Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Большаков Владимир Викторович

Российские экономисты, выросшие в условиях типичного для России директивного волюнтаризма властей, опасаются, что сама попытка "перегнать" Запад может обернуться для нее катастрофой. Так, главный экономист Сбербанка Ксения Юдаева и научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин указывают на два основных вызова ближайших десятилетий. Первый — приближение к уровню развитых стран по количественным показателям развития, а значит, выход на технологическую границу, что потребует качественных изменений сложившихся сейчас институтов. Второй, связанный с внешними факторами, — необходимость реформ в условиях быстро растущих экономик развивающихся стран и глобализации. По мнению авторов, преобразования последних 10 лет если и были успешными, то имели целью создание институтов догоняющего развития. В будущем это приведет к проблемам. Нынешняя система устанавливает слишком жесткие рамки для всех экономических агентов, не позволяет им экспериментировать и принимать на себя риски нововведений и технологических инноваций. Это хорошо для посткризисного восстановления и создания базовых условий устойчивого экономического роста, но в дальнейшем станет препятствием для развития по

причине недостаточной гибкости. Такого рода предупреждения, как правило, игнорируют. Раз установка сверху получена, ее будут выполнять. Сила "авторитета" в рядах бюрократов, как отметил еще Маркс, неодолима. А авторитет рек недвусмысленно тем, кто жалуется на трудности, в типичном для него стиле: "Поменьше плача Ярославны!"

Механика надувательства

С началом финансового кризиса стало ясно, что политика на искусственное "сдерживание инфляции" тормозит развитие России. И вот в конце января 2009 г. в швейцарском Давосе на ежегодном заседании Всемирного экономического форума единомышленник Кудрина, бывший глава МЭР Герман Греф, к тому времени возглавивший Сбербанк, объявил, что отныне "средства, поступающие от продажи нефти и газа, Россия будет вкладывать, в первую очередь, в конкурентоспособность страны, в диверсификацию экономики". "Мы будем инвестировать в развитие интеллекта: это и образование, и высокие технологии, — сказал Греф. (Грефа явно ознакомили с лекцией Иноземцева) — Задача уже решается, для чего был создан целый ряд инструментов, которые с прошлого года начали внедряться, а с этого года будут активно развиваться". А что ж раньше-то этого никто не делал? Ужели надо было дождаться, когда клюнет жареный петух по имени "Кризис", а цены на нефть упадут до уровня конца XX века? В том, как распределяются доходы от нефти не меньше загадок, чем в том, как они учитываются.

В ноябре 2007 г. в интервью программе "Воскресное время" первого телеканала вице-премьер С. Иванов с оптимистической улыбочкой сказал: "Слезли ли мы с нефтяной и газовой иглы? Я бы ответил так: еще не слезли, но уже слезаем". Чем мотивировал? Вице-премьер пояснил: "Последние годы у нас экономика демонстрирует достаточно устойчивые темпы роста. В этом (2007 г. — В. Б.) году мы ожидаем прирост экономики близко к 8 %. И в этом приросте 8 % — доля нефти и газа не более 2 %". Всего-то! Так это значит, что по своим показателям наша экономика уже в 2007 г. вплотную подошла к информационной, к самым развитым странам. Так и хотелось, слушая это интервью, самому задать вопрос: "Это же сенсация, господин Иванов! А как же считали-то? Поделитесь. Все ли учли? Или тут мы вновь сталкиваемся, как не раз в статистических отчетах и расчетах Минфина о нефтегазовых доходах, не то с финансовым вариантом потемкинской деревни, не то с воздушными замками?" Это был, конечно, вопрос риторический. Но задавал его не один автор этой книги.

