Пути и Дороги. Фантастические повести
Шрифт:
– Ну, с этим не поспоришь…– наконец согласился товарищ, провожая огорченным взглядом отстававшего велосипедиста.
Вот и Есенинский бульвар. Они прошли мимо красной кирпичной многоэтажки с многими магазинами на первом этаже, перешли дорогу, и уже шли по аллее бульвара, засаженного с двух сторон прекрасными деревьями. Потихоньку подходили и другие люди, и молодые, и старые. У Севы же болела голова, он потер виски, пытаясь избавиться гнетущего ощущения. Опять он заметил невысокого молодого белобрысого улыбающегося мужчину, державшего в руке соломенную шляпу. Юный поэт лишь опять протёр
Людей становилось всё больше, и Всеволод слышал и иностранную речь. Туристы с любопытством смотрели на десятки людей, собравшихся у памятника, да и притом не в центре Москвы.
– Знаешь, камрад, – начал Пётр, – местные гопники повадились между ног статуи веник засовывать.
– А зачем? – спросил парень, доставая из кожаной сумки фотоаппарат, любимый Fuji X-30.
– Трудно понять их дурацкие мысли, – Пётр только развел руки в стороны, – чужая душа- потёмки.
У мемориала стояли люди, готовые читать свои стихи, и в волнении повторяли про себя знакомые строчки. Они тихо шептали вирши, надеясь не забыть всё что им дорого, и то что они так хотят передать другим. Перед Севой стояла девушка, с каштановыми волосами до плеч, в синих джинсах и цветастой летней блузе, и модных теперь белых кроссовках. Он не удержался, и сделал её фото сзади, не спросясь. Было на что посмотреть, задница была крепкая и подтянутая, хотя бедра чуть широковаты. Возможно, она что- то услышала, и чуть повернула голову, и улыбнулась.
– Вы тоже поэт? – спросила она очень приятным глубоким голосом.
– Да, – честно ответил Всеволод, поспешно убирая камеру в сумку.
– Что – нибудь почитаете?
– Там много соискателей, – скромно заметил он, уже приходя в себя.
– Я вас запишу. Знаю тут среди жюри только Георгия, но он тоже вам поспособствует.
И она пошла к столику, где записывались в очередь выступающие дарования. Стояла толпа человек в двадцать, но их знакомая с кем -то пошепталась, и её отвели к столам, за которыми сидели бородатые и седые дядьки, типа маститые поэты.
Всеволод старался не терять её из вида, даже привстал от волнения, когда девушка пропала в группе людей. На неё было приятно смотреть, с таким телом, хоть поэт и пытался не пялиться на неё так уж откровенно. Он почувствовал ободряющее пожатие руки Петра на своем предплечье и увидел его довольную ухмыляющуюся физию.
– Я в тебя верил, брат, – прошептал он, – и ты не подвел. Огонь…– одобрительно сказал он, делая ободряющие гримасы, – не теряйся, это- главное. Лучше в кафешку сходите, – сыпал рацухами доморощенный ловелас.
Вдруг Петя закашлялся, и стал смотреть совсем в другую сторону.
– Записала, пошли, а то они твоего имени не знают, – заметила вернувшаяся красавица, – типа ты еще неизвестный.
Сева лишь посмотрел на друга, и не думая ни о чем, пошел к столику. Перед ним сидел с листком бумаги бородатый хипстер, вопросительно глянувший на поэта.
– Вы?…
– Я, поэт…– начал Всеволод.
– Понятно. Здесь все поэты, ну художники. Имя ваше?
– Всеволод.
– Хорошо, вы третий выступаете. Готовьтесь.
Они отошли чуть подальше, и слушали великолепно декламирующую Есенина девушку в длинном
– Возьмите, и сумку застегните, – и он протянул её документы.
– Спасибо, – и она улыбнулась, снимая возникшую неловкость, – тогда давай на «ты», раз спас мои деньги и паспорт с телефоном.
– И как можно обращаться? – с трудом спросил юноша, выбирая слова, словно вытягивая их и себя клещами.
– Хотела сказать Фёкла, а так Ксения. Иди, тебе пора уже, – быстро прошептала она , спохватившись.
Юноша пошел твердыми шагами к памятнику, хотя по-честному, сначала ноги у него были деревянные.
– Выступает поэт Всеволод Лютиков!– объявил ведущий.
Вот и настала очередь Всеволода, он встал перед зрителями, и чуть выдохнул про себя. Не стал перед слушателями размахивать руками на манер мельницы в сильный ветер, лишь помедлил немного, и начал:
Несчастный не слышит счастливого
И видит он всюду беду
Пугает плохим он унылого
И каждому то на виду
Болью себе же глаза заливает
Жизнь его чёрным снегом растает
Счастливым, как ни старайся, не станет,
Злым он стал, сам того не желая
И ветры поют о том, ветки деревьев ломая
Поэт закончил читать строки своих стихов, и поклонился на три стороны всем слушателям. Люди хлопали, хотя его вирши были тяжелы для каждого доброго сердца.
– Очень неплохо, – одобрительно сказала подошедшая Ксения.
– Отлично, – уверенно заметил Пётр, хлопая по плечу друга.
– Это Пётр, – поэт представил друга, – Ксения, – представил он и другу девушку.
Оба понимающе улыбнулись друг другу. Петя сделал вид, что жаждет обнять девушку, та, смеясь, увидев деланное вожделение, отстранилась. Дальше читали стихи и другие поэты, но друзья устроились на парковой лавочке, с трудом выбрав свободную. Петька, вскочил, словно внезапно вспомнил нечто важное, и пошёл за кофе. Сева сидел рядом с девушкой, наблюдая за гуляющими. Люди подходили, и подходили, и правда можно было сказать, что праздник состоялся. Девушка тоже иногда посматривала на толпу людей, словно боялась упустить кого-то, или чего-то. Она была немного напряжённой. Всеволод посмотрев повнимательней, понял по открытым предплечьям, непокрытым одеждой, и мышцам шеи, что дама тренируется всерьёз. И она вся была подтянутая, но скорее мускулистая, чем болезненно худая.