, выстроенная дальше от берега, на расстоянии нескольких часов пути от реки Мешры. Укрепленной станции, которая бы в первую очередь ведала управлением расположенными вокруг негритянскими районами, не имелось. После того как станции в области Бахр-эль-Гаваль перешли во владение правительства, стало необходимым основать постоянный опорный пункт вблизи Мешры-эр-Рек, потому что, после успешного похода Джесси {47} против Солиман-Зибе-ра, требовалось установить на ближайшее время, по возможности, регулярное сообщение с Хартумом.
После известия о прибытии нашего парохода в Мешру туда явились из южных станций носильщики с грузом слоновой кости, с которыми я мог направить большую часть своего груза в Джур-Гаттас. После последней, редкой в это время года грозы прошел еще раз небольшой дождь, но в общем установился сухой сезон, и я вправе был рассчитывать к середине мая добраться до сердца страны народа ньям-ньям. Между тем прибыло потребное мне количество носильщиков, так что я мог начать свой поход, пароходы же еще не были готовы в обратный путь, и ежедневно небольшими группами прибывали попутчики, которых я встречал еще по дороге в Джур.
У опушки леса, который я, после многонедельного пребывания на воде, приветствовал с радостью вступающего на землю океанского путешественника — я собрал свой небольшой караван и двинулся через редкий лес к югу.
На большом расстоянии вокруг селения, которого мы достигли после многочасового похода, не было воды, что снова подтвердило верность характеристики, данной африканскому материку — «Континент контрастов». В самом деле: только недавно мы видели достаточное количество воды и наслаждались ею, а уже здесь нас начала мучить жажда, которую трудно было теперь удовлетворить. Я говорю теперь, в период засухи, потому что несколько месяцев спустя, когда наступают снова дожди-ливни, эту безводную местность едва можно пройти из-за болот и топей. Под вечер я привел своих людей к водоемам, находящимся в редком лесу на расстоянии часа ходьбы, и там расположил наш первый ночной лагерь. Конечно, понадобились недели труда и терпения, пока при изменившихся условиях и при новой прислуге установился порядок в приготовлении всего необходимого и пока, наконец, каждый из моих людей усвоил порученную ему работу. В описании дальнейшего путешествия я еще буду говорить, как много раздумывал над тем, чтобы в нужных случаях быть в состоянии самому обслужить себя.
Копья макарака
Педантичная любовь к порядку в соединении с почти мелочной по европейским понятиям экономией, а с другой стороны, смотря по условиям и обстоятельствам, и необходимая щедрость, обеспечили преимущества, от которых зависели результаты моего путешествия и возможность длительного пребывания в нецивилизованных странах. Частое сетование путешественников на потери, порчу необходимых предметов снаряжения в пути является следствием, конечно, во многих случаях невнимательности и небрежности в упаковке и привычки возлагать все на прислугу. Африка мстит за ошибки подобного рода вдвойне. Порча или полная поломка предметов, на родине могущих быть легко восстановленными, является роковой для путешествующих по Африке.
Сейчас маленькая палатка, бывшая при мне, не имела применения, как и позже, пока я находился к северу от экватора в египетских экваториальных областях. Но к югу от озера Виктория, по дороге в Занзибар, условия были иными, и там я использовал свою палатку ежедневно.
Прошло несколько часов, и после хлопотливого трудового дня вокруг меня воцарился благотворный покой: смерк-лось, на' небосводе ярко засверкали звезды.
Хорошо, что в этот первый вечер путешествия по стране динка передо мной не могла подняться завеса, скрывающая будущее, иначе трудности, лишения и страдания, которые меня ожидали в ближайшие семь лет, лишили бы меня мужества и бодрости.