В феврале 2004 г. в Москве разразился настоящий скандал. Представительство Всемирного банка в России в своем ежегодном докладе о состоянии российской экономики упрекнуло Госкомстат в том, что в своих отчетах он дает неправильную картину структуры ВВП РФ. Экономисты Всемирного банка изучили данные Госкомстата и выяснили, что главная "услуга" в российской экономике — это продажа нефти и газа через посредников. Сначала сырье продается некой фирме по заниженной цене, а затем уже реализуется на рыночных условиях. Как рассказал в интервью корреспонденту "Газеты" Андрею Литвинову главный экономист представительства ВБ в России Кристоф Рюль, благодаря подобным "услугам" российский бюджет теряет до 2 % ВВП, или 266 млрд. рублей в год из расчета госбюджета РФ на 2004 г. Вот что, в частности, говорилось в том интервью:

Вопрос: В новом докладе ВБ о состоянии российской экономики делается вывод, что Госкомстат дает неправильную картину структуры ВВП. В чем ошибка?

Ответ: Речь здесь идет не о корректности самих методов Госкомстата, а о том, какие компоненты он принимает к расчету. По статистике получается, что практически половина всей прибыли в российской экономике приходится на торговые компании. Выходит, что сектор торговли дает треть всего объема ВВП, то есть больше, чем производственный сектор. Это очень странно. Ведь стоит только выглянуть в окно, и мы увидим страну, где сфера услуг явно не приоритет, — страну, прежде всего производящую. И еще одна удивительная вещь. Если проанализировать данные Госкомстата, то получается, что нефтегазовая отрасль составляет всего 9 % от общего объема ВВП. При этом по тем же данным, объем экспорта нефти и газа составляет 20 % от ВВП. Если принимать за основу оценку в 9 % ВВП, то почему же все кричат о том, что российская экономика полностью зависит от нефтегазового сектора? Наше исследование как раз и началось именно со сравнения этих двух цифр — 9 % и 20 %. Мы обнаружили, что они никак не сочетаются друг с другом, и стали анализировать ситуацию.

Вопрос: В чем же причина такого несоответствия?

Ответ: Дело в том, что в России очень широко практикуются так называемые трансфертные цены. Компании-производители продают свою продукцию по сильно заниженным ценам торговой компании — своей же дочерней структуре, а уже посредник продает ее потребителю по рыночным ценам. В результате вся прибыль оседает на счетах компании-посредника, а не производителя. Делается это либо через вполне легальную компанию, которая располагается в так называемом внутреннем офшоре, либо через подставную фирму, которая после завершения сделки просто исчезает. Система национальных счетов, которой пользуется Госкомстат при расчете ВВП, не приспособлена для учета таких сделок.

Вопрос: Понятно, что широкое применение трансфертных цен означает для российского бюджета неуплаченные налоги. Каков масштаб этих потерь?

Ответ: Такие расчеты произвести довольно

трудно. Мы знаем, что основной причиной трансфертных операций является стремление избежать налогообложения. Но для того чтобы более точно рассчитать объем такого рода операций, необходимо вести расчеты по каждой отдельной компании, по каждому сектору и региону. Можно сказать, что объемы таких операций довольно значительны. Я могу назвать вам приблизительную цифру. Если допустить, что применение трансфертных цен помогает российским компаниям снизить налоговую ставку примерно на 10 %, что вполне реально, то потери для бюджета составят примерно 2 % ВВП. Если на 15 %, тогда бюджет теряет 3 % ВВП, если на 20 % — соответственно 4 %. Если допустить, что российский бизнес вообще не платит налогов, что, конечно, вряд ли, то потери достигнут 8 % ВВП. (т. е. превысят из расчета госбюджета 2004 г. один триллион рублей. — В. Б.), Конечно, можно выйти и на более точные цифры, но в этом случае придется анализировать результаты финансово-хозяйственной деятельности практически каждой компании. Пока мы видим, что объемы операций такого рода довольно значительны. Даже если взять осторожную оценку — 2 % ВВП, то это очень много, весь профицит российского бюджета за прошлый год составил 1,6 % ВВП.

Вопрос: По вашим расчетам получается, что если в нефтяном секторе 35 % всей прибыли оседает в торговых компаниях, то в газовом показатели намного выше — почти 64 %. Получается, что в газовой промышленности активнее уходят от налогов?

Ответ: Если сравнить эти две отрасли — нефтяную и газовую, — то видно, что нефть добывается в стране и затем экспортируется. Что же касается газа, то значительная его доля сначала поступает в страну, прежде всего из Туркменистана, а уже потом направляется на экспорт. В этом конкретном случае использование трансфертных цен может быть вполне законно. Но в целом эта практика не является здоровой, потому что если взглянуть на положение дел в других странах, то там практически трансфертные операции не употребляются. Например, в нефтедобывающем секторе Великобритании доля торгово-транспортной наценки всего 0,1 %, а в Нидерландах она вообще равна нулю. То есть Россия явно выделяется на мировом фоне. Если же использовать методику расчетов, применяемую в других странах, в отношении России, то получается, что доля нефтяной и газовой отрасли в общем объеме российского ВВП составляет 25 % вместо 9 %, которые показывает официальная статистика (Выделено мной. — В. Б.).

Я думаю, что самым главным в настоящий момент является законодательное обеспечение налоговой системы. В большинстве случаев в роли посредников выступают подставные компании, которые специально создаются именно для этой сделки, чтобы после исчезнуть. За годы подобной практики сформировалось довольно мощное лобби, которое заинтересовано в том, чтобы операции на рынке по-прежнему оставались непрозрачными. При наличии этого лобби очень трудно изменить сложившуюся ситуацию в законодательстве. Но даже если закрыть все лазейки в законодательстве, какая-то часть тех операций, которые сейчас производятся законно, перейдет в теневую сферу. Безусловно, вопросы, которые мы ставили перед собой, не касались налогообложения как такового. Мы хотели определить, почему национальные счета давали такие цифры. Когда мы это выяснили, то углубились в проблему так называемых трансфертных цен. Потом высветилась проблема ухода от налогов. Именно в таком порядке мы и рассматривали все вопросы. И пришли к выводу, что проблема заключается не в Госкомстате, а в предпринимательской практике — поведении субъектов хозяйственной деятельности. Многие специалисты утверждают, что экономика России находится в полной зависимости от нефтегазовой отрасли, и необходимо было найти подтверждение этим словам. Наше исследование позволяет надеяться, что такое подтверждение наконец-то получено". В другом интервью газете "Ведомости" (см. "Ведомости", № 29, 19.2.2004) представитель МБР в России отметил, что "частные компании прибегают к подобной практике не меньше, чем госкомпании. Широкие масштабы этой проблемы подразумевают очевидное — наличие группы лиц, сильно заинтересованных в поддержании нынешнего непрозрачного статус-кво".

Высказывания Кристофа Рюля широкой публике не стали известными, а сам он скоро покинул Россию. Та "группа лиц", о которой он говорил, по-прежнему поддерживает непрозрачный статус-кво во всем, что касается доходов от экспорта нефти, газа и прочей продукции нефтегазовой промышленности и их распределения. Кто они конкретно, и какой "интерес" они с этого имеют, знают все. Эта "группа лиц" имеет коллективное имя — Власть. Т. е. высшее чиновничество и олигархи.

Обозреватель "Газеты" В. Кучеренко, один из весьма резких критиков экономической политики российского руководства, писал вскоре после того, как разразился мировой финансовый кризис, что в России за все те годы, что на нее проливались потоки нефтегазодолларов, так и не были созданы рабочие структуры, способные превратить эти деньги в инвестиции на приоритетных направлениях, в долгосрочные кредиты для создания передовых производств. "В банковском смысле РФ — колония развитых стран, — считает Кучеренко. — Чтобы профинансировать грандиозные (а других в борьбе с разрухой просто не получается) программы развития страны, нужны мощнейшие специализированные банки. Аналогичные тем, что имелись в СССР. Один банк-гигант должен заниматься аграрными делами, другой — машиностроением, третий — строительством, и т. д. Причем такие супербанки должны выдавать кредиты больших объемов под низкие проценты — и лет на десять. Необходима трехуровневая банковская система: Центробанк — специализированные банки-гиганты — банки мелкие, коммерческие, сберегательные и инвестиционные. Подобной системы в РФ нет. В ней имеются Центробанк и тысячи мелких, маломощных "банчиков". Причем самые крупные банки Росфедерации даже не входят в двадцатку мировых банков. Они — карлики. Выдать большие ссуды, необходимые для осуществления аграрной программы, они не в силах. Нет ресурсов".