Путешествия в Мустанг и Бутан
Шрифт:
Подойдя вплотную к дзонгу, я услышал пение и воинственные крики: заканчивался праздник стрельбы из лука.
Шатаясь от усталости, я подошёл к навесу из ветвей, освещённому факелами, где в окружении слуг сидел рамджам. Около полусотни лучников исполняли воинственный танец, вздымая луки над головой.
Несколько минут спустя я уже сидел рядом с рамджамом, пил пиво из серебряного кубка, а в перерывах между глотками торопливо рассказывал ему, что мне нужно несколько человек — помочь застрявшим на тропе носильщикам. Рамджам не перебивал. Потом коротко сказал, что я могу не
— Если вы не курите, можете расположиться там на ночлег. К величайшему моему удивлению, носильщики появились буквально вслед за мной. Усталость стёрла всегдашнюю их улыбку. Один за другим они подходили к дверям часовни, сбрасывали тюки и валились на пол.
Я попросил рамджама достать немного арака. Чудодейственный напиток взбодрил моих милых спутников. Они даже распаковали часть груза. Девочка, правда, тут же уснула. Её жених нашёл в себе силы отпустить последнюю шутку. Холостяк пробормотал несколько молитв перед алтарём, затем мы быстро поужинали и, не снимая вымокшей одежды, погрузились в объятия Морфея.
Наутро я проснулся с тяжёлым кашлем. Так и есть, температура. Два дня как минимум придётся провести в Лхунци.
Расплачиваюсь с носильщиками. Мы стали за это время хорошими друзьями, и они не желали со мной расставаться, готовые вместе идти до Ташиганга. Но силы явно были на пределе, а их пони хромали на все четыре ноги. К сожалению, придётся распрощаться.
Я понимал, почему они с такой горячностью вызывались сопровождать меня: ужасно не хотелось возвращаться одним через Рутолу. Здесь совершенно чужой для них край, и люди говорят на другом диалекте, не похожем на бумтангский.
Мне удалось получить в дзонге солидный запас риса, и я разделил его с друзьями. Они очень обрадовались: ведь купить рис нельзя, а в Бумтанге, я знал, он не растёт.
На второй день я присутствовал на состязаниях лучников. Мне уже не раз приходилось видеть в Бутане соревнования в этом виде национального спорта. Самые пышные происходили в Тонгсе, но площадка в Лхунци была больше и оборудована куда лучше.
Дзонг вырисовывался массивным силуэтом на фоне обрывистой скалы. Туда вела широкая, выложенная из камней лестница, огибавшая нашу часовню. Она упиралась в дверь квадратного памятника, напоминавшего формой чортен, проходила сквозь него и только тут достигала крепостных ворот. Доступ в дзонг был надёжно закрыт.
Рядом с часовней в склоне горы было вырублено специальное место для мишеней, а целились с противоположной стороны рва. Стрелы свистели над пропастью.
В Бутане обычно соревнуются две команды. Каждая стоит позади мишени, в которую целит противник. Площадка имеет ровно 130 метров.
Стрелы делают из крепких стеблей камыша, закалённых на огне. Для соревнований используют медные наконечники, но в боевые стрелы втыкают железные шипы. Луки склеивают из длинных бамбуковых планок; высота лука примерно 1,8 метра. Тетива сплетена из стеблей крапивы, очень похожей на нашу. Позже я убедился, что эта струна куда прочнее нейлона такого же сечения.
Каждый лучник стреляет дважды, попавшая
Каждый раз, как стрела попадает в цель, команда противника пускается в неистовый пляс, крутя луки над головой и ударяя ладонями оземь, чтобы сбить удачу.
Воинственные танцы напоминают, что в Бутане стрельба из лука не просто спорт, а военная подготовка и грань, отделяющая состязания от обороны, очень зыбка. Достаточно поднять голову, чтобы увидеть узкие бойницы в массивной стене дзонга. Команды выстроились друг против друга. Интересно знать, мелькнуло у меня, если стрела пролетит мимо, она ведь может задеть кого-то из группы… Так оно и случилось дважды, к счастью, без последствий: широкие кхо из толстой шерсти уберегают соперников от серьёзного ранения.
Итак, я сидел рядом с рамджамом, глядя на подвиги стрелков. Но полного наслаждения не было, ибо я начинал чувствовать, что моя «человеческая конституция», по выражению Буало, теряет свою удивительную способность «приспосабливаться к самым неблагоприятным атмосферным воздействиям».
Будь я в другом месте и в другое время, меня бы это мало беспокоило. Но в Лхунци, не фигурирующем на карте, болезнь грозила немалыми осложнениями. Ближайший врач находился теперь в шестнадцати днях пути по скалистым кручам и перевалам, один из которых — самый труднодоступный во всём Бутане. Мне приходилось слышать подобные отзывы и о других перевалах, но Рутола действительно крепкий орешек даже в стране, где горы не в диковинку.
Лёжа в ледяной часовне у подножия грозных божеств, мне оставалось в качестве лечения лишь зажечь с помощью Тенсинга светильник. Верный друг, он так хотел, чтобы я поправился как можно скорей…
Вскоре из соседней деревни вызвали молодого пау — так называют в Бутане знахарей-колдунов, которые в отличие от лам лечат не молитвами, а традиционными снадобьями, унаследованными от добуддийской религии бон. Я ужасно обрадовался этому визиту — не потому, что верил в знахарское умение, а потому, что надеялся вызнать некоторые тайны.
Наука врачевания, сказали мне, зиждется на знании духов земли, воды и деревьев. Понятно, что мне не терпелось получить от пау подробности об этих волнующих персонажах.
Не будучи суеверным сверх меры, я всё же отказался от услуг местного тсипа, официального оракула округа, который мог предсказать мою смерть или выздоровление. Бывают моменты, когда лучше не знать наверняка свою судьбу…
Я предпочёл обратиться к аспирину и помолиться демонам в часовне, чтобы хворь, которую я подхватил, не оказалась пневмонией, проказой, тифом, холерой или каким-нибудь эндемическим заболеванием, от которых меня предостерегали родственники и знакомые. (В это самое время они сражались с куда более коварными европейскими простудами и гриппами.)