Путешествия по Африке
Шрифт:
Благодаря этим переговорам я знакомился с обстановкой в стране Азанде. Обсуждалась также и позиция по отношению к Мбио: его враждебные намерения против Ндорумы, а также и против нас, намерения его якобы напасть на нас и сжечь нашу станцию. Но я теперь разбирался в обстоятельствах лучше и понимал, что из всех сведений и данных явствовало только одно — заветное желание Ндорумы сломить мощь Мбио, в своекорыстных интересах, с помощью правительственных солдат. Имея в виду эту интригу, я ясно видел невозможность для меня отсюда связаться с Мбио и сблизиться с ним, потому что смысл высказываний посланцев Нгеттуа сводился к тому, что Мбио не хочет принять моих послов.
В те дни в мбангу Ндорумы пришли также живущие далеко подчиненные ему вожди. Среди них его брат Мбима, или
Мбанзуро, правитель района на юго-юго-западе, у границы области вождя Палембата, у которого находился в настоящее время Земио. Они пришли, чтобы приветствовать меня и принять небольшие подарки, которые я имел обыкновение делать им и их женам. В такие дни в моей стоянке было оживленно, так как они не хотели уходить, не увидевши чудес белого человека, слава о которых шла из уст в уста, а особенно того волшебного ящичка и тех инструментов, из «живота» которых, как они выражались, без всякого участия человеческих рук чудесно раздавались нежные или игривые звуки. Они с изумлением рассматривали книги и бумаги (у всех негров укоренились арабские названия для моих иллюстрированных книг: китаб и варана). В них они узнавали свои хижины и военное имущество, зверей, на которых охотились, червяков, мух, пчел и жуков, птиц в воздухе, рыб в реках, страшную змею и — всегда с особенным ликованием — слонов. Вырезанный из картона, пестро размалеванный попрыгун-марионетка, величиной почти в метр, которого я повесил у себя в хижине, часто бывал причиной очень веселых сцен. Когда я при посещении женщин внезапно и незаметно тянул за длинную, тонкую нитку марионетки, женщины с визгом и воем разлетались из моей хижины, и лишь с большим трудом удавалось водворить их обратно. Естественно, каждому отдельному посетителю я не мог и не хотел показывать вещи, ведь я и без того терял много времени от общения с туземцами; поэтому визиты ко мне носили коллективный характер. Конечно, в этом случае вынималась из ящика и парусинового чехла большая шарманка, и тогда в степь неслись сильные звуки некоторых знакомых песен.
Многие слушатели думали, что только я один в состоянии вызвать эти очаровательные звуки, и тем сильнее было ликование, когда я заставлял крутить шарманку кого-либо из присутствующих и он, к своему удивлению, извлекал из огромного ящика те же самые звуки. Я показывал Ндоруме и его гостям также наши шестьдесят грядок на огороде, частично уже покрытые зеленью, чтобы познакомить их с нашими огородными работами и дать им сведения о чужеземных растениях, пригодных для кухни. Тому, кто проявлял особый интерес к этому, я дарил различные сорта маиса для посева. Я же сам в это время пережил одну из тех маленьких тихих радостей, которую терпеливый читатель может, правда, высмеять, но которую мы приветствовали как приятное событие. Дело в том, что Одна из моих куриц высидела первые яйца, и маленькие цыплята весело пищали вокруг старой наседки. Моя радость была так велика, что в соединении с давно ощущавшейся потребностью снова покушать свежего мяса, побудила меня отпраздновать это событие и распорядиться зарезать овцу, после чего последовало несколько дней роскошной, зажиточной жизни.
Ндорума намеревался отправиться к Джесси-паше вместе с партией слоновой кости, но откладывал свой отъезд со дня на день исключительно из опасения, что я во время его отсутствия пойду к Бинзе или Уандо, а оттуда свяжусь с Мбио. Он боялся, как он уверял, за мою безопасность. Но если бы я последовал его советам, мне еще долгое время пришлось бы пробыть у него. Поэтому я в данный момент больше не говорил о своих планах, но зато убеждал его самого осуществить, наконец, свое путешествие к Джесси-паше. Он вскоре после этого покинул нас, будто для того, чтобы сперва собрать слоновую кость у вождей в северных частях своей страны. В то же время он выражал опасение, что в случае моего ухода снова явится Рафаи и наложит контрибуцию на его страну. Для меня было ясно, что все его мысли были направлены на то, чтобы надолго приковать меня к своей области. С такими же затруднениями я встречался позже у других вождей; часто было не так трудно попасть в их области, как вырваться оттуда, потому что вожди охотно держали меня у себя как защиту против вражеских соседних племен и насилий нубийцев.
На огороде работа не прекращалась. Земля между растениями разрыхлялась, и грядки очищались от сорной травы. Я с опаской наблюдал за погодой, так как успешный результат наших трудов зависел исключительно от дождей. К сожалению, прошли слишком сильные дожди прежде, чем новый посев пустил ростки, и смыли много семян с поля. Затем дождь отсутствовал несколько дней, и жара угрожала уничтожить молодые всходы, так что мы с радостью приветствовали вновь хлынувший дождь. Между тем трава вне станции высоко поднялась, но вблизи нас была затоптана и частично завяла. Поэтому я велел в тихий вечер скосить как можно больше травы, чтобы остатки не были уничтожены пожаром.
Моим цыплятам также угрожала опасность, так как они привлекли внимание хищных птиц милане, с которыми я успешно боролся. Я старался добыть еще одного своеобразного представителя птичьего мира Cosmetornis Spekei. Он принадлежит к типу ночных ласточек или козодоев, как раз в это время я видел его впервые летающим над станцией при наступающих сумерках. Однажды вечером из одного близкого термитного холмика вылетели крылатые насекомые и скоро привлекли к себе многих длиннокрылых Cosmetornis. Было чрезвычайно интересно наблюдать их полет, у них было несколько длинных маховых перьев, которые при полете производили такое впечатление, будто по сторонам все время летят две маленькие птички. Проворно и бесшумно летали они с предельной быстротой вокруг холмика, взмывали вверх, снова падали вниз, так что я издали едва мог уловить момент для выстрела. Наконец, мне все-таки удалось подстрелить одну из них, но только через день после этого мой слуга нашел ее в густой траве. К сожалению, она была уже обглодана термитами и непригодна для препарирования.
За работами, письменными отчетами и письмами на родину прошел весь июль месяц. 2 августа снова явились ко мне, уже в третий раз, послы от Земио, чтобы сообщить мне, что он с часу на час откладывает свой отъезд на юг, ожидая меня к себе. Теперь я уже решился и с послами отправил сообщение, что через несколько дней выйду к нему, оставив у себя одного из его людей в качестве проводника. Скоро было закончено скромное снаряжение к предстоящему путешествию, о продолжительности и конечной цели которого я имел весьма смутное представление. Мое отбытие из стоянки задержалось сверх ожидания. Ндорума с целью препятствовать моему отъезду стал теперь применять пассивное сопротивление и для начала отказал мне в носильщиках. Но я не дал себя запугать и в конце концов одержал верх. Важно было, что я предусмотрительно избрал поездку к Земио, и Ндорума не мог проявлять опасений за мою безопасность, так как он, к моему удовлетворению, знал, что Земио занимал по отношению к нему прекрасную позицию, пользовался доверием Джесси-паши и находился в пути по делам правительства.
В последние дни, в связи с моим путешествием, я давал Бондорфу необходимые указания, предоставил ему право свободно распоряжаться работами в стоянке и вручил ему реестр всего нашего багажа и вторые ключи от последнего.
Я также инструктировал его по съемке показаний метеорологических приборов, что он систематически делал в последующие месяцы. Кухарка Заида, одна девушка для помола муки, Дзумбе, мальчики и оба личных слуги Бондорфа также остались в стоянке. Благодаря дождю созрели многие местные овощи и злаки, что дало теперь возможность приятно разнообразить наше меню и снова позволяло экономить запасы продовольствия. К нашему путешествию поспели главным образом различного рода съедобные тыквы, о которых я часто буду вспоминать, потому что они мне временами служили продуктом питания. 5 августа были закончены все приготовления к отъезду. В последние дни я также прилежно писал доклады и письма, отправив их в жестяном запаянном конверте, которым пользовался для доставки корреспонденции к почтарю в Хартуме и к Ндоруме, все еще находившемуся на севере провинции. Одновременно я сообщал ему о моем отъезде к Земио и поручал его заботам Бондорфа и всех остающихся людей. Я затребовал от юных сыновей Ндорумы нужных мне пятнадцать носильщиков. Еще раз осмотрел свою чистую, красивую станцию и полюбовался цветущей зеленью огорода: ведь он дал еще перед моим отъездом урожай, так что в последние дни наш стол украшала дюжина красных и белых редисок; это доставило мне больше радости, чем великолепный обед на родине.
Наступил назначенный день отъезда, но обещанные носильщики, понятно, не явились, и так прошло 8 августа в напрасном ожидании. Мой слуга Фараг’Алла, посланный мною к ближайшим вождям, передал мне ответ, что Ндорума попросту запретил предоставить мне носильщиков. Этого я все же не ожидал. Подобные действия переполнили, наконец, чашу терпения, и я был очень близок к тому, чтобы его окончательно потерять. Когда ко мне позже пришли сыновья Ндорумы и некоторые вожди, я высказал им свое мнение в резкой форме. Показал свою обиду и раздражение, объявил им, что после таких поступков дольше оставаться в стоянке не желаю, что уже на следующее утро уйду к Земио один со своими слугами, приведу сюда от него носильщиков для всех моих вещей и после случившегося покину страну Ндорумы навсегда. Я хотел бы видеть, так закончил я, кто посмеет мне в этом помешать; одновременно с этим я извещу Джесси-па-шу, как самоуправно Ндорума принуждает меня остаться и что скоро все вожди азанде это узнают. Случайно посланец Уандо находился еще в мбанге Ндорумы. Я велел Фарагу привести его, пока сыновья Ндорумы были еще у меня, чтобы сообщить также Уандо о самоуправстве Ндорумы. Однако родственники последнего, вследствие высказанных намерений привести мои планы тотчас в исполнение, были столь напуганы, что пошли на уступки. Я ожидал этого исхода и, наконец, предъявил требование еще до заката солнца доставить мне носильщиков, и сказал, что в противном случае выполню свое намерение с наступлением следующего дня, даже, может быть, поеду прямо в область Бахр-эль-Газаль к паше и возвращусь оттуда с солдатами и носильщиками. После этих гневно сказанных слов сыновья Ндорумы и присутствовавшие азанде поспешно удалились и, действительно, еще до захода солнца привели носильщиков. Однако выехать следующим утром я не смог из-за дождя; мое отбытие совершилось лишь 10 августа.
Глава XIII. От Ндорумы к Уэле-Макуа
Два месяца я пробыл на месте, где была построена станция Лакрима. Когда я, наконец, получил носильщиков, поведение их при погрузке сравнительно легкой ноши было достойно сожаления. Многие старались уклониться от работы, прибегая ко лжи и сказываясь больными. В первый день пути я прошел недалеко и в полдень, к удивлению Бондорфа и оставшихся слуг, проводивших меня утром на небольшое расстояние, возвратился в стоянку. Радостное событие, удачная охота на шимпанзе, побудило меня вернуться. Тщательное препарирование шкуры и костей требовали моих переговоров с Бондорфом. Близость станции и угрожавший дождь окончательно определили мое возвращение